Читать книгу Лунный камень - Уилки Коллинз - Страница 10

Здесь я считаю необходимым сделать остановку.

Освежив собственные воспоминания и получив подтверждение от Пенелопы, сверившейся со своим дневником, я пришел к выводу, что мы слишком быстро миновали промежуток времени между появлением мистера Франклина и днем рождения мисс Рейчел. Большую его часть дни сменяли друг друга, не принося с собою ничего, достойного быть упомянутым. С вашего позволения и с помощью Пенелопы, я упомяну лишь некоторые даты, оставив за собой право вновь взяться за ежедневный рассказ, как только мы дойдем до того времени, когда Лунный камень сделался в нашем доме предметом всеобщего внимания.

Теперь мы можем продолжить, начав, разумеется, с бутылочки пахучей жидкости, которую я нашел ночью на гравийной дорожке.

На следующее утро (двадцать шестого числа) я показал мистеру Франклину этот предмет магического инвентаря и рассказал то, о чем уже поведал вам. По его мнению, индусы не только рыскали вокруг дома, охотясь за алмазом, но еще имели глупость верить в собственную магию (он имел в виду то, что они делали какие-то знаки над головой мальчика, а потом лили ему на ладонь чернила, ожидая, что после этого он сможет видеть людей и предметы, недоступные человеческому зрению). Мистер Франклин сообщил мне, что в нашей стране, как и на Востоке, есть люди, практикующие подобные ритуалы (только без чернил) и называющие это французским словом, означающим что-то наподобие ясновидения.

– Можете не сомневаться, – сказал мистер Франклин, – индусы решили, что мы держим алмаз здесь, и привели своего ясновидящего мальчишку, чтобы он указал им к нему путь, если бы им ночью удалось пробраться в дом.

– Думаете, они снова попытаются это сделать? – спросил я.

– Это зависит от того, – ответил он, – что мальчишка может на самом деле. Если он способен рассмотреть алмаз сквозь железные стенки сейфа в фризинголлском банке, до поры до времени индусы не будут нас беспокоить. Если же это ему не под силу, у нас появится еще одна возможность поймать их во дворе, прежде чем пройдет несколько ночей.

Я преданно дожидался этой возможности, но, странное дело, она так и не представилась.

То ли фокусники услышали в городе, что мистер Франклин побывал в банке, и сделали соответствующие выводы, то ли мальчик действительно узрел алмаз там, где он теперь хранился (во что я, откровенно признаюсь, не верю), то ли, в конце концов, причиной тому была обычная случайность, в течение недель, предшествовавших дню рождения мисс Рейчел, ни тени индусов не показывалось рядом с нашим домом. Фокусники оставались в городе и занимались своим ремеслом, а мы с мистером Франклином выжидали, решив вести себя как ни в чем не бывало, чтобы не спугнуть мошенников. Этим отчетом о действиях каждой из сторон заканчивается все, что я могу рассказать об индусах.

Двадцать девятого числа мисс Рейчел и мистер Франклин придумали новый способ проводить время, которое в ином случае висело бы на них тяжким грузом. Я упоминаю о понравившемся им занятии неспроста – вскоре вы увидите, что это имеет отношение к тому, что произошло впоследствии.

В большинстве своем господа имеют в жизни очень опасный подводный камень, камень собственной праздности. Большую часть жизни они смотрят по сторонам, ища, чем бы заняться, и потому забавно наблюдать – особенно если они наделены что называется вкусом к чему-либо умственному, – как часто они слепо бросаются в неблаговидные дела. В девяти случаях из десяти они кого-то мучают или что-то портят, при этом свято веря, что таким образом развивают свой мозг, тогда как в действительности всего лишь устраивают бардак в доме.

