Читать книгу Лунный камень - Уилки Коллинз - Страница 5

Вопрос о том, как правильно начать повествование, я попытался решить двумя способами. Во-первых, я почесал голову, но это не принесло ответа, а во-вторых, посоветовался с дочерью Пенелопой, которая подала мне совершенно новую мысль.

Как считает Пенелопа, мне стоит описывать то, что происходило, последовательно, день за днем, начиная с того дня, когда мы узнали, что наш дом собирается посетить мистер Франклин Блейк. Просто удивительно, как память подбирает нужные события, когда возникает необходимость остановиться на какой-то дате. Единственная сложность заключается в том, чтобы восстановить даты. С этим Пенелопа обещает помочь, сверившись со своим дневником, который ее научили вести, когда она училась в школе, и который она с тех пор непрерывно ведет. В ответ на мое предложение ей самой написать этот рассказ вместо меня, пользуясь дневником, Пенелопа вспыхнула, гневно сверкнув глазами, и заявила, что ее дневник предназначен исключительно для нее и что ни одно живое существо, кроме нее самой, никогда не узнает, что в нем. Когда я поинтересовался, что это означает, Пенелопа ответила: «Ничего». Моя умница!

Итак, приступая к работе по плану Пенелопы, хочу упомянуть, что в среду утром я был вызван в гостиную миледи, и было это двадцать четвертого мая одна тысяча восемьсот сорок восьмого года.

– Габриель, – сказала она, – у меня есть новость, которая вас удивит. Франклин Блейк вернулся из-за границы. Он гостит у отца в Лондоне и завтра приезжает к нам. Он пробудет здесь до следующего месяца и проведет у нас день рождения Рейчел.

Будь у меня в руках шляпа, одно лишь почтение удержало бы меня от того, чтобы подбросить ее до потолка. В последний раз я видел мистера Франклина, когда он был еще мальчишкой и жил с нами. Это был во всех отношениях (насколько я помню) милейший мальчик, который когда-либо запускал волчок или разбивал окно. Мисс Рейчел, которая присутствовала при этом разговоре и которой я адресовал это замечание, в ответ заметила, что она помнит его свирепейшим из мучителей кукол и грубейшим из водителей уставших маленьких девочек на поводке, которых когда-либо рождала Англия. «Я горю от возмущения и умираю от усталости, когда думаю о Франклине Блейке», – подытожила мисс Рейчел.

Услышав все вышесказанное, вы, разумеется, спросите: как вышло, что мистер Франклин провел годы взросления не на родине? Отвечу: дело в том, что его отец имел несчастье быть ближайшим наследником герцогского титула и не мог этого доказать.

Если в двух словах, вот как это вышло.

Старшая сестра моей хозяйки вышла за славного мистера Блейка, в равной степени знаменитого своим богатством и судебной тяжбой с герцогом. Сколько лет он надоедал судам в своей стране, требуя изгнать герцога и передать титул ему, сколько адвокатских кошельков он набил, скольких невинных людей столкнул лбами, заставив спорить о том, прав он или нет, я даже не могу подсчитать. Его жена умерла, умерли двое из его троих детей, прежде чем суды наконец решили указать ему на дверь и отказались брать его деньги. Когда все было кончено и герцог остался герцогом, мистер Блейк осознал, что единственным способом расквитаться со страной за то, как она с ним обошлась, было не предоставить этой стране чести заниматься образованием его сына. Свои мысли он облек в такую форму: «Могу ли я доверять своим родным ведомствам после того, как мои родные ведомства повели себя со мной?» Добавьте к этому, что мистер Блейк вообще недолюбливал мальчиков, включая собственного, и вы согласитесь, что все это могло закончиться только одним.

Мистер Франклин был увезен из Англии и отправлен в заведение, которому его отец мог доверять, в такой замечательной стране, как Германия. Заметьте, что сам мистер Блейк при этом спокойно остался в Англии трудиться на благо соотечественников в парламенте и писать отчет о деле герцога, который до сегодняшнего дня остается незавершенным.

Наконец-то! Слава богу, я это рассказал, и теперь ни вам, ни мне не нужно больше забивать голову мистером Блейком-старшим. Оставим ему битву за герцогский титул, а сами займемся алмазом.

Алмаз возвращает нас к мистеру Франклину, благодаря которому несчастливый камень появился в нашем доме.

Наш славный мальчик, оказавшись за границей, не забыл нас. Время от времени от него приходили письма, иногда миледи, иногда мисс Рейчел, а иногда и мне. Перед отъездом он взял у меня взаймы моток лески, нож с четырьмя лезвиями и семь шиллингов шесть пенсов, которых я с тех пор не видел и уже не надеюсь увидеть. В письмах ко мне в основном говорилось о том, чтобы занять у меня еще, но от миледи я узнавал, как он живет за границей, став взрослым. Познав все, чему могли научить его немецкие университеты, он отправился к французам, а после них к итальянцам. Они, как представлялось мне, сделали из него универсального гения: он немного писал, немного рисовал, немного пел, играл и сочинял… подозреваю, беря при этом взаймы так же, как у меня. Состояние его матери (семьсот фунтов годовых) обрушилось на него, когда он достиг совершеннолетия, и прошло сквозь него, как сквозь решето. Чем больше денег он получал, тем больше ему было нужно. В кармане мистера Франклина была дыра, которую ничто не могло зашить. Куда бы он ни приезжал, его веселость и беспечность обеспечивали ему радушный прием. Жил Франклин там и сям, а адрес свой он любил указывать таким образом: «Европа, до востребования». Дважды он решал вернуться в Англию повидаться с нами, и дважды, не при вас будет сказано, какая-нибудь женщина вставала у него на пути и останавливала его. Третья попытка, как вы уже знаете со слов миледи, оказалась успешной. В четверг двадцать пятого мая мы должны были впервые узреть, в какого мужчину превратился наш милый мальчик. Он имел мужественный характер, был хорошего происхождения и, по нашим подсчетам, двадцати пяти лет от роду. Теперь вы знаете о мистере Франклине Блейке столько же, сколько знал я до того, как этот почтенный господин оказался в нашем доме.

В четверг стояла чудесная солнечная погода, миледи и мисс Рейчел, не ожидая мистера Франклина до ужина, отправились на обед к каким-то живущим по соседству друзьям. Когда они уехали, я пошел осмотреть спальню, приготовленную для гостя, и нареканий у меня не возникло. Затем, будучи не только дворецким, но и экономом (по собственной просьбе, заметьте, поскольку мне было неприятно, чтобы кто-нибудь кроме меня мог распоряжаться ключом от погреба покойного мистера сэра Джона), я взял бутылку нашего знаменитого кларета «Латур» и вынес ее на теплое летнее солнышко, чтобы напиток прогрелся до ужина. Вознамерившись и себя подставить теплому летнему солнышку – то, что хорошо для старого кларета, хорошо и для стариковского тела, – я взял плетеный стул и вышел на задний двор, но там меня остановил звук, похожий на приглушенный барабанный бой, который доносился с террасы, расположенной перед комнатами миледи.

Я вышел на террасу и увидел стоявших лицом к дому трех коричневых индусов в белых льняных блузах и штанах.

Присмотревшись, я заметил, что на шее у них болтаются маленькие барабанчики. Позади них стоял маленький, худенький белобрысый английский мальчик, державший в руках мешок. Я решил, что это бродячие фокусники, а в мешке у мальчика необходимая для их ремесла утварь. Один из индусов, говоривший по-английски и, надо признать, обладавший лучшими манерами, дал мне понять, что я не ошибся. Он попросил разрешения показать фокусы в присутствии хозяйки дома.

Я не пакостный старикашка, люблю весело провести время и меньше чем кто бы то ни было склонен не доверять кому-то только из-за того, что его кожа на несколько оттенков темнее моей. Но даже лучшие из нас имеют свои слабости, а моя слабость такова: когда я знаю, что корзинка с фамильным серебром стоит на столике в буфете, она сразу вспоминается мне, если я вижу бродячего незнакомца с манерами лучше, чем у меня. Разумеется, я сообщил индусу, что хозяйки нет дома, и попросил его вместе с приятелями уйти. В ответ он отвесил красивый поклон, и они ушли. Я же вернулся к креслу, расположился на солнечной стороне двора и не то чтобы заснул, но, признаться, был очень близок к этому.

Проснулся я оттого, что моя дочь Пенелопа подбежала ко мне так, словно в доме начался пожар. Что, вы думаете, она хотела? Она хотела, чтобы трех индийских фокусников немедленно задержали по той причине, что они, дескать, знают, кто к нам приезжает из Лондона, и замышляют что-то недоброе против мистера Франклина Блейка.

Имя мистера Франклина пробудило меня, я открыл глаза и попросил дочь пояснить, что она имеет в виду.

Как оказалось, Пенелопа только что вернулась из сторожки нашего привратника, где делилась слухами с его дочерью. Девушки увидели индусов с мальчиком, уходящих после разговора со мной. Вообразив, будто с мальчиком дурно обращаются – даже не знаю, почему они так подумали, разве только потому, что он был таким красивым и худеньким, – девушки прокрались вдоль зеленой изгороди между нами и дорогой и проследили за действиями иностранцев. А действия их были странными.

Сначала они осмотрелись по сторонам и убедились, что на дороге кроме них никого нет. Потом троица развернулась и какое-то время внимательно присматривалась к дому. После этого они стали громко лопотать и спорить на своем языке, глядя друг на друга с некоторым сомнением. Затем они все повернулись к своему английскому мальчику, как будто ждали, что он им поможет, и главный индус, тот, который говорил по-английски, сказал: «Протяни руку».

Дойдя до этих жутких слов, моя дочь Пенелопа сказала, что не знает, как у нее сердце не выскочило из груди. У меня возникла мысль, что ей помешал корсет, но вслух я только произнес: «Какой ужас! Прямо мороз по коже!» (Nota bene: женщины любят такие фразочки.)

Так вот, когда индус сказал «протяни руку», мальчик отшатнулся, покачал головой и сказал, что не хочет. Тогда индус самым приятным тоном поинтересовался, хочет ли он, чтобы его отправили обратно в Лондон и оставили там, где они нашли его, спящего в корзине на рынке, голодного, оборванного, всеми забытого. Это, похоже, закрыло вопрос. Малыш неохотно протянул руку, индус достал из-за пазухи бутылочку и налил из нее ему на ладонь какое-то черное вещество, похожее на чернила. Прикоснувшись к голове мальчика и поводив над ней руками, индус сказал: «Смотри». Мальчик замер и стоял неподвижно, как статуя, глядя на чернила в пригоршне.

Пока что мне все это казалось обычным фокусом, приправленным бесцельной тратой чернил, и на меня снова накатила дремота, но следующие слова Пенелопы заставили меня встрепенуться.

Индусы снова посмотрели по сторонам, и главный из них сказал мальчику:

– Узри английского джентльмена из чужих краев.

Мальчик промолвил:

– Вижу его.

Индус спросил:

– По этой дороге к дому или какой-либо другой английский джентльмен будет идти сегодня?

Мальчик промолвил:

– По этой дороге к дому, а не по какой-либо другой, английский джентльмен будет идти сегодня.

Индус, немного помолчав, задал второй вопрос:

– У английского джентльмена это с собой?

Мальчик ответил, тоже немного помолчав:

– Да.

Индус задал третий и последний вопрос:

– Английский джентльмен придет сюда, как и обещал, в конце дня?

Мальчик промолвил:

– Не знаю.

Индус поинтересовался почему.

Мальчик сказал:

– Я устал. У меня в голове поднимается туман и мешает мне видеть. Сегодня я больше ничего не увижу.

На этом опрос закончился. Главный индус сказал что-то на своем языке двоим товарищам, указав сначала на мальчика, а потом в сторону города, в котором, как мы потом узнали, они снимали комнаты. Затем, снова поводив руками над головой мальчика, дунул ему на лоб, и тот, вздрогнув, очнулся. После этого они двинулись по дороге к городу, и девушки больше их не видели.

Говорят, во всем можно найти смысл. Каким же был смысл сказанного?

Я подумал, что, во-первых, главный фокусник где-то случайно услышал разговор слуг, обсуждавших прибытие мистера Франклина, и решил, что сможет на этом заработать немного денег. Во-вторых, что он со своими людьми и мальчонкой собирался околачиваться где-то неподалеку от дома, дождаться возвращения миледи, чтобы потом прийти к ней и поразить чудесным предсказанием приезда мистера Франклина. В-третьих, что Пенелопа видела, как они репетировали свою уловку, как актеры репетируют спектакль. В-четвертых, что в тот вечер мне бы стоило присматривать за корзинкой с серебром. В-пятых, Пенелопе стоило бы остыть и оставить меня, своего отца, еще подремать на солнышке.

Мне это представлялось вполне разумным решением. Но, если вы хоть чуть-чуть знаете молодых женщин, то не удивитесь, когда я скажу, что Пенелопа не согласилась со мной. По словам дочери, смысл всего этого был очень серьезным. Она напомнила мне второй вопрос индуса: «У английского джентльмена это с собой?»

– Ах, отец, – воскликнула Пенелопа, всплеснув руками. – Не шутите! Что означает «это»?

– Спросим у мистера Франклина, моя дорогая, – ответил я. – Если ты сможешь дождаться его приезда. – Я подмигнул, давая понять, что говорю это в шутку, но Пенелопа восприняла мои слова очень серьезно. Меня позабавила искренность моей девочки. – Но что может мистер Франклин знать об этом? – осведомился я.

– Спросим его, – сказала Пенелопа, – и посмотрим, покажется ли это таким уж смешным ему. – Выпустив этот последний заряд, дочь оставила меня.

Когда она ушла, я решил, что действительно поговорю с мистером Франклином, главным образом для того, чтобы успокоить Пенелопу. Что было сказано во время этого разговора, состоявшегося позже в тот же день, я подробно изложу в соответствующем месте. Но, поскольку я не хочу сначала возбуждать ваше любопытство, а потом разочаровывать, позволю себе сразу вас предупредить, что в нашем разговоре о фокусниках вы не найдете даже намека на шутку. К моему величайшему удивлению, мистер Франклин, так же, как Пенелопа, отнесся к этому серьезно. Насколько серьезно, вы поймете, когда я скажу, что, по его мнению, «это» означало Лунный камень.