Читать книгу Эта ласковая земля - Уильям Крюгер - Страница 12

Часть первая
Бог есть торнадо
Глава девятая

Оглавление

Много лет назад я прочитал в «Британской энциклопедии», что продолжительность жизни крыс составляет максимум три года. Я знал Фариа уже четыре. Под защитой бывшей гауптвахты он дожил до глубокой старости. Скорость и проворство, присущие ему в ранние годы, исчезли. Выбираясь из широкой щели между камнями, он не столько бежал, сколько крался вдоль стены. Он был бы легкой добычей для любой амбарной кошки. Но для меня он был старым другом, и я надеялся, что крошками, которые приносил, я смог отблагодарить его за то, что одинокими ночами он составлял мне компанию в тихой комнате.

В тот вечер он рано вылез из укрытия. Я очень удивился, увидев в щели его усатую мордочку. Он никогда не выходил до наступления темноты. Он высунулся чуть дальше и смотрел на меня. В лунном свете его глазки всегда блестели, но сейчас они казались тусклыми. Я потянулся в карман за имбирным печеньем, которое нашел в развалинах дома Фростов. Оно поломалось, но я бросил несколько кусочков в дальний угол, чтобы выманить Фариа на открытое место. Он не шевельнулся, и это было странно. Сам я к этому времени был готов слопать лошадь. Я берег это печение специально для Фариа, и меня беспокоило, что он будто не заинтересовался. Я бросил еще крошек поближе к нему, но он все равно не реагировал. Наконец я бросил их в самую щель, и они рассыпались у его лапок.

Он принюхался к моему угощению, но не взял, просто сидел и смотрел на меня.

Мы общаемся множеством способов: голосами, руками, буквами и даже телами. Но как говорить с крысой? Мне хотелось спросить: «Что случилось, Фариа? Плохо себя чувствуешь, старый друг?» Я, может, хотел рассказать ему сказку, чтобы отвлечь от того, что его расстроило. Или посочувствовать, потому что я и сам чувствовал себя ужасно после порки от ДиМарко. И я заговорил, тихо и успокаивающе, но Фариа просто сидел и совсем не шевелился. Наконец я осознал правду. Маленькое существо было мертво. Прямо передо мной, меньше чем в дюжине футов, он превратился в призрака.

Знаю, может показаться глупым, что я оплакивал крысу так же, как Кору Фрост. У любви множество разных обличий, как и у боли. Боль от рубцов на спине была ничем по сравнению с той, что я почувствовал, когда понял, что Фариа больше нет.

«Одного за другим», – сказал Альберт. И мне захотелось заорать на него и на Бога.

Я положил маленькое тельце на кучку соломы и пообещал, что похороню его утром. Когда стемнело, я лег, жалея, что у меня нет гармоники, потому что мне казалось, что только музыка может принести хоть какое-то облегчение. Но ДиМарко выполнил поручение Брикмана и не оставил мне никакого утешениятой ужасной ночью.


Я проснулся в темноте от скрежета ключа в замке железной двери. Я сел, испытывая благодарность за то, что Вольц не послушал угроз ДиМарко. Хотя я многое потерял, у меня еще остались друзья, и это здорово. Дверь отворилась, но на этот раз Вольц пришел без фонаря, и единственный свет, проникающий в тихую комнату, был от почти полной луны. На фоне ночного неба был вычерчен черный силуэт.

– Мистер Вольц?

– Сегодня фриц не придет, О’Бэньон.

ДиМарко. О господи. Я прополз по полу и вжался спиной в дальнюю стену.

– Тебя хочет видеть мистер Брикман, – сказал он.

– Сейчас? Зачем?

– Дочка Коры Фрост. Она сбежала. Он думает, что ты можешь знать, куда она отправилась.

Я не знал, но даже если бы и знал, не сказал бы. И все-таки это лучше, чем другая причина, по которой ДиМарко мог прийти, поэтому я последовал за ним. Но он повернул не к дому Брикманов.

– Куда мы идем? – спросил я.

– Брикман пошел проверить карьер, подумал, что она могла пойти туда. Он ждет нас там.

Я подумал, рассказал ли ему ДиМарко про самогонный аппарат, который Вольц прячет в сарае. Как только я узнал, что ДиМарко известна тайна Вольца, то подумал, что это вопрос времени, когда он выдаст старого немца и того заставят покинуть Линкольнскую школу. Я бы не удивился, если бы это произошло сейчас, когда я уже потерял многих.

