Читать книгу Игрушечные люди. Повести и рассказы - Тимофей Ковальков - Страница 9

Женя Бражик гордо носил звание советского «алконавта»13. То был мастер своего дела с приличным стажем. Толстоватый, лохматый, небрежный, с мутно-зеленым взглядом, с отечным синеватым лицом, Бражик частенько пребывал в состоянии кристально чистого сознания. Проживал наш герой на Ждани14, а промысел его состоял из нехитрых трюков, позволяющих после смены на фрезерном станке насшибать на «красненькое» вечно недостающие метафизические семьдесят копеек15. Женю не раз тыкали в зубы кулаком друзья за задержку тары в процессе пития, за что и заслужил он кликуху Битый. Умом Евгений обладал исключительно практическим, развитым лишь в определенном направлении: знал достоверно, в каком из четырех окрестных магазинов что завезли. Дальше трюков по выканючиванию мелочи фантазия Евгения редко продвигалась. В 1986 году Бражик был совсем юный, и горизонты ширились не в пример нынешней молодежи, то есть, кроме емкостей по рупь семьдесят копеек, случалось ему частенько брать и более содержательные вещи по два пятнадцать.

В тот летний день, кажется, в июне, когда вечерело и мучила жуткая духота, брел Женька Бражик по обычным делам. Известно, что направлялся наш алконавтик к дальнему магазину «у церкви», где давали то, что надобно душе перед самым закатом. Сознание Бражика отличалось особенной пустотой, внутри играл и булькал выжранный ранее литр. Путь пролегал через дворы, заросшие липами. Земля под ногами блестела цветными круглыми обертками, коими целомудренно покрывались зеленые горлышки бутылок с портвейном. Под липами удобно залипнуть, распивая отхваченное в очередях, и в народе известное на Ждани место так и прозвали – Подлипки.

Неподалеку от Подлипок торчала красная телефонная будка, вечно разбитая вдрызг бунтующей с утра молодежью из текстильного ПТУ. В вечерний час в будке ошивался подозрительный гражданин. Женя Бражик моментально окрестил незнакомца Тюленем Брюле. Гражданин полностью оправдывал неизвестную ему самому пока кличку. Расплывчато толстый, неуклюжий, вылезающий из границ не по сезону плотного зеленого плаща, смотрелся Тюлень Брюле нездоровым, оплывшим и мучнистым, как недопеченный белый хлеб, возомнивший себя советским человеком.

Гражданин окликнул Бражика и, тыча ему треснувшей телефонной трубкой в самую морду, начал нести полную ахинею. Безобразие, дескать, какое, автомат неисправен, а тут трансформация не завершена, в потоке коды не зашиты, протокол не отправлен, позывные не розданы.

– Попробуйте вы, пожалуйста, товарищ, – вежливо попросил Тюлень у Бражика.

– Что надо пробовать и с чем? – удивился Бражик.

– Наберите, может, у вас получится! Наберите номер доступа: двести двадцать пять, ноль пять, семьдесят шесть.

– Так ведь не работает же, разбито все к едрена фене, – резонно заметил Бражик.

– А вы наберите, попробуйте.

Бражик приложил к уху трубку – тишина. Стукнул раза два по серому стальному аппарату, и хриплый гудок появился. Тюлень нервно засовывал в щель монету – две копейки. Бражик набрал номер и принялся машинально считать гудки. На пятом гудке трубку снял неведомый абонент на том конце провода и неуверенным голосом произнес: «Алло». Бражик сунул трубку обратно Тюленю, но тот отчаянно замахал руками.

– Мне нельзя теперь, продиктуйте номер выхода, пожалуйста, – зашептал толстяк трагическим тоном.

– Что?

– Диктуйте, диктуйте: система ка-ха-пять-эм-восемь-бэ, левый выход…

Бражик очумело посмотрел вокруг и, растерявшись, послушно повторил эту околесицу из букв в трубку не своим привычным, а механическим голосом.

– Слушай, мужик, че за пердень бегемота, а? Ваще, за это полагается в рыло… У тя копеек семьдесят есть? – решил Женя перевести тему в привычное русло.

– Есть, а что, еще дают в такое время? – удивился Тюлень.

– Ты че, нездешний, суслик? У церкви там выкидывают, пошли давай, скреби пока по сусекам, как композитор Скрябин.