Я своими глазами видел (прошу прощения у леди и у джентльменов), как они каждый день, к примеру, выходили из дому с пустыми коробками из-под пилюль и ловили тритонов, жучков, паучков и лягушек, после чего несли их домой, где насаживали несчастные создания на булавки или разрезали их без капли сожаления на мелкие кусочки. Можно было увидеть, как молодой господин или молодая госпожа с увлечением рассматривают через увеличительное стекло внутренности какого-нибудь из своих пауков, или встретить на лестнице безголовую лягушку, а когда ты задаешь вопрос, что означает эта бессмысленная жестокость, тебе отвечают: она означает, что молодой господин или молодая госпожа питают интерес к естествознанию. В другой раз можно было наблюдать, как они часами вместе разрезают тоненькими ножами прекрасный цветок из глупого любопытства – им, видите ли, захотелось узнать, из чего цветок состоит. Он что, станет красивее или будет лучше пахнуть, если вы это узнаете? Бедняжки должны как-то проводить время! Должны проводить время.

В детстве вы лепили куличики из мерзкой грязи, а когда выросли – занимаетесь мерзкими науками, разрезая пауков и портя цветы. И в первом, и во втором случае происходит это оттого, что вашей бедной пустой голове не о чем задуматься, а бедным праздным рукам нечем заняться. Заканчивается это тем, что вы портите холсты красками, наполняя дом неприятными запахами; или держите головастиков в аквариуме с грязной водой, портя всем в доме аппетит; или откалываете куски от каменной глыбы, отчего потом во всей еде в доме оказывается каменная крошка; или занимаетесь фотографией, пачкая пальцы и беспощадно воспроизводя лица всех в доме.

Спору нет, тяжело приходится людям, которые вынуждены зарабатывать на жизнь, одежду, крышу над головой и пропитание. Но сравните день самой тяжелой работы с праздностью, которая расчленяет цветы и пролазит в животы пауков, и возблагодарите судьбу за то, что вашей голове есть о чем думать, а рукам есть чем заняться.

Что касается мистера Франклина и мисс Рейчел, с удовольствием сообщаю, что они не стали никого мучить и ограничились тем, что устроили бардак в доме, и, нужно отдать им должное, испортили они только одну дверную панель.

Универсальный гений мистера Франклина, проявлявшийся в чем угодно, на этот раз проявил себя в том, что он назвал «декоративной живописью». Как-то раз он сообщил нам, что изобрел новую смесь для разведения красок, назвав ее «разбавитель». Из чего она состояла, я не знаю, но, если вы спросите, что она делала, я отвечу в двух словах: она воняла. Поскольку мисс Рейчел загорелась желанием испробовать новинку в действии, мистер Франклин выписал из Лондона материалы, смешал их (все это сопровождалось таким запахом, что даже собаки, заходя в дом, начинали чихать), надел на мисс Рейчел поверх платья фартук и нагрудник и поручил ей украсить ее же маленькую гостиную, называемую за неимением подходящего английского слова «будуаром».

Начали они с внутренней стороны двери. Мистер Франклин соскоблил пемзой красивый лак, создал, как он выразился, «поверхность для работы», после чего мисс Рейчел по его указаниям и с его помощью покрыла поверхность узорами и фигурами – грифонами, птицами, цветами, купидонами и так далее, – перерисовав их с картин одного знаменитого итальянского художника, имя которого у меня вылетело из головы, того самого, который наводнил мир Мадоннами и завел любовницу из булочной. Работа эта была медленная и грязная, но наши юные леди и джентльмен не знали устали. Когда они не ездили верхом, не встречались с друзьями, не трапезничали или не пели, они голова к голове, трудолюбиво, как пчелы, портили дверь. Кто там из поэтов сказал, что Сатана всегда находил злое дело для праздных рук? Если бы он занимал мое положение в доме да увидел мисс Рейчел с ее кистью и мистера Франклина с его «разбавителем», ничего более точного о них он бы не написал.

Следующий заслуживающий упоминания день – воскресенье, четвертое июня.

В тот вечер мы в людской первый раз взялись обсуждать один домашний вопрос, который, подобно украшению двери, связан с событием, о котором будет рассказано позже.

