Читать книгу У Цзын-Цзын. Китайский Бестиарий - Ульяна Ольховская - Страница 14

А как мы познакомились с Ван Зайчиком. Да случайно.

Вэй-чжун позвонил на заре. Прорезался, как петух, с лучами Солнца.

– Аллё, а вы уже тут? —

Застал нас на суетящей платформе в Москве, в столбах сероватого пара, запахах горелого угля и душного табака.

Мы двинулись из Питера скорым поездом, а они вернулись самолетом. Из Внукова дикий внук маньчжур поехал к друзьям и кочевал там по комнатам до утра.

– Сергей, вы дома?

– Где мой пиджак повис, там и дом. Давайте сюда, за сорок минут дойдете!

Ума вежливо отказалась, а я погваздал с трех вокзалов в Большой Головин. И минут через сорок хрустел на Сретенке по обмерзшему на тротуарах февральскому солнцу. Вэй-чжун и его хозяева, Ван Зайчик и Ван Чен, пока я скакал тротуарами, ушли завтракать в TAPA DE KOMIDA на задах Последнего переулка. Я прыгал вовсю к укромным задам, захватив ей – пять белых хризантем, а ему – коробку с бутылкой «Оодзэки» для знакомства, но в этажах ресторанчика застал только Вэй-чжуна и напротив него Ван Зайчика. Вслух попугаи ругались над копчеными балками.

– А где – же?

– Чженька дома уже. Хризантемы передам. – Сказал седой белоносый мужчина. – Так это вы японский перерожденец?

– А то.

Так был я представлен старому насмешнику, смутьяну и тайпину Ван Зайчику.

– Вот, – возгласил Вэй-чжун, – кто объяснил мне Россию.

Тимофей Александрович поклонился, смеясь в глаза над очочками. На роль общего аршина он не претендовал.

Вэй-чжун скоро уехал в Хэбэй, на долгие деревенские похороны. А Ван Зайчик стал дымящимся чайником той длинной зимы со сдобными белоснежными вечерами и полуночными ливнями. Предметом его разговоров всегда был Китай. И особым пунктиком – церковно-славянский язык, который он упорно, но криво сближал с китайской грамотой.

– Ты запивай! – Взывал ласково Ван Зайчик с лавочки. – Тише мыслишь, глубже будешь.

Его идеи были бредовыми, обветшалыми? Но знали бы вы, как он убеждал, молча переваливаясь на ходу или сидя рядом!

А над нами раздавался треск пра-пра-деревского языка.

Воюющие царства

Заходя в «Универсам» на Садовом, Ван Зайчик заботливо отряхнул седые короткие волосы от сугроба и хозяйственно огляделся. Положил в корзину банку кукурузы, кабачковую икру и краюшки. Стоим в очереди за среднеазиатами, набравшими батонов и к ним «Столичную».

– А что с Китаем будет? Будут воющие царства. – Спокойно ответил Ван Зайчик. – Лет через 10. Ну, 15. А вот они все будут там. Воевать и грабить.

Задний среднеазиат перекручивал указательный перст бинтом, испачканным зеленкой и грязью. Мы наблюдаем за пальцем.

– Все трещины уже на поверхности. Экономические кланы давно набрали силу. У политиков, борющихся фракционно, выбор узок: или укрепляться за счет союза с капиталом и терять командные высоты, становясь его функцией, или укреплять командные высоты, ища опору вовне. Партийных политиков, лишенных экономической базы, второй вариант будет толкать к мобилизации деревни и экспансии. Оттесненные от обеих групп молодые волки поставят на народ побогаче и станут его мутить. В ответ одни в КПК будут призывать к росту благосостояния, а значит, к сокращению прибылей с капитала из-за повышения зарплат и, соответственно, падения инвестиций, а другие будут призывать к аскетизму и дисциплине. И всё это силы с потенциальными тактическими союзами между собой и с изменами, усиливающими недоверие. Одновременно пойдут свара в верхах, переделы капитала, войны и народные бунты. И наступит новая эпоха воюющих царств, как всегда. Да все это уже на глазах. И еще пакет, пожалуйста. Китай ближе к краху, чем любая другая держава.

– Даже Россия?

– Опора России – скука, тоска, пессимизм, фатализм и отчаяние. – Сказал Ван Зайчик, укладывая покупки в пакет. – На этом фундаменте государство Российское будет стоять вечно.

Ван Зайчик выбрал в ладонь из блюдца сдачу.

Корябальщики

– Расскажу тебе одну историю. Не называя имен, ниже тысячелетий. В силу органических причин, эти существа не обладали голосом, попробуй они что-нибудь выдавить из себя, ты подумал бы, что это штанга летящего трамвая визжит у тебя под окном ранним утром. Зато они прекрасно выкорябывали, или назови выскребали. В древности их называли корябальщиками. И встречались рядом другие существа, чьим единственным достоинством был сладкий голос, «звуки совсем италианские», как писал Пушкин. Они слышали в мире то, что больше никто не слышал – и отзывались услышанному, так что голос нес их чуть ли не к краю вселенной.

А в то время климат на поверхности нашей планеты становился неподходящим для царапальщиков. Вот если бы, скрежетали они, научить эту плоть выкорябывать наши знаки, то рано или поздно их спетое сообщество обустроит все вокруг по вложенным в знаки схемам. Ну, там, появится, чем дышать – в атмосферу хлынет углекислота, и вообще. Так они думали, а думать для них значило действовать, то есть – изо всех сил корябать. А корябали они, грубо говоