Читать книгу Битва при Гастингсе - Тигран Осипов - Страница 12

В которой мы опять заглядываем в дом Уотсона и встречаем много знакомых.

Поздним вечером отправились к своему новому знакомому, Уотсону. По русской традиции – с пустыми руками идти неудобно – Гриша взял (спасибо маме!) пачку печенья, а Владислав извлек из своего чемодана небольшую бутылку коньяка.

После двух тяжелейших дней, после стольких приключений еще куда-то идти! Ну не странно ли? Не объяснишь это намерением просто поддержать интересное знакомство или желанием посидеть у камина. Скорее всего, дело было в самом хозяине, человеке редкой породы, у которого казалось за пазухой спрятан магнит. И вот этот магнит и тянул Гришу и Владислава. А когда друзья, дойдя до моста, свернули на Эйрл-стрит и открыли уже знакомую дверь, оказалось, что магнит Уотсона действует на многих. Если в первое посещение жилище англичанина казалось тихим, уютным уголком, то сейчас не пропадал даром ни один метр пространства. Комната больше напоминала пресс-центр шахматного турнира. Уже знакомая нам корреспондент Guardian Барбара сидела у камина с хозяином, брала интервью, рядом в кресле с бокалом коньяка в руке курил трубку уже знакомый нам распорядитель турнира Пауэр и еще какой-то полный господин, который был в судейской коллегии. За откидным столиком у шкафа трое молодых людей играли в карты. За шахматным столиком шел анализ сыгранной партии. Гриша это понял сразу, так как конечно узнал позицию из своей сегодняшней партии. Анализировали ее Гришин соперник Грегори Алмонд, фаворит турнира Ричард Бишоп и еще какой-то шахматист, лицо которого казалось знакомым. За столиком у телевизора трое играли блиц навылет. Приходу еще двух человек никто не удивился. Те, кто в блиц и в карты играли, даже головы не повернули. Бишоп и Алмонд подняли глаза, кивнули и продолжили анализ. Худой волосатый незнакомец, прищурившись, рассмотрел их сквозь свои круглые очки, тоже кивнул и продолжил мысленные изыскания. Уотсон обернулся, но вместо приветствия, продолжая отвечать на вопрос журналистки, показал пальцем: берите стулья в углу и присоединяйтесь к нам. Два других джентльмена вместо кивка головой просто улыбнулись. Москвичи взяли стулья, подсели к каминной компании. Пауэр достал с полки две чашки и налил обоим чаю. Все это время хозяин не переставал отвечать на вопросы.

– Да поймите же, Барбара! Шахматы не просто игра. Это искусство.

– Даже так?

– Именно! Я настаиваю на этом термине. Просто оно необычное. Есть искусства постигаемые глазами, есть ушами, носом – духи, есть даже языком. Повара ведь тоже себя считают людьми искусства. Что еще? Одежда. Можно долго перечислять. Но что объединяет все или почти все вышеперечисленное. Эти виды искусства не нуждаются в предварительной подготовке для восприятия. Не надо знать никаких правил. От самого простого – включил телевизор, до самого сложного – пошел, купил билет, сходил в театр или в галерею. Все эти искусства, извините, для лентяев. Нет, люди, создающие эти произведения конечно не лентяи, но потребители…

– А в шахматах по-другому?

– Абсолютно! В шахматах, чтобы получить удовольствие от искусства, надо стать соучастником процесса. И главным для шахматиста является не зрение, слух и т.д., а… – тут Уотсон постучал пальцем по голове – Это колоссальная тренировка мозга. Возможно, врачи будущего будут лечить многие заболевания головного мозга при помощи шахмат.

– Такой вопрос очень интересует наших читателей. Компьютеры с каждым годом становятся все более производительными. И как я слышала, все лучше играют в шахматы. Может ли прийти такой день, когда умная машина обыграет человека?

– Если говорить о среднестатистическом игроке, может. И даже скорее чем вы думаете.

– А чемпиона?

– Нет. Этого не случится никогда. Гроссмейстеры экстра-класса обладают кроме знаний и приемов еще огромным пониманием игры. Понимание… Как бы вам объяснить? Это интуиция, помноженная на шахматный талант. Это как сверх сознание. И дается оно единицам. И вот из них-то и делаются чемпионы. Я наблюдал своими глазами как Капабланка, проходя мимо столика, за которым три гроссмейстера анализировали позицию, бросил на ходу: «Белые выигрывают». Он смотрел на позицию эту ну может пять секунд, может десять. А они возили ее полчаса и выигрыша не нашли. Пошли за Капой. Так все называли Капабланку ласково. Капа. Он сначала не понял, что от него хотят, забыл уже этот эпизод, но как только появилась доска, глянул, вспомнил и тут же продемонстрировал выигрыш. Вот это и есть сверх сознание. Чемпион в состоянии за несколько секунд увидеть то, что обычный человек, даже гроссмейстер, вообще не замечает.

– Видеть то, что другие не замечают – это дедукция. Как у Шерлока Холмса?

– Нет, Барбара. Дедукция была лишь инструментом в арсенале великого сыщика. А основой его гениальности было именно сверх сознание. В его случае – это интуиция, помноженная на талант детектива

– Получается шахматный талант как абсолютный слух у музыканта?

– Много больше. Это скорее походит на поэтический дар.

– Мистер Уотсон, вы вот тоже книгу стихов издали. Давайте поговорим об этом.

– Ну, это не совсем стихи. Так, зарифмованные воспоминания, задачи. Если хотите, некоторая реклама нашей игры.

– Я, честно говоря, не все поняла в главе о задачах и этюдах.

– Не расстраивайтесь, Барбара – впервые подал голос Пауэр – Глава рассчитана на некоторую квалификацию. Вот мой друг Босвел дальше предисловия ничего прочесть не смог.

Шутник Пауэр не упустил случая вызвать всеобщий смех – подколоть друга. Особенность шутки состояла в том, что именно толстяк Босвел и писал предисловие к книге. Дождавшись, когда эмоции стихнут, Барбара продолжила:

– Мистер Уотсон! Хоть я мало поняла в шахматной части, зато мне очень понравились ваши шутливые зарисовки. Но только вот верно ли вы даете характеристику разных национальностей. Вот тут у вас – она открыла закладку – Во второй главе. Англичанин – джентльмен, Немец – точность, Русский гордость. Разве можно так говорить про целую нацию?

– И да, и нет. Нет, потому что я писал не про целую нацию, а про тех, кого знаю. Английские шахматисты (Уотсон протянул руку в сторону анализирующей троицы) – джентльмены.

– А немцы?

– Ну а вы когда-нибудь видели опаздывающего немца? Мне не довелось. Ни среди шахматистов, ни вообще – Уотсон повернул голову к картежникам – Герхард, ты когда-нибудь опаздываешь?

– Найн

– А русские у вас получается все гордые?

– Это не у меня получается, это так и есть на самом деле. Очень гордые люди. Я не знаю, что должно произойти, чтобы вот – Уотсон указал на москвичей – Русский с протянутой рукой просил милостыню на улице Гастингса.

У Слонова лицо вытянулось, глаза округлились, а Гриша сильно покраснел. Уотсон спросил:

– Что скажете, молодые люди?

Невежливо молчать и Гриша ответил:

– Да. Я не представляю себя с протянутой рукой на улице Лон… на улице Гастингса.

– Да – выдавил из себя Владислав.

– Спасибо Влади. Но мистер Уотсон, мои вопросы еще не закончились.

– Сейчас продолжим. Ричард! – он протянул руку в сторону анализирующей троицы – Тебе пора, не выспишься.

Бишоп резко повернул голову, но посмотрел не на своего учителя, Уотсона, а очень зло прострелил глазами Гарова. После этого встал и подчеркнуто вежливым тоном сказал своему другу Алмонду:

– Пошли, Грег. У мистера Уотсона новый любимчик. Спокойной ночи!

Поднялись вместе с Алмондом и ушли. Перед тем как закрыть дверь сквозь проем еще раз зло посмотрел на Гришу.

– Ну вот! Мистер Гаров, это он к вам меня так ревнует. Еще, не дай Бог, подумает, что я вас буду готовить к партии с ним. Что скажешь Босвел?

Сосед Пауэра нехотя вытащил изо рта сигару:

– Да, Ричард парень впечатлительный.

Пауэр как всегда решил пошутить:

– Для шахмат самое главное, что без драки.

Босвел попытался конкурировать с Пауэром в чувстве юмора и как обычно не очень ловко:

– Бишоп – джентльмен, да и потом разве можно допустить, чтобы побили нашего гостя из Москвы.

Слонов в стороне не остался:

– Ну, кто кого побил бы вопрос спорный.

Точку в дискуссии поставил хозяин:

– Вот видите, Барбара, живое подтверждение моих слов.

Не успела журналистка о чем-либо спросить, как игравшие в карты тоже собрались уходить. Причем попрощались один по-немецки, второй по-французски, а третий на каком-то неизвестном наречии. Уотсон каждому ответил на его языке. Остальные просто кивнули.

Когда дверной колокольчик прозвонил за последним ушедшим, журналистка снова взяла инициативу в свои руки:

– Мистер Уотсон, еще я хотела бы покопаться в прошлом. Ведь вы прошли войну, лагерь.

– Ваш вопрос… ну это к турниру не относится.

Увидев недовольство на лице друга, Пауэр тут же вступился и как всегда шутливой форме:

– Мистер Уотсон хотел сказать, что это так же вовремя, как если бы вы, кушая ростбиф, обсуждали достоинства пудинга или яблочного джема. Наш друг Босвел так и делает и вот результат – и он показал на огромный живот Босвела. Рассмеялись все, а толстяк Босвел больше всех.

– Если вас так уж интересует эта тема, – хозяин перевел беседу в серьезное русло – Поднимите газеты, журналы. Я столько об этом уже говорил, что новое вряд ли вам расскажу. О книге, о шахматистах, пожалуйста. На время турнира мое внимание только шахматам.

– Странно мистер Уотсон. Но сегодня я не видела вас в турнирном зале.

– Сегодня Воскресенье. Тур начинался утром, а я в это время в церкви был.

Показалось, что журналистка потеряла интерес к собеседнику, но вдруг напоследок возник вопрос:

– А как ваше христианство сочетается с шахматами?

– А в чем проблема?

– Но ведь в древности шахматы запретили.

– Запретили? – Пауэр тут как тут – И кто запретил? Александр Македонский или Калигула?

– А вы шутник мистер Пауэр. Один из римских Пап. Признал их (точно не помню), но что-то типа не богоугодным занятием.

Уотсон пожал плечами и непонимающе скривил губы:

– Я не католик и не знаю факта, о котором вы говорите. Могу лишь предположить, что какой-нибудь Папа проиграл пару партий, вот и отреагировал. К вере в Бога это не имеет никакого отношения.

– Аминь – сказал Пауэр и допил коньяк – Пора домой, а то миссис Пауэр подумает, что я прогуливаюсь с молодой девушкой.

– Пошли, пошли – поднялся Босвел – Заодно проводим мисс Скоулз и твоя жена будет недалека от истины.

– Спасибо джентльмены. Я вам очень благодарна, но не хочу сеять раздор в семье мистера Пауэра. Мой отель рядом, а проводит меня мистер Слонов, если это не трудно.

Ну, какой мужчина в подобной ситуации откажется. Слонов только шепнул Грише: «Я скоро вернусь» и тут же вскочил. Следом собрались и ушли блитцёры. Каждый вежливо попрощался.

Высокий длинноволосый молодой человек Джонатан Спилмен в представлении не нуждался. Гриша его хоть и не сразу, но узнал. Еще бы! Восходящая звезда английских шахмат. Да и спутать его сложно. Эта прическа, и эти круглые профессорские очки. Джонатан был лет на пять постарше Гриши и уже успел понюхать пороху в больших сражениях. Казалось бы, молодые должны перенимать опыт у старших. Ан нет! Уотсон и Спилмен просили Гарова поделиться с ними: как он вывел Алмонда из душевного равновесия и так быстро выиграл. Это что, какая-то разработка психологов? Когда же Гриша рассказал правду, Уотсон хоть и не доктор поставил диагноз: Алмонду надо нервы лечить. Спросили про дебют. Гриша, умолчав об обстоятельствах, честно ответил – тренер показал. Легок на помине. В дверном проеме показалось улыбающееся лицо Слонова.

– Я не поздно?

Ну, вот еще поздно! В самый раз. Только что переместились от камина к шахматному столику и начали разбирать партию. Даже не столько партию, сколько её начало, дебют – важнейшая вещь! Не получишь по дебюту перевеса, поди потом погоняйся за королем соперника! Поэтому дебют изучают. Посвящают ему целые тома, энциклопедии, монографии. Говорят, что недалеко то время, когда дебюты будут настолько изучены, что невозможно станет играть на победу. Ничейная смерть. Страшная штука.

Закончив обсуждать партию, перешли опять к камину. Грише особенно нравилось смотреть, как Уотсон перемещает свое кресло нажатием кнопки. Очень кстати оказался коньяк принесенный Владиславом. Старшее поколение воздало должное выдержанному напитку. Молодежь приступила к чаю с печеньем.

И вот тут-то и возник разговор: возможна ли ничейная смерть? Молодые категорически отрицали такое развитие шахматной истории. Мнения старших разделились. Слонов верил, что на его век шахмат в нынешнем виде хватит вполне. А Уотсон вспомнил Капабланку. Ведь Капа был первым, кто предсказывал ничейную смерть, а ошибался он редко. Что делать если все же подобное произойдет? Гриша пожал плечами. Джонатан напомнил про идею Давида Бронштейна поменять местами все фигуры. На что Владислав резонно заметил – исчезнет гармония. Да, это будут шахматы, но хаотичные, непривлекательные. И конечно все трое посмотрели на старшего. Пусть он в квалификации немного уступает им, но очень опытен, а опыт не заменить ничем. И Уотсон, воздав должное древнему напитку, согласился с Владиславом, что менять местами все фигуры не надо. И тут его осенило! А что если менять не все фигуры, а только две. Взять да поменять местами черного короля с ферзем. Как просто! Все остается как раньше, только полностью меняется теория дебютов. Начинается с чистого листа!