Видя, какое удовольствие мистер Франклин и мисс Рейчел находят в обществе друг друга, и заметив, сколько у них общего во всех отношениях, мы, разумеется, стали думать о том, могут ли они оказаться голова к голове не ради украшения двери, а ради чего-то иного. Кто-то из нас говорил, что еще до конца лета в доме будет свадьба. Другие (под моим предводительством) признавали вероятность того, что мисс Рейчел может выйти замуж, но сомневались (по причине, которая вскоре проявится), что женихом окажется мистер Франклин Блейк.

В том, что мистер Франклин, со своей стороны, был влюблен, любой, кто видел его или слышал, не мог усомниться. Трудность заключалась в том, чтобы понять мисс Рейчел. Позвольте мне иметь честь познакомить вас с нею, после чего я предоставлю вам возможность решить самим, если сможете.

Приближалось двадцать первое июня, день рождения моей молодой хозяйки. Если вам нравятся брюнетки (а я слышал, что в большом свете они в последнее время вышли из моды) и если вы не имеете предрассудков относительно роста, то я могу заверить вас, что мисс Рейчел – одна из красивейших девушек, на которых когда-либо падал ваш взгляд. Маленькая и худенькая, но идеально сложена с головы до ног. Видеть, как она садится, видеть, как она встает и особенно как ходит, было достаточно любому здравомыслящему мужчине, чтобы понять, что прелесть ее фигуры (если вы простите меня за это выражение) заключена в теле, а не одеяниях. Волосы, чернее которых мне видеть не приходилось; глаза под стать; нос, признаю, недостаточно крупный, но уста и подбородок (цитируя мистера Франклина) – «лакомые кусочки для богов»; а цвет кожи (если верить тому же авторитетному мнению) теплый, как само солнце, с тем великим преимуществом, что любоваться им можно в любое время. Добавьте к вышеупомянутому вызывающую, гордую посадку высоко поднятой головы, чистый голос с правильным металлическим переливом и улыбку, прелестно начинающуюся в глазах и только после этого переходящую на губы, и перед вами ее портрет, лучший, который я мог изобразить, во всей красе!

«А что же ее нрав?» – спросите вы. Разве у этого очаровательного существа не было ни одного недостатка? У нее было ровно столько недостатков, сколько их у вас, сударыня, ни больше ни меньше.

Если серьезно, моя милая красавица мисс Рейчел, обладая всяческими положительными и привлекательными качествами, имела один недостаток, о котором строгая беспристрастность повествования не позволяет умолчать. От большинства девушек ее возраста она отличалась тем, что у нее имелись свои собственные идеи, и она была достаточно упряма для того, чтобы бросить вызов самой моде, если мода не соответствовала ее взглядам. В мелочах ее независимость не доставляла никому особых хлопот, но в вещах серьезных (как считала миледи и как считал я) она порой заходила слишком далеко. Она знала себе цену, как мало кто из женщин вдвое старше нее; она никогда не спрашивала совета; никогда не сообщала заранее, что собирается делать; никогда не делилась тайнами и не доверяла никому, начиная с матери. В пустяках и важных делах, с людьми, которых она любила, и с людьми, которых ненавидела (а любила и ненавидела она одинаково искренне), мисс Рейчел неизменно шла своим путем, полагаясь в жизненных радостях и невзгодах только на себя. Не раз я слышал от миледи: «Для Рейчел лучший друг и самый заклятый враг – сама Рейчел».

Добавлю к этому еще одно, и все.

При всей ее скрытности и упрямстве в ней не было и тени фальши. Не помню, чтобы она хотя бы раз не сдержала слова, не помню, чтобы она сказала «нет», имея в виду «да». Но я помню, как в детстве маленькая добрая душа брала на себя вину и терпела наказание за какую-нибудь провинность любимой подруги. Никто не слыхал, чтобы она признавалась в этом, когда правда всплывала и ее начинали расспрашивать. Но никто не слыхал, чтобы она лгала. Она смотрела вам прямо в глаза, дерзко качала головкой и заявляла просто: «Не скажу». Когда за это ее опять наказывали, она, должно быть, жалела, что сказала «не скажу», но никогда не признавалась в этом, даже когда ее сажали на хлеб и воду. Упрямая, порой дьявольски упрямая… и все же прелестнейшее создание, когда-либо рождавшееся в этом бренном мире. Быть может, вы усмотрели в этом некоторое противоречие? В таком случае скажу вам по секрету: ближайшие двадцать четыре часа внимательно присматривайтесь к своей жене, и если за это время ваша дражайшая половина не делает ничего противоречивого – помоги вам Бог! Вы женились на чудовище.

Ну вот, я познакомил вас с мисс Рейчел, что, как вы увидите, натолкнет вас на вопрос о видах этой молодой девушки на замужество.

Двадцатого июня моя хозяйка послала одному джентльмену в Лондон приглашение приехать на день рождения мисс Рейчел. Это был тот счастливец, которому, как я полагаю, тайно принадлежало ее сердце. Как и мистер Франклин, он был ее кузеном, звали его мистер Годфри Эйблуайт.

Вторая сестра миледи (не пугайтесь, больше мы не будем углубляться в семейные дела), так вот, вторая сестра миледи разочаровалась в любви, но позже все же вышла замуж по принципу «либо сейчас, либо никогда», и брак этот был что называется неравным. Вся семья была взбудоражена, когда благородная Каролина объявила, что собирается выйти за мистера Эйблуайта, простого фризинголлского банкира. Он был очень богат, уважаем и произвел на свет на удивление многочисленную семью – все это до поры до времени говорит в его пользу. Но он вздумал подняться до высокого положения, и это сыграло против него. Однако время и современная просвещенность все расставляют на свои места, и неравный брак с честью выдержал испытание. Сейчас мы все становимся людьми широких взглядов, и мне (при условии, что вы придерживаетесь того же мнения), хоть в парламенте, хоть вне его, нет дела до того, герцог вы или мусорщик. В наши дни сложилось такое отношение к жизни, а я не отстаю от современности. Эйблуайты жили в красивом доме с землями в пригороде Фризинголла. Очень достойные люди, уважаемые в округе. На этих страницах мы не будем уделять им чересчур много внимания, кроме мистера Годфри, второго сына мистера Эйблуайта, который, с вашего позволения, займет здесь достойное место из-за мисс Рейчел.

На мой взгляд, при всей яркости, при всех своих талантах мистер Франклин едва ли мог превзойти мистера Годфри в глазах юной леди.

Начать с того, что мистер Годфри обладал более яркой внешностью: больше шести футов росту; гладкое, круглое лицо, выбритое чисто, как ладонь; на молочных щеках – яркий румянец; чудесные длинные льняные волосы, небрежно ниспадающие позади шеи. Но зачем, спрашивается, я вам его описываю? Если вы когда-нибудь жертвовали деньги женскому благотворительному обществу в Лондоне, вы знаете мистера Годфри Эйблуайта не хуже, чем я. По профессии он был адвокатом, по темпераменту – дамским угодником, а по собственному выбору – добрым самаритянином. Ни богатые, ни бедные женщины не могли без него обойтись. В материнских обществах, боровшихся за помещение бедных женщин в работные дома; в обществах Святой Магдалины, боровшихся за спасение бедных женщин; в обществах, боровшихся за равноправие и ратовавших за передачу рабочих мест бедных мужчин бедным женщинам с тем, чтобы мужчины сами пробивались в жизни, – везде он был вице-президентом, управляющим и членом. Если где-то собирался комитет с участием женщин, там неизменно присутствовал мистер Годфри, со шляпой в руке, который сдерживал пыл собрания и вел милых созданий по тернистому деловому пути. Подозреваю, что это самый совершенный филантроп (из обладающих небольшим состоянием), которого когда-либо рождала английская земля. Непросто было найти другого такого оратора, который на благотворительных собраниях с такой же легкостью заставлял бы слушателя проронить слезу и расстаться со своими деньгами. Он до мозга костей был фигурой общественной. В последний раз, когда я был в Лондоне, моя госпожа доставила мне два удовольствия: послала меня в театр посмотреть на модную танцовщицу и в Эксетер-холл – послушать мистера Годфри. Дама выступала с оркестром, джентльмен – с платком и стаканом воды. Толпы – на первом представлении, то же самое – на втором. И вдобавок ко всему этому, вы не найдете другого такого душевного, открытого, кроткого человека (я имею в виду мистера Годфри). Он любил всех, и все любили его. Какие шансы на успех имел мистер Франклин да и кто-либо с обычной репутацией и способностями против него?

Четырнадцатого числа пришел ответ мистера Годфри.

Он принял приглашение моей хозяйки погостить у нее со среды (дня рождения) до пятницы, когда из-за обязанностей в женских благотворительных обществах ему придется вернуться в город. К письму он приложил стихотворное посвящение тому, что он поэтично назвал «днем явления на свет» своей кузины. Как мне сообщили, мисс Рейчел, присоединившись к мистеру Франклину, за обедом потешалась над этим стихотворением, и Пенелопа, которая была всецело на стороне мистера Франклина, торжествующим тоном спросила меня, что я об этом думаю.

– Дорогая, мисс Рейчел ведет тебя по ложному следу, – ответил я. – Но мой нос не так-то просто обмануть. Дождись, когда вслед за стихами мистера Эйблуайта появится сам мистер Эйблуайт, тогда и посмотришь.

Дочь ответила, что мистер Франклин может попытать счастья и сделать ход до того, как за стихотворением последует поэт. В подтверждение этого мнения должен сказать, что мистер Франклин не упускал возможности любыми способами добиться благосклонности мисс Рейчел.

К примеру, он, один из самых заядлых курильщиков, которых мне доводилось встречать, отказался от сигар, потому что она как-то сказала, что ей не нравится запах табака, впитавшийся в его одежду. После этого акта самоотречения он так плохо спал из-за отсутствия привычного успокаивающего воздействия курения и спускался по утрам с таким изможденным и уставшим видом, что сама мисс Рейчел начала умолять его вернуться к своей привычке. Куда там! Он не сделает ничего, что может доставить ей хоть миг неудовольствия. Он будет сражаться решительно и рано или поздно вернет себе сон терпеливостью и силой воли. Подобная преданность, скажете вы (и как сказали некоторые из слуг внизу), не могла не произвести впечатления на мисс Рейчел, тем более преданность, поддерживаемая каждодневным расписыванием двери. Так-то оно так, да только у себя в спальне она держала фотографию мистера Годфри, на которой тот был изображен выступающим на собрании, с волосами, раздуваемыми дыханием собственного красноречия, и прекрасными глазами, которые своей неподдельной искренностью заставляют вас достать деньги из кармана и пожертвовать на какое-нибудь благое дело. Что вы на это скажете? Каждое утро (что я знаю от Пенелопы) мужчина, без которого не могли обойтись женщины, в уменьшенном изображении, наблюдал за мисс Рейчел, когда она расчесывала волосы. И в скором времени он будет наблюдать за нею по-настоящему – таково было мое мнение.

Шестнадцатого июня произошло событие, которое, как мне показалось, значительно снизило шансы мистера Франклина.

В то утро странный джентльмен, разговаривавший на английском с заграничным акцентом, зашел в дом и попросил позвать мистера Франклина Блейка по делу. Дело это не могло иметь никакого отношения к алмазу по двум причинам: во-первых, мистер Франклин мне об этом ничего не говорил, во-вторых, он сообщил о нем (после того как этот джентльмен ушел) миледи. Та, вероятно, в свою очередь намекнула о чем-то дочери. Во всяком случае, говорили, что в тот вечер за фортепиано мисс Рейчел сказала что-то резкое мистеру Франклину по поводу людей, среди которых он жил прежде, и правил, которые он перенял за границей. На следующий день впервые ничего не было сделано для украшения двери. Подозреваю, что мистера Франклина в Англии настигли последствия какого-то опрометчивого поступка (в отношении либо женщины, либо денежного долга), совершенного на континенте. Однако все это лишь догадки. На этот раз не только мистер Франклин, но и, как это ни странно, миледи оставили меня в неведении.

Семнадцатого, судя по всему, тучи рассеялись. Они вернулись к украшению двери и снова стали добрыми друзьями. Если верить Пенелопе, мистер Франклин воспользовался примирением, чтобы сделать предложение мисс Рейчел, и не получил ни согласия, ни отказа. Моя девочка была уверена (по некоторым признакам, перечислением которых я не стану вас утомлять), что ее молодая хозяйка ушла от ответа, не поверив в искренность мистера Франклина, а потом втайне жалела, что так к нему отнеслась. Хотя отношения между молодой хозяйкой и Пенелопой носили более доверительный характер, чем обычно бывает между господами и слугами (они ведь, можно сказать, вместе росли), я все же знал скрытный характер мисс Рейчел слишком хорошо, чтобы поверить, что она могла таким образом раскрыть кому бы то ни было душу. Подозреваю, что дочь в данном случае всего лишь выдавала желаемое за действительное.

Девятнадцатого случилось еще одно происшествие. К нам наведался доктор. Его вызвали прописать лекарство особе, которую я уже имел возможность представить вам на этих страницах, нашей второй горничной, Розанне Спирман.

Бедная девушка, которая, как вы уже знаете, озадачила меня на Зыбучих песках, в то время, о котором я пишу, озадачила меня еще больше. Предположение Пенелопы, что ее подруга влюбилась в мистера Франклина (о чем моя дочь по моему настоянию никому не рассказывала), по-прежнему казалось мне нелепым. Однако я должен признать, после того, что увидел лично я и увидела моя дочь, поведение второй горничной начало казаться странным, если не сказать больше.

К примеру, девушка постоянно старалась оказаться на пути у мистера Франклина, делала она это незаметно, исподволь, но в том, что она это делала, сомнений быть не могло. Он же обращал на нее внимания не больше, чем на кошку, казалось, ему даже не приходило в голову, что на простое лицо Розанны можно хотя бы взглянуть. Несчастная девушка, и так не отличавшаяся хорошим аппетитом, почти вовсе перестала есть, а по утрам ее глаза имели все признаки недосыпания и слез. Однажды Пенелопа стала свидетелем события настолько неловкого, что мы сразу же решили не предавать его огласке. Она застала Розанну у туалетного столика мистера Франклина, когда та тайком заменила розу, подаренную ему мисс Рейчел, чтобы он вставил ее в петлицу, на розу, которую выбрала сама. После этого случая она пару раз позволяла себе дерзить, когда я, беспокоясь о ней же, намекал ей, что стоит быть осторожнее; хуже того, она отвечала не слишком почтительно в тех редких случаях, когда мисс Рейчел случайно обращалась к ней.

Миледи заметила эту перемену и спросила у меня, что я об этом думаю. Я попытался защитить девушку, сказав, что она захворала, поэтому девятнадцатого числа, как вы уже знаете, и был вызван доктор. Он странности поведения девушки объяснил расшатавшимися нервами и усомнился в том, что она может продолжать работать в доме. Миледи предложила для смены обстановки отправить ее на одну из наших ферм, дальше от берега. Розанна со слезами на глазах просила и умоляла оставить ее, и я в недобрый час посоветовал миледи подождать еще немного. Как показали последовавшие события и как вы скоро увидите, это был худший совет, который я мог дать. Если бы я только мог заглянуть в недалекое будущее, я бы в ту же минуту своими собственными руками увел Розанну из дома.

Двадцатого пришла записка от мистера Годфри. Он решил на ночь остановиться во Фризинголле, чтобы посоветоваться с отцом об одном деле. На следующий день он вместе с двумя старшими сестрами должен был приехать к нам верхом до обеда. К записке прилагалась изящная фарфоровая шкатулка в подарок мисс Рейчел, с любовью и пожеланиями всего наилучшего. Мистер Франклин подарил ей только простой медальон, вполовину дешевле шкатулки. Между тем дочь моя Пенелопа – такова упрямая натура женщин – по-прежнему пророчила ему победу.

Хвала небесам, мы наконец-то добрались до кануна дня рождения. Думаю, вы согласитесь, что на этот раз я подвел вас к нужному месту без особых задержек в дороге. Веселее! Сейчас я побалую вас новой главой, и, что важно, глава эта окунет вас в самую гущу событий.