Они почапали вместе к магазину «у церкви» как два приятеля-обывателя, Тюлень Брюле и Битый Бражик. А вечер тем временем наполнился незримой мистикой. Впрочем, в порыве к заветной цели некогда было обдумывать отмеченные краем сознания природные отклонения. А обдумать, на самом деле, стоило бы – посерело, как перед грозой, звуки вечера смолкли, как будто под невидимым плотным одеялом. И назойливый тополиный пух, подобно снегу, летел, не касаясь земли.

У магазина не было привычной суеты, что резануло раздраженное сознание Бражика. «А где все-то, блоха в ухо?» – подумал Женя и оглянулся. Только пузатая бабка в черном пальто с каракулевым воротником прислонилась к стене неподалеку. Стоит и, как дохлая лошадь, таращится на них с Тюленем.

– Плодовое есть, звезда? – рявкнул он

«Во, Тухлятина де Воляй», – мгновенно окрестил нелепую бабку Бражик и шмыгнул в магазин, чтобы меньше думать о всякой ерунде. В привычном грязном полумраке винного закутка было пусто. Ни тебе очереди, ни криков, ни шума. У Бражика шаблон мышления начал разрываться надвое. Впрочем как утешительный приз, за прилавком сидела молодая продавщица. Молодуха, хоть и знакомая для Бражика, раздражала его. Чем конкретно она так резала мутно-зеленый взгляд Бражика, размышлять было некогда сейчас. Не терпелось.

– Плодовое есть, звезда? – рявкнул он.

– Сколько? – металлическим голосом спросила продавщица.

– Эй, небоскреб, ты там наскреб что? – обернулся Бражик к Тюленю.

Тюлень протягивал мелочь горкой и мятые желтые рубли. Взяли четыре кегли, отошли за угол. Глотнули, полегчало, но не прояснилось. Вместе с дымком от «Беломора» потянулся и разговор.

– Сам-то откуда, тюлень? – спросил Бражик.

– Управление десять-а, сектор трансформации, – ответил Тюлень.

– Ну ты и пингвин. Секретный, что ли, Штирлиц, сука? А где все, не знаешь?

– Кто все?

– Как кто, народ: Мажорик, Федька Имбецил, Серега Скелет, Игорек Мощеный, Тарас Квас! Ваще, толпа вся где?

– Устранены, должно быть.

– Что ты несешь, крокодил? Куда устранены?!

– Трансформация – вещь хитрая, тела утилизированы, а присутствие может искусственно индуцироваться в радиусе твоего временного проникновения, – Тюлень улыбнулся от значимости произносимой абракадабры улыбкой третьесуточного мертвеца.

– Куда утилизированы? Какого еще моржового проникновения? Дядя, мы третью кеглю только сосем, а ты уже белочек сачком ловишь? – совсем опешил Бражик.

– А ты, красавец, думаешь, ты где сейчас находишься? – хитро так спросил Тюлень.

– Как где? Здесь я нахожусь…

– Здесь, ха-ха, – подавился в пьяном смехе Тюлень, – дебил, какое тебе «здесь»? Здесь вам не тут.

– Эй, хватит кроссворд из своей тюленьей жопы вытягивать! Давай раскрой расклад, используя русский язык Пушкина, мать твою.

– А вот хочешь я тебе лучше покажу, друг? – пьяно промямлил Тюлень. «Красненькое» уже дошло в самый далекий пункт назначения, и толстяк заметно разомлел и еще больше выполз из-под швов плаща во все стороны пространства.

– Давай показывай, Штирлиц, – согласился Бражик.

– Допивай четвертую и поехали.

– Куда еще?

– Увидишь, вот и такси наше подошло.

Бражик изумленно оглянулся и увидел совсем не такси, а черную, матовую, как кусок эбонита, «Волгу», подъехавшую незаметно к магазину. Тюлень потянул Бражика за рукав, они вползли внутрь. Молчаливый и хмурый водитель в сером мышином костюме резко тронул с места. Бражик начал трезветь на ходу: «Замели, бизоны, замели социал-предатели, но за что?» – подумал он. «Волга» быстро метнулась по пустым улицам в сторону Грайвороновской, выскочила за кольцо и подъехала как на крыльях к Николо-Архангельскому кладбищу. Серость вечера уплотнилась. По-прежнему не было ни души, и тишина резала ухо хуже звука фрезерного станка.