Мы, оступаясь, шли по освещаемому луной пустырю между школой и карьером, я впереди, ДиМарко сразу за мной. Когда мы дошли до сарая на краю карьера, на камне, на который всего несколько дней назад Альберт ставил сковородку с незаконной едой для нас с Мозом, стоял фонарь. Я не видел ни мистера Брикмана, ни кого-либо еще. А от того, что я увидел, меня до самых костей пробрал холод. На камне рядом с фонарем лежал кожаный ремень, которым ДиМарко порол меня днем, а рядом с ним кукурузная кукла, которую, как я думал, Билли Красный Рукав забрал с собой, когда сбежал.

– Красный Рукав плакал как ребенок, – сказал ДиМарко.

Мне совсем не хотелось знать, но я все равно спросил:

– Где он?

– Там, где его никто никогда не найдет. Там же, где будешь и ты, когда я с тобой закончу.

Он поднял ремень, и тот повис в его руке. Он стоял между мной и школой, отрезав все пути к отступлению. За спиной у меня зияла пропасть карьера. ДиМарко усмехнулся в свете фонаря и бросился на меня, но я не был Билли Красным Рукавом, вялым и сломленным. Я увернулся и побежал. Край карьера был усыпан большими кусками расколотого камня, я перескакивал их и метался зигзагами. Я слышал ругань ДиМарко за спиной и понимал, что случится, если я споткнусь. Я пробежал между двумя огромными каменными глыбами в два раза выше меня и нырнул в черную тень одной из них. Я скрючился, прижимаясь к камню и стараясь стать как можно меньше. ДиМарко пролетел мимо, но почти сразу же остановился и развернулся.

– Попался, маленький ублюдок.

Я лихорадочно шарил по земле в поисках любого, что можно было бы использовать против него. Весь край карьера был усыпан камнями, но мои пальцы не могли нащупать ни одного проклятого камня, чтобы бросить, а бежать было больше некуда.

В ярком свете луны я видел рот ДиМарко, искривленный в голодной усмешке. Я подумал о вендиго. Это существо было выдумкой, упырем из моего воображения. Но то, что смотрело на меня с края карьера, было реальным, а тьма в его сердце страшнее, чем все, что я когда-либо мог вообразить.

Повинуясь импульсу, я побежал прямо на него, сократив расстояние между нами в три быстрых шага, опустив плечи, вложив всю силу своего тела в удар. Но ДиМарко просто шагнул в сторону, и я, не успев затормозить, оказался на краю обрыва, размахивая руками, чтобы не упасть в бездну. Но тщетно.

Мне до сих пор снятся кошмары про то падение, про разверзшуюся подо мной черную пасть, готовую раздробить мои кости своими кривыми зубами. Но к своему изумлению, я пролетел всего несколько футов и растянулся на небольшом выступе, почти невидимом в тени скального обрыва.

Я поднялся, голова едва доставала до края карьера, и прижался к скале, спрятавшись в тени. Наверху к краю подошел ДиМарко. Длинный кожаный ремень, орудие, причинившее столько боли, свободно свисал сбоку. Не думая, я схватил ремень и дернул со всей силы. Должно быть, я застал ДиМарко врасплох, потому что он молча полетел мимо меня вниз.

Любая смерть – не пустяк, и я теперь считаю, что нельзя радоваться никакой смерти. Но в то мгновение, всего мгновение после убийства ДиМарко, человека, который приносил в мою жизнь и жизнь других детей только горе, я испытал восторг.

Потом меня накрыло осознание преступления, и мои колени ослабели. Я прислонился к стене карьера. Я хотел, чтобы ДиМарко умер, десятки раз представлял, как убью его. Но то в воображении. А это была реальность. Хладнокровное убийство.

Моего плеча коснулась чья-то рука, и я вздрогнул, словно от электрического разряда. Но это оказался всего лишь Моз, который стоял на краю карьера надо мной.

«Ты в порядке?» – показал он.

– Откуда ты взялся?

«Тебя не было в тихой комнате, – показал он. – Мы пошли тебя искать».

– Ты и Альберт?

«И Вольц. Мы разделились. – Он встал на колени у края карьера и вгляделся вниз. – Я видел, как он упал, но сейчас не вижу».

– Может, он не умер?

«С двух сотен футов на голые камни. Он мертв», – показал Моз.

На плечи легла вся тяжесть моего преступления. Я убил человека. Обстоятельства не имеют значения. Я могу рассказать все подробности, но это будет слово известного смутьяна, известного лжеца. Я понятия не имел, была ли в Миннесоте смертная казнь, но если так, то меня наверняка ждал электрический стул.

Моз показал: «Идем».

Он помог мне подняться с маленького выступа, который спас мне жизнь, и я пошел прочь. Но не весь я.

Эта ласковая земля

Подняться наверх