Читать книгу Лунный камень - Уилки Коллинз - Страница 13

Часть первая
Пропажа алмаза (1848)
События, рассказанные Габриелем Беттереджем, дворецким Джулии, леди Вериндер
Глава XI

Оглавление

Когда последние гости разъехались, я вернулся в зал и увидел Сэмюэля готовящим бренди с содовой на боковом столике. Миледи и мисс Рейчел вышли из гостиной в сопровождении двух джентльменов. Мистер Годфри взял бренди с содовой, мистер Франклин решил ничего не пить. Он уселся с измученным видом, думаю, разговоры в этот день рождения утомили его.

Миледи повернулась пожелать им спокойной ночи и строго посмотрела на злосчастное наследие полковника, сверкавшее на платье ее дочери.

– Рейчел, – сказала она, – куда ты на ночь положишь алмаз?

Мисс Рейчел пребывала в том приподнятом настроении, когда хочется говорить глупости и упрямо настаивать на них, будто это самые разумные вещи на свете. Иногда такое находит на молодых девиц, когда они в конце насыщенного сильными ощущениями дня пребывают в крайнем возбуждении. Сначала она заявила, что не знает, куда прятать алмаз. Потом сказала: «О, положу на туалетный столик с остальными украшениями». Затем она вспомнила, что алмаз может сам светиться в темноте призрачным лунным светом, и поняла, что это может испугать ее ночью. Потом она подумала про индийский шкафчик в своей гостиной и тотчас решила положить индийский алмаз в индийский шкаф, чтобы два изумительных туземных произведения полюбовались друг другом. Позволив потоку глупостей дойти до этой точки, мать вмешалась и остановила дочь.

– Милая, в твоем индийском шкафчике нет замка, – сказала миледи.

– Боже, мама! – воскликнула мисс Рейчел. – Здесь что, постоялый двор? У нас в доме есть воры?

Не обращая внимания на этот нелепый ответ, миледи пожелала джентльменам спокойной ночи, потом поцеловала мисс Рейчел.

– Почему бы тебе сегодня не отдать его мне? – спросила она.

Мисс Рейчел восприняла это предложение, как лет десять назад восприняла бы предложение расстаться с новой куклой. Глядя на нее, миледи поняла, что никакие уговоры не помогут.

– Рейчел, завтра утром, как только встанешь, зайди в мою комнату. Мне нужно будет тебе кое-что сказать.

С этими словами она медленно вышла из комнаты, думая о чем-то своем и, по всей видимости, не радуясь тому, куда мысли заводили ее.

Следующей попрощалась мисс Рейчел. Она пожала руку сначала мистеру Годфри, который в другом конце зала рассматривал какую-то картину, потом подошла к мистеру Франклину, все так же молча сидевшему с усталым видом в углу.

Что они сказали друг другу, не знаю, но я стоял перед большим трюмо в старой раме, поэтому мне было прекрасно видно в отражении, как она украдкой достала медальон, который он ей подарил, и показала ему с улыбкой, явно означавшей что-то необычное. Лишь после этого она пошла к себе. Это небольшое происшествие несколько поколебало мою уверенность в собственных суждениях. Я начал думать, что Пенелопа, возможно, права насчет чувств ее юной хозяйки.

Как только глаза мистера Франклина оторвались от мисс Рейчел, он заметил меня. Его непостоянный нрав, менявшийся по любому поводу, успел измениться в отношении индусов.

– Беттередж, – сказал он, – мне начинает казаться, что я слишком серьезно отнесся к словам мистера Мертуэта в саду. Наверное, он просто хотел попотчевать нас историями из жизни путешественников. Вы правда хотите спустить собак?

– Да, я сниму с них ошейники, – ответил я, – и дам им побегать ночью, если они что-то почуют.

– Хорошо, – кивнул мистер Франклин. – Завтра решим, что делать, – утро вечера мудренее. У меня нет желания пугать тетушку без очень веских на то оснований. Спокойной ночи, Беттередж.

Он выглядел таким бледным и усталым, когда прощался со мной и брал свечку, чтобы пойти наверх, что я осмелился предложить ему выпить на ночь глоток бренди с содовой. Мистер Годфри, подойдя к нам из другого конца зала, поддержал меня и голосом, полным дружеского сочувствия, но настойчиво порекомендовал ему выпить что-нибудь, прежде чем ложиться спать.

Все эти незначительные мелочи я упоминаю только лишь потому, что после всего увиденного и услышанного в тот день мне было приятно заметить, что наши два джентльмена остаются в хороших отношениях. Словесная перепалка (услышанная Пенелопой в гостиной) и соперничество за благосклонность мисс Рейчел, похоже, не привели к серьезной размолвке. Однако же они оба были люди светские, сдержанные, а люди, имеющие высокое положение, отличаются тем, что они гораздо менее склонны к ссорам, чем простолюдины.

Мистер Франклин отказался от бренди и пошел наверх с мистером Годфри, их комнаты находились по соседству. Однако на площадке то ли кузен все же уговорил его, то ли он, как обычно, изменил решение.

– Может быть, мне ночью захочется выпить, – крикнул он сверху мне. – Пришлите бренди в мою комнату!