Тюлень и Бражик вывалились из машины, а мышиный шофер остался покуривать серую сигаретку. Тюлень потащил Бражика по аллеям. Могилы выглядели непривычно, богато, что ли. Ведь Бражик приходил сюда совсем недавно, и все смотрелось иначе. Хоронили тогда Нюрку-активистку по кличке Паскуда из депо метрополитена, попавшую под поезд и разрезанную ровненько надвое: сиськи справа, коленки слева. Пили херес вместе… Стоп!!! От алкоголя в крови Бражика мигом не осталось и следа. Неведомый доктор мог сделать ему сейчас анализ крови, и тот показал бы не больше промилле, чем в слезе северного оленя. Холодный пот выступил на лбу и шее. Продавщица в магазине!!! Ой, она и есть та Нюрка-активистка. Сознание Бражика начало буксовать и булькать: буль-буль-буль.

Но долго булькать сознанию не пришлось, нечто поудивительнее зажмурившейся Нюрки-активистки, отпускающей плодовое, увидел он. Среди могил мелькнул серый матовый гранит с надписью:

Это же Мажорик, друг и сосед, каждодневный приятель по кеглям! А вот и другие! Следом на участке двести пять вырисовывались знакомые до зубной боли имена на гранитах: Серега по кличке Скелет, Игорек по кличке Мощеный. У всех на памятниках выбит год смерти 1991.

«Но сейчас только 1986! И всего-то делов, что по две тары портвейна подняли на борт. Товарищ Блюхер, я охреневаю! Где моя лошадь, дорогая редакция? Скорую к кладбищу!» – так металась мысль несчастного Жени Бражика, выраженная в невнятном бормотании.

А Тюлень еще больше расплылся в пространстве, счастливый от произведенного эффекта. Он потянул Бражика за рукав и спросил:

– Ну, так где ты сейчас, дорогуша: здесь или там?

– Здесь я, – промямлил Бражик и начал терять и без того полностью потерянное сознание.

– Нет, друг, ты уже там, – сказал Тюлень.

В довершение режущей нелепости происходящего мечущийся из стороны в сторону взгляд Бражика уловил рядом с одной из могил тощую как скелет, костлявую девицу в синем купальнике с букетом гвоздик в руке. Что особенно не стыковалось: на ногах девицы были надеты грубые лыжные ботинки с красными шнурками. Девица оглянулась на него, посмотрела внимательно сквозь круглые очочки пронзительным взглядом синих глаз и отчетливо произнесла: «Упокойся с миром, странник!» Бражик пошатнулся и грузно повалился на ограду.

Очнулся Евгений в психиатрическом отделении подмосковного невропатологического санатория «Бодрость». Молоденькая медсестра растолковала смысл сложного диагноза – диссоциативной фуги. Бражик потерял память, к тому же печень, пораженная алкоголем, не справилась с нагрузкой. Недельку валялся без сознания, но теперь пойдет на поправку. Лечит Бражика сам профессор Йолкин Олег Исаевич.

– Хорошие у вас друзья, не забывают, навещают, – добавила медсестра.

– Какие друзья? – удивился Бражик.

– Как, вы что, не помните друзей? Георгий Иванович, Сергей Владимирович, Игорь Петрович каждый день навещают. И такие культурные, вежливые, в костюмах и на иномарках.

– На каких марках?

– «Мерседес», БМВ, кажется. Вы что, не знали?

– Какое эмвэ? – Бражик ослабел и начал отключаться снова.

Вскоре Бражика выписали, печень подлечили импортными препаратами, присланными закадычным другом, директором департамента Министерства связи Георгием Ивановичем Прожоровым. А на дворе стоял уже 1991 год, все поменялось в видимой Вселенной. Лекарства, к слову, оплатили валютой, а ее в то время сумел достать бывший Мажорик, ныне перевоплощенный в чиновника высокого полета.

А на дворе стоял уже 1991 год, все поменялось в видимой Вселенной

Однако память подводила Женю Бражика. Случилась частичная амнезия, выпали напрочь последние шесть лет жизни. В остальном последствия болезни никак не сказались на последующей карьере. Вскоре Бражик занял пост председателя правления одного из крупнейших столичных банков. Коллеги по бизнесу отмечали тогда, что Евгений Бражик был талантливым бизнесменом новой волны, поражавшим окружающих заскоками. Впрочем, а кто без них в нашем время? Среди странностей характера отмечали болезненную суеверность, смешные фобии вроде боязни старушек в черном и отставных военных. Бражик избегал любых кладбищ и ездил только на белых авто. И, что совсем нехарактерно для российского бизнесмена широкой души, несчастный бросил пить. Впоследствии возглавляемый Бражиком банк ушел в небытие, а Бражик, по слухам, эмигрировал в США и живет в штате Нью-Йорк.