Я поручил Сэмюэлю отнести бренди, а сам вышел из дома и спустил собак с цепи. Потеряв голову оттого, что им дали свободу в такое позднее время, они начали радостно прыгать на меня, как щенки. Впрочем, дождь скоро остудил их веселье. Полакав воды, они забрались обратно в свои конуры. Возвращаясь в дом, я заметил на небе признаки того, что погода может измениться к лучшему. Но пока лил сильный дождь, и земля превратилась в настоящую кашу.

Мы с Сэмюэлем, как обычно, обошли дом и заперли окна и двери. Я лично сам все проверил, не доверяя в этот раз своему помощнику. Все было надежно закрыто и заперто, когда я уложил свои старые косточки в кровать где-то между полуночью и часом ночи.

Наверное, тревоги прошедшего дня не прошли даром, ибо меня коснулся недуг мистера Франклина – заснуть мне удалось лишь под утро. Пока я бодрствовал, в доме было тихо, как в могиле. Ничто не нарушало тишины, кроме плеска дождя и вздохов поднявшегося к утру ветра в ветках деревьев.

Примерно в половине восьмого я проснулся и открыл окно навстречу приятному солнечному дню. Часы пробили восемь, и я уже шел посадить на цепь собак, как вдруг у меня за спиной на лестнице послышался шорох юбок.

Я повернулся и увидел Пенелопу, которая неслась ко мне, как сумасшедшая.

– Отец! – закричала она. – Скорее, идемте наверх! Алмаз исчез!

– Ты с ума сошла? – спросил я.

– Исчез! – повторила Пенелопа. – Исчез, и никто не знает как! Пойдемте, сами увидите.

Она потащила меня за собой в гостиную ее молодой хозяйки, ведущую в ее спальню. Там, на пороге спальни, стояла мисс Рейчел с лицом почти таким же бледным, как ее белый пеньюар. Дверцы индийского шкафчика были распахнуты настежь, а один из ящиков торчал, выдвинутый на всю длину.

– Смотрите! – сказала Пенелопа. – Я своими глазами видела, как мисс Рейчел вчера вечером положила алмаз в этот ящик.

Я подошел к шкафчику. Ящик был пуст.

– Это правда, мисс? – спросил я.

С лицом, не похожим на ее лицо, голосом, не похожим на ее голос, мисс Рейчел повторила слова моей дочери:

– Алмаз исчез.

С этими словами она шагнула в спальню, закрыла и заперла дверь.

Не успели мы опомниться, как появилась миледи, которая услышала мой голос в гостиной дочери и зашла справиться, что случилось. Новость об исчезновении алмаза ее потрясла. Она тут же постучала в дверь спальни мисс Рейчел и потребовала, чтобы дочь впустила ее. Мисс Рейчел открыла ей дверь.

Тревога, разнесшаяся по дому со скоростью пожара, тут же охватила наших джентльменов.

Первым из своей комнаты вышел мистер Годфри. Услышав о том, что случилось, он в недоумении всплеснул руками, что говорило не в пользу его душевной твердости. Мистер Франклин, на спокойный, взвешенный совет которого я рассчитывал, услышав в свою очередь новость, оказался так же беспомощен, как и его кузен. Каким-то чудом ему удалось наконец хорошенько выспаться, и эта непривычная роскошь, как он сам выразился, вызвала у него какую-то заторможенность ума. Однако, после того как мистер Франклин выпил чашечку кофе (он, по заграничному обычаю, всегда пил кофе за пару часов до завтрака), в голове у него прояснилось, его здравомыслящая сторона вышла на передний план, и он взял дело в свои руки, решительно и умно.

Первым делом он созвал слуг и велел все двери и окна на первом этаже (за исключением входной двери, которую я открыл) оставить точно в таком положении, в каком они находились вчера вечером, когда мы запирались. Далее он посоветовал кузине и мне еще раз проверить, не закатился ли алмаз случайно в какое-нибудь невидимое для глаз место, скажем, под заднюю стенку шкафчика или за стол, на котором стоял шкафчик. Обыскав вместе с нами оба места и ничего не найдя, вдобавок еще раз допросив Пенелопу и услышав от нее не больше того немногого, что она уже мне рассказала, мистер Франклин предложил поговорить с мисс Рейчел и отправил Пенелопу постучать в дверь ее спальни.

На стук из спальни вышла миледи, а в следующее мгновение мы услышали, как мисс Рейчел заперла дверь изнутри. Моя хозяйка подошла к нам, вид у нее был растерянный и огорченный.

– Исчезновение алмаза ошеломило Рейчел, – сказала она в ответ на вопрос мистера Франклина. – Она сама не своя и даже со мной не хочет говорить. Пока что вы никак не сможете с ней пообщаться.

Преумножив нашу растерянность этим рассказом о мисс Рейчел, миледи с некоторым усилием вернула себе свои обычные спокойствие и решительность.

– Я полагаю, выбора нет, – спокойно произнесла она. – Придется вызывать полицию.

– И первое, что должны сделать полицейские, – подхватил мистер Франклин, – это схватить индийских фокусников, которые вчера здесь выступали.

Миледи и мистер Годфри (не зная того, что знали мистер Франклин и я) удивленно воззрились на него.

– Мне сейчас некогда объяснять, – продолжил мистер Франклин, – могу только сказать, что это наверняка индусы украли алмаз. Выдайте мне рекомендательное письмо к одному из судей во Фризинголле, – сказал он, обращаясь к миледи. – Просто скажите ему, что я представляю ваши интересы и желания, и я поеду с ним тотчас. Чтобы поймать воров, нельзя терять ни минуты. (Nota bene: не важно, то ли это была французская сторона мистера Франклина, то ли английская, важно, что сейчас проявилась его правильная сторона. Вопрос был только в том, как долго она продержится.)

Он положил перо и бумагу и поставил чернильницу перед тетей, которая (как мне показалось) несколько неохотно написала письмо, о котором он просил. Если бы можно было просто закрыть глаза на пропажу драгоценного камня стоимостью в двадцать тысяч фунтов, я думаю, что при отношении миледи к ее покойному брату и при том недоверии, которое вызвал у нее его подарок, она бы дала ворам безнаказанно уйти с Лунным камнем, да еще втайне вздохнула бы с облегчением.

Я вышел с мистером Франклином в конюшню и, улучив минуту, спросил у него, как индусы (которых я, разумеется, так же, как он, заподозрил в первую очередь) могли проникнуть в дом.

– Один из них мог проскользнуть в зал, когда гости разъезжались, – предположил мистер Франклин. – Он мог прятаться под диваном, когда тетя и Рейчел говорили о том, куда на ночь спрятать алмаз. Ему нужно было просто дождаться ночи и достать камень из шкафа. – С этими словами он крикнул конюху, чтобы открыли ворота, и ускакал.

Мне это показалось единственным разумным объяснением. Но как вору удалось выбраться из дома? Утром входная дверь была заперта на замок и задвижку, как я ее оставил с вечера. Все остальные двери и окна тоже были надежно закрыты. К тому же собаки! Предположим, вор выпрыгнул из окна на верхнем этаже, но как он спасся от собак? Заранее запасся отравленным мясом? Как только эта мысль появилась у меня в голове, из-за угла выбежали оба пса и принялись кататься по мокрой траве с таким оживлением и весельем, что мне с большим трудом удалось их усмирить и снова посадить на цепь. Чем больше я об этом думал, тем менее правдоподобной казалась мне версия мистера Франклина.

Мы позавтракали – что бы ни случилось в доме, хоть кража, хоть убийство, завтракать нужно обязательно. Когда закончили, миледи позвала меня к себе, и мне было велено рассказать об индусах и их заговоре все то, о чем я до сих пор умалчивал. Будучи женщиной мужественной, она довольно быстро оправилась от потрясения, которое вызвал у нее мой рассказ. По-видимому, ее больше тревожило состояние дочери, чем негодяи язычники и их заговор.

– Вы знаете, как Рейчел не похожа на других девушек и что порой с нею бывает трудно, – сказала мне миледи. – Но я никогда не видела, чтобы она была такой странной и замкнутой, как сейчас. Она точно обезумела после пропажи камня. Кто бы мог подумать, что этот ужасный алмаз завладеет ею за столь короткое время?

Действительно странно. Если говорить об игрушках и разных безделушках, мисс Рейчел в отличие от большинства девочек не была без ума от них. Однако же сейчас она была безутешна, заперлась у себя в комнате и никого не хотела видеть. Справедливости ради нужно отметить, что она была не единственным человеком в доме, кто оказался выбит из привычной колеи. К примеру, мистер Годфри, так сказать, профессиональный утешитель, похоже, не знал, откуда черпать силы. Не придумав, чем заняться, и не имея возможности применить свой опыт в утешении несчастных женщин, он не знал покоя и бесцельно слонялся по дому и двору. После случившегося перед ним встал выбор: уехать и освободить оказавшуюся в столь неприятном положении семью от ответственности перед ним как перед гостем или же остаться в расчете на то, что его скромные услуги могут принести пользу. В конце концов он решил, что в столь необычных и волнующих обстоятельствах последнее будет наиболее разумным и правильным. Обстоятельства испытывают металл, из которого сделан человек, на прочность. Металл, из которого был сделан мистер Годфри, оказался не таким прочным, как я думал. Что касается служанок, они, за исключением державшейся отдельно Розанны Спирман, шушукались по углам, поглядывая подозрительно по сторонам, что свойственно слабой половине человечества, когда в доме случается что-то из ряда вон выходящее. Да я и сам не находил себе места. Проклятый Лунный камень все перевернул с ног на голову.

Незадолго до одиннадцати вернулся мистер Франклин. Судя по его виду, за это время под гнетом свалившейся на него ответственности решительность покинула его. Если уезжал он галопом, то воротился шагом. Нас он покинул сделанным из стали, а вернулся набитым ватой и совершенно безвольным.

– Ну что? – спросила миледи. – Полиция едет?

– Да, – ответил мистер Франклин. – Мне они сказали, что выезжают сразу за мной. Ваш местный старший инспектор Сигрейв и два его человека. Чистая формальность. Это дело безнадежно.

– Значит, индусам удалось уйти, сэр? – спросил я.

– Бедные индусы совершенно несправедливо были посажены в тюрьму, – сказал мистер Франклин. – Они невинны, как новорожденное дитя. Моя версия о том, что кто-то из них прятался в доме, рассеялась как дым. С остальными моими версиями то же самое. Было доказано, – прибавил мистер Франклин, с запалом подчеркивая свою несостоятельность, – что это просто невозможно.

Решительно ошеломив нас этим совершенно неожиданным поворотом дела о Лунном камне, наш юный джентльмен по просьбе тетушки сел и стал все объяснять.

Как выяснилось, решительная сторона его продержалась до самого Фризинголла. Он все четко изложил судье, и судья тотчас послал за полицией. Когда начали искать индусов, первым делом оказалось, что они даже не пытались покинуть город. Дальнейшее наведение справок выявило, что они все трое вместе со своим мальчиком вернулись во Фризинголл накануне между десятью и одиннадцатью часами вечера, и это (учитывая время и расстояние) также доказывало, что они пошли туда сразу после выступления у нас. Позже, в полночь, полиция, получив возможность обыскать меблированные комнаты, в которых жили индусы, обнаружила там всю троицу, как обычно, вместе с мальчиком. В начале первого ночи я сам надежно запер дом. Трудно было представить более веские доказательства в пользу индусов. Судья сказал, что они пока даже не попадают под подозрение. Однако возможно, что, когда полиция начнет изучать дело, прояснятся обстоятельства – уж он постарается, – которые позволят фокусников задержать как жуликов и бродяг, чтобы они недельку посидели под замком в нашем распоряжении. В городе они по незнанию сделали что-то (я забыл, что именно), позволявшее распространить на них действие закона. Действие любого человеческого института (включая правосудие) всегда можно немного растянуть, достаточно подойти к этому с нужной стороны. Уважаемый судья был старым другом миледи, и индусы оказались арестованы на неделю, как только наутро открылся суд.

Так мистер Франклин описал нам события, произошедшие во Фризинголле. Индийская нить загадки об исчезновении камня оборвалась в наших руках. Если не фокусники, то кто же, во имя всего святого, выкрал Лунный камень из шкафчика мисс Рейчел?

Через десять минут, к нашему большому облегчению, в дом вошел старший инспектор Сигрейв. Он сообщил, что, проходя по террасе, встретился с мистером Франклином, сидевшим там на солнце (полагаю, это взяла верх его итальянская сторона), который предупредил проходящих мимо полицейских, что расследование можно даже не начинать, поскольку дело безнадежно.

Для семьи в нашем положении трудно было пожелать посетителя более уместного, чем старший инспектор Фризинголла. Мистер Сигрейв был высок ростом, величав и имел армейскую выправку. К тому же он обладал зычным командирским голосом, твердым решительным взглядом и великолепным мундиром, красиво усаженным пуговицами во всю длину. «Я тот, кто вам нужен», – было написано у него на лице, и указания своим подчиненным он давал строгим тоном, убедившим нас, что с таким человеком лучше не шутить.

Начал он с того, что обошел весь дом, внутри и снаружи, и осмотр этот доказал ему, что воры не проникали в дом со двора и что, следовательно, кражу совершил человек, находившийся внутри. Можете сами представить выражение лиц слуг, когда они впервые услышали это официальное заявление. Далее старший инспектор решил осмотреть будуар, после чего занялся обыском комнат слуг, предварительно поставив своего человека на лестницу с указанием никого не пропускать до получения следующих указаний.

Услышав последнее приказание, представительницы слабой половины человеческого рода и вовсе обезумели. Они выбежали из своих углов, дружно устремились наверх в комнату мисс Рейчел (на этот раз увлекая с собой и Розанну), и все с одинаково виноватым видом обступили старшего инспектора Сигрейва, требуя немедленно сообщить им, кого именно из них он подозревает.

Господин старший инспектор оказался на высоте. Обведя женщин решительным взглядом, он привел их в трепет своим военным голосом.

– Женщины, ну-ка ступайте вниз, все до одной. Нечего вам тут делать. Вот, смотрите, – вдруг сказал старший инспектор, указывая на маленькое пятнышко смазанной краски на раскрашенной двери мисс Рейчел, под самым замком у внешнего края. – Видите, что вы уже натворили своими юбками? Очистить помещение! Выходим!

Розанна Спирман, стоявшая ближе всех к нему и ближе всех к пятнышку на двери, первой явила образец послушания и тотчас вернулась к своей работе. Остальные последовали за ней.

Старший инспектор закончил осмотр комнаты и, ничего не найдя, спросил меня, кто первым обнаружил пропажу. Пропажу обнаружила моя дочь. За ней и послали.

Господин старший инспектор сначала взялся за Пенелопу чересчур напористо:

– Слушайте меня, и я напоминаю, вы должны говорить только правду.

Пенелопа тут же выпалила:

– Меня никогда не учили говорить ложь, господин полицейский! И если отец может стоять здесь и смотреть, как меня обвиняют во лжи и воровстве, не пускают в собственную спальню и отнимают доброе имя, единственное, что осталось у бедной девушки, то он не такой добрый отец, каким я его считаю!

Своевременно сказанное мною слово сделало отношения между правосудием и Пенелопой теплее. Потекли вопросы и ответы, допрос не принес ничего, стоящего упоминания. Дочь видела, как мисс Рейчел вчера вечером положила алмаз в ящик шкафчика перед тем, как лечь спать. Утром в восемь часов она принесла мисс Рейчел чай и обнаружила ящик выдвинутым и пустым. После этого она подняла тревогу в доме – и на этом свидетельства Пенелопы закончились.

Далее господин старший инспектор попросил пригласить к нему саму мисс Рейчел. Пенелопа передала его просьбу хозяйке через дверь. Ее ответ был передан нам тем же путем: «Мне нечего сказать полицейским… Я никого не хочу видеть». Услышав этот ответ, наш опытный полицейский выглядел в равной степени удивленным и оскорбленным. Я сказал ему, что молодая хозяйка нездорова, и попросил немного повременить с допросом. После этого мы пошли вниз, где в зале встретили мистера Годфри и мистера Франклина.

Поскольку оба джентльмена были гостями, их спросили, могут ли они пролить свет на это дело. Никому ничего известно не было. Не слышали ли они прошлой ночью какие-нибудь подозрительные звуки? Они не слышали ничего, кроме стука дождя. Слышал ли я, заснувший позже остальных, что-либо необычное? Ничего! Освобожденный от допроса мистер Франклин, все еще считавший расследование пустой тратой времени, шепнул мне:

– Этот человек нам не поможет. Старший инспектор Сигрейв – осел.

Освобожденный в свою очередь мистер Годфри шепнул мне:

– Настоящий знаток своего дела. Беттередж, я ему полностью доверяю.

Сколько людей, столько и мнений, как сказал один из древних мыслителей задолго до меня.

Дальнейшие шаги господина старшего инспектора снова привели его в будуар, я и моя дочь от него не отставали. Его задача была проверить, не сдвигалась ли ночью мебель с места – по-видимому, предыдущий осмотр этой комнаты зашел не настолько далеко, чтобы у него на этот счет не осталось вопросов.

Пока мы толкались между кресел и столов, дверь спальни неожиданно отворилась. Не захотев ни с кем встречаться, мисс Рейчел, к нашему величайшему изумлению, сама по своей воле пришла прямо к нам. Взяв со стула свою летнюю шляпку, она подошла к Пенелопе с таким вопросом:

– Мистер Франклин Блейк посылал вас ко мне сегодня утром?

– Да, мисс.

– Он хотел поговорить со мной?

– Да, мисс.

– Где он сейчас?

Услышав голоса на террасе, я выглянул в окно, увидел обоих джентльменов, прогуливающихся внизу, и ответил вместо дочери:

– Мистер Франклин на террасе, мисс.

Без единого слова, не обращая внимания на пытавшегося заговорить с ней старшего инспектора, она, бледная как смерть и странно погруженная в свои собственные мысли, вышла из комнаты и спустилась к кузену на террасу.

Это было проявлением неуважения, это было проявлением отсутствия хороших манер, но я не удержался и посмотрел в окно, когда мисс Рейчел встретилась с указанным джентльменом на террасе. Она подошла к мистеру Франклину так, будто не замечала стоявшего рядом мистера Годфри, который при ее появлении посторонился, а потом и вовсе ушел, оставив их одних. С мистером Франклином она, видимо, говорила в большом раздражении. Длилось это недолго и, судя по выражению лица джентльмена, которое я видел из окна, поразило его невыразимо. Пока они разговаривали, на террасе появилась миледи. Мисс Рейчел, увидев ее, сказала несколько последних слов мистеру Франклину и вдруг, прежде чем мать успела подойти к ним, вернулась в дом. Миледи удивилась и, видя удивление мистера Франклина, обратилась к нему. Мистер Годфри присоединился к ним и тоже заговорил. Мистер Франклин немного походил с ними и, полагаю, сказал, что только что произошло, ибо оба его собеседника, сделав несколько шагов, вдруг остановились как громом пораженные. Не успел я заметить все это, как дверь гостиной с грохотом распахнулась, мисс Рейчел стремительно прошагала в свою спальню, злая и разгневанная, с горящими глазами и пылающими щеками. Господин старший инспектор попытался было снова расспросить ее, но она у самой двери спальни развернулась и в бешенстве закричала:

– Я не хочу вас видеть! Мой алмаз пропал! Ни вы, ни кто-либо другой не найдет его, никогда!

С этими словами она вошла в спальню и заперла за собой дверь. Пенелопа, стоявшая к ней ближе всего, услышала, как ее хозяйка зарыдала, как только снова осталась одна.

Одно мгновение в ярости, следующее – в слезах. Что это означает?

Я сказал главному инспектору: это означает, что мисс Рейчел слишком расстроилась из-за потери камня. Мне было горько видеть, как молодая хозяйка выходит из себя, даже перед полицейским офицером, поэтому, заботясь о чести семьи, я как мог принес извинения. Но в душе я был крайне озадачен необычным поведением и словами мисс Рейчел. Основываясь на сказанном ею у двери спальни, я мог только заключить следующее: ее смертельно обидело то, что мы вызвали полицию, и удивление мистера Франклина на террасе было вызвано тем, что она ему (как человеку, непосредственно вызывавшему полицейских) об этом сказала. Однако если это предположение верно, то почему она, потеряв алмаз, возражала против присутствия в доме тех самых людей, которые по роду службы должны были заниматься его поисками? И откуда, скажите на милость, она могла знать, что Лунный камень уже никогда не найдут?

При нынешнем положении вещей надежды на то, что кто-либо в доме даст ответы на эти вопросы, не было. Мистер Франклин, похоже, считал ниже своего достоинства передавать слуге – даже такому старому слуге, как я, – что мисс Рейчел сказала ему на террасе. Мистер Годфри, который как джентльмен и родственник, видимо, пользовался доверием мистера Франклина, доверие это уважал и молчал. Миледи, несомненно, тоже посвященная в тайну и единственная, кто имел доступ к мисс Рейчел, открыто заявляла, что ничего не могла с нею поделать. «Ваши разговоры об алмазе только злят меня!» При всем материнском влиянии она не смогла выдавить из нее больше ни слова.

Таким образом, мы зашли в тупик и с мисс Рейчел, и с Лунным камнем. В первом случае миледи была бессильна нам помочь. Во втором (и вы сейчас сможете сами в этом убедиться) мистер Сигрейв был близок к растерянности и замешательству.

Обыскав весь будуар и не сделав никаких открытий среди мебели, наш многоопытный сыщик спросил у меня, было ли вообще слугам известно, куда на ночь спрятали алмаз.

– Во-первых, я знал, куда его положили, сэр, – ответил я. – Сэмюэль, лакей, тоже это знал, потому что находился в зале, когда решали, куда на ночь положить алмаз. Знала моя дочь, она вам уже об этом говорила. Она или Сэмюэль могли упомянуть об этом кому-то из слуг… Или кто-то еще из слуг мог услышать тот разговор через боковую дверь зала, которая могла быть открыта на черную лестницу. Насколько я понимаю, кто угодно в доме мог знать, где ночью хранился алмаз.

Мой ответ дал господину старшему инспектору довольно широкое поле для подозрений, поэтому он попытался сузить его, попросив меня описать характеры слуг.

Я сразу подумал о Розанне Спирман. Но я не должен был, да и не было у меня такого желания, наводить сыщика на подозрения в адрес бедной девушки, чья честность никогда не вызывала у меня сомнений. Смотрительница в исправительном доме отрекомендовала ее миледи искренне раскаявшейся и заслуживающей доверия девушкой. Старший инспектор сначала должен был найти повод ее подозревать, и лишь после этого, не раньше, моим долгом будет сообщить ему, как она попала в дом миледи.

– У всех наших людей отменные рекомендации, – сказал я. – И все они заслуживают доверия, которое оказывает им хозяйка.

После этого мистеру Сигрейву оставалось одно, а именно: взяться за работу и лично познакомиться со всеми слугами.

Одного за другим их всех подвергли допросу. И каждый из них заявлял, что ему нечего сказать, причем говорили они это, особенно женщины, очень пространно и с большим негодованием, вызванным запретом пользоваться их комнатами. Когда всех отправили вниз заниматься своими делами, Пенелопа была вызвана и допрошена второй раз отдельно.

Небольшая вспышка дочери в будуаре и готовность, с которой она посчитала себя подозреваемой, произвели на старшего инспектора Сигрейва неблагоприятное впечатление. К тому же ему, кажется, не давало покоя то, что она была последней, кто видел алмаз той ночью. Когда допрос был закончен, моя девочка пришла ко мне, клокоча от гнева. Сомнений не осталось: этот полицейский, можно сказать, прямым текстом заявил, что считает ее вором! Я едва ли мог поверить, что он (по мнению мистера Франклина) мог быть таким ослом. Но, хоть он и ничего в этом смысле не говорил, мне было неприятно видеть, каким взглядом он смотрит на мою дочь. В разговоре с Пенелопой я только посмеялся над ее словами, как будто ее предположение было слишком нелепым, чтобы относиться к нему серьезно, что, впрочем, соответствовало действительности. Боюсь, что в душе я глупейшим образом тоже рассердился. Видеть дочь в таком состоянии было довольно тяжело. Она сидела в углу, безутешно закрыв лицо передником. Глупо, скажете вы. Она могла дождаться, когда он предъявит ей обвинения открыто. Что ж, я как человек взвешенный готов это признать. И все равно, господин старший инспектор мог и вспомнить, что… Не важно, что он мог вспомнить. Черт бы его побрал!

Следующий и последний этап расследования довел дело, как говорится, до кризиса. Сыщик провел разговор (на котором я присутствовал) с миледи. Сообщив ей о том, что алмаз украл кто-то из домашних, он попросил разрешения для себя и своих людей обыскать комнаты и сундуки слуг. Моя добрая хозяйка, благородная, честная женщина, отказала ему в праве обращаться с нами, как с ворами.

– Я никогда не соглашусь отплатить таким образом, – решительно сказала она, – за то, чем я обязана моим преданным слугам.

Господин старший инспектор раскланялся, бросив в мою сторону взгляд, в котором ясно читалось: «Зачем нужно было звать меня, если мне вот так связывают руки?» Я, старший среди слуг, почувствовал, что мы не имеем права злоупотреблять благородством нашей хозяйки.

– Мы сердечно благодарим вас, ваша светлость, – сказал я, – но просим разрешения поступить так, как должно в этом деле, и выдать наши ключи. Когда Габриель Беттередж подаст пример, – продолжил я, останавливая старшего инспектора Сигрейва у самой двери, – ручаюсь, остальные слуги ему последуют. Вот для начала мои ключи!

Миледи взяла меня за руку и поблагодарила со слезами на глазах. Боже, чего бы я ни отдал в тот миг, чтобы иметь право хорошенько вздуть старшего инспектора Сигрейва!

Как я и обещал, остальные слуги, поворчав, все же последовали моему примеру. Дамы были недовольны тем, как полицейские офицеры обыскивали их вещи. Повар выглядел так, как будто мог поджарить господина старшего инспектора живьем в печи, а дамы выглядели так, словно могли бы его съесть, когда повар закончит.

Старший инспектор Сигрейв удалился в мою комнату, чтобы решить, что делать дальше. Он со своими людьми уже провел в доме несколько часов и ни на йоту не приблизился к пониманию того, каким образом Лунный камень был похищен и кого подозревать.

Пока полицейский размышлял наедине, меня послали к мистеру Франклину в библиотеку. И как только моя рука оказалась на двери, та вдруг распахнулась и, к моему величайшему удивлению, мне навстречу шагнула Розанна Спирман.

После того как утром они подметают и убирают, ни первой, ни второй горничной там делать нечего. Я остановил Розанну и тотчас сделал ей выговор за нарушение домовой дисциплины.

– Что вам понадобилось в библиотеке в такое время? – осведомился я.

– Мистер Франклин обронил одно из своих колец наверху, – сказала Розанна, – и я ходила его ему отдать.

Лицо девицы загорелось, она вскинула голову и ушла с важным видом, оставив меня в полном недоумении. Происходящее в доме, несомненно, в той или иной степени огорчало всех служанок, но никто из них не позволял себе забываться так, как Розанна.

Мистера Франклина я нашел пишущим за столом. Едва я вошел в библиотеку, он попросил приготовить лошадей на станцию. Первые же звуки его голоса дали мне понять, что сейчас снова победила его решительная сторона. Человек из ваты исчез, и передо мной вновь сидел человек из стали.

– Едете в Лондон, сэр? – поинтересовался я.

– Еду телеграфировать в Лондон, – сказал мистер Франклин. – Я убедил тетю, что нам нужна помощь человека поумнее, чем старший инспектор Сигрейв, и получил от нее разрешение отправить телеграмму своему отцу. Он знаком с начальником полиции, а начальник полиции может выбрать человека, который решит загадку Лунного камня. Кстати, о загадках, – понизив голос, произнес мистер Франклин. – Пока вы не ушли в конюшню, я скажу вам еще кое-что, только никому об этом ни слова. Либо у Розанны Спирман не все в порядке с головой, либо она знает больше, чем ей следовало бы знать.

Не могу сказать, что больше: удивили или огорчили меня его слова. Будь я помоложе, я бы признался в этом мистеру Франклину. Но с возрастом приобретаешь одну превосходную привычку: если ты не знаешь, как поступить, то ты молчишь.

– Она принесла мне кольцо, которое я потерял в спальне, – продолжил мистер Франклин. – Я ее поблагодарил и, разумеется, думал, что после этого она уйдет, но вместо этого она остановилась перед столом напротив меня и стала смотреть на меня с каким-то странным выражением, наполовину испуганным, наполовину фамильярным – я не смог понять. «Странное это дело с алмазом, сэр», – необычно порывисто произнесла она. Я сказал: «Да, странное», – и стал ждать, что будет дальше. Честное слово, Беттередж, она точно свихнулась! Она сказала: «Они ведь никогда не найдут алмаз, верно, сэр? Нет. И того, кто его взял… Могу поручиться». Она – представляете! – кивнула и улыбнулась мне! Прежде чем я успел спросить, что она хотела этим сказать, мы услышали ваши шаги. Мне показалось, она боялась, что вы ее застанете здесь. Во всяком случае, она переменилась в лице и ушла. Что, черт побери, это значит?

Даже тогда я не смог заставить себя рассказать ему историю девушки. Это было все равно что объявить ее вором. К тому же, если бы я даже выложил все начистоту и даже если предположить, что это она украла алмаз, причина, заставившая ее раскрывать свою тайну не кому-нибудь, а мистеру Франклину, все равно осталась бы непонятной.

– Я не хочу, чтобы у бедной девушки были неприятности только из-за того, что у нее ветреный характер и странная манера разговаривать, – продолжил мистер Франклин. – Но если она скажет инспектору то, что сказала мне, то такой недалекий человек, боюсь… – Он замолчал, не договорив.

– Сэр, – сказал я, – здесь наилучший выход – мне поговорить об этом с миледи при первой же возможности. Она принимает дружеское участие в Розанне, и, в конце концов, девица, может быть, просто глупа и норовиста. Когда в доме что-то происходит, сэр, служанки любят смотреть на дело с мрачной стороны, это дает бедняжкам ощущение собственной важности. Если кому-нибудь случится захворать, можно не сомневаться, женщина предречет больному смерть. Если пропадает какой-то ценный предмет, она обязательно скажет, что его никогда не найдут.

Такой взгляд на вещи (признаюсь, я, поразмыслив, и сам начал склоняться к этому), кажется, успокоил мистера Франклина. Он сложил телеграмму и закончил разговор. Я отправился в конюшню готовить пони и экипаж и по дороге заглянул в людскую, где обедали слуги. Розанны Спирман среди них не оказалось. На мой вопрос мне ответили, что она вдруг почувствовала себя плохо и пошла в свою комнату полежать.

– Забавно, когда я ее видел в последний раз, она выглядела вполне здоровой, – заметил я.

Пенелопа вышла следом за мной.

– Не нужно так говорить при них, отец, – сказала она. – Слуги от этого только еще больше настроятся против Розанны. Бедняжка вся истомилась от любви к мистеру Франклину Блейку.

Это был новый взгляд на поведение девицы. Если Пенелопа права, странные слова и поведение Розанны объяснялись одним: ей было все равно, что говорить, если, застигнув мистера Франклина врасплох, она могла заставить его заговорить с ней. Если это правильный ответ на загадку, тогда можно понять и ее высокомерность, когда она проходила мимо меня в зале. Пусть даже он сказал ей всего два слова, она добилась своего, и мистер Франклин заговорил с ней.

Я лично наблюдал за тем, как запрягают пони. В окружившем нас адском хитросплетении загадок и неопределенностей наблюдать за тем, как прекрасно понимают друг друга ремешки и пряжки, было настоящим облегчением. Когда вы видите пони между оглоблями экипажа, вы видите то, в чем невозможно сомневаться. А это, доложу я вам, стало большой редкостью в нашем доме.

Подъезжая на экипаже к парадной двери, я обнаружил, что у порога меня ждет не только мистер Франклин, но еще мистер Годфри и старший инспектор Сигрейв.

Размышления господина полицейского (каковым он предался после того, как не нашел алмаз ни в комнатах, ни в сундуках слуг), видимо, навели его на совершенно новые выводы. Продолжая придерживаться первоначальной версии – а именно, что драгоценность похитил кто-то, находившийся в доме, – наш многоопытный сыщик теперь думал, что вор (кем бы он ни считал бедную Пенелопу, ему хватило ума не говорить об этом вслух) действовал в сговоре с индусами, и потому принял решение переместить свое внимание на сидевших в фризинголлской тюрьме фокусников. Узнав об этом, мистер Франклин вызвался отвезти старшего инспектора в город, откуда телеграфировать в Лондон было не сложнее, чем с нашей станции. Мистер Годфри, по-прежнему преданно веривший в мистера Сигрейва и страстно желавший увидеть допрос индусов, упросил полицейского разрешить ему поехать с ним во Фризинголл. В доме на всякий случай оставались двое младших полицейских. Остальные должны были вернуться со старшим инспектором в город. Таким образом, все четыре места в экипаже были заняты.

Прежде чем взяться за вожжи, мистер Франклин отвел меня в сторонку пошептаться.

– С отправкой телеграммы в Лондон я повременю, – доверительно сообщил он, – пока не узнаю, что даст допрос индусов. Я убежден, что этот бестолковый полицейский не знает, что делать, и просто пытается выиграть время. На мой взгляд, версия, что кто-то из слуг был в сговоре с индусами, – несусветная чушь. Беттередж, наблюдайте за домом, пока я не приеду, и попытайтесь понять, что у Розанны Спирман на уме. Я не прошу вас делать ничего недостойного или жестокого по отношению к девушке, просто хочу, чтобы вы были немного внимательнее, чем обычно. Мы попытаемся скрыть все это от тети, но дело это намного важнее, чем вы, возможно, предполагаете.

– Речь идет о двадцати тысячах фунтов, сэр, – сказал я, думая о стоимости алмаза.

– Речь идет о спокойствии Рейчел, – серьезно ответил мистер Франклин. – Меня это очень беспокоит.

Он вдруг отошел от меня, как будто хотел оборвать дальнейший разговор. Мне показалось, я понял почему. Он боялся, что, продолжая разговор, может выдать мне тайну слов, сказанных ему мисс Рейчел на террасе.

Они уехали во Фризинголл. Я был готов поговорить с Розанной наедине, решив, что это будет в ее же интересах, но удобного случая так и не представилось. Она снова спустилась только к чаю, при этом была капризна и возбуждена. У нее явно был, что называется, приступ истерии. Она приняла по указанию миледи нюхательной соли, после чего была отправлена обратно к себе.

День уныло полз к безотрадному завершению. Мисс Рейчел не выходила из своей комнаты, заявив, что слишком нездорова, чтобы выйти к обеду. Миледи из-за дочери была в таком плохом настроении, что я не смог заставить себя еще больше расстроить ее рассказом о том, что Розанна Спирман сказала мистеру Франклину. Пенелопа упорствовала в своем убеждении, что ее вот-вот вызовут в суд, допросят и бросят в тюрьму за воровство. Остальные женщины обратились к своим Библиям и сборникам церковных гимнов и сидели над ними с кислыми минами, которые, как я заметил, в моем кругу обычно вызывает неурочное проявление набожности. Что до меня, то мне даже не хватило духу открыть «Робинзона Крузо». Я вышел во двор и, ощущая сильное желание провести время в теплой, душевной компании, поставил кресло перед будками, чтобы поговорить с собаками.

За полчаса до обеда оба джентльмена вернулись из Фризинголла, договорившись со старшим инспектором Сигрейвом, что он приедет к нам на следующий день. Они заехали к мистеру Мертуэту, путешественнику, в его нынешнее жилье рядом с городом, и по просьбе мистера Франклина тот любезно согласился помочь своим знанием языка в общении с двумя из трех индусов, которые не знали английского.

Осторожный и долгий допрос не дал ничего, не возникло даже намека на какую-то причину подозревать, что фокусники вступили в сговор с кем-то из наших слуг. Когда этот вывод был сделан, мистер Франклин отправил телеграмму в Лондон, и на этом дальнейшее расследование было отложено до завтра.

Вот таким вышел день, следующий за днем рождения. Мы не видели даже проблеска света. Однако спустя пару дней тьма несколько рассеялась. Каким образом и что из этого вышло, вы скоро узнаете.

Лунный камень

Подняться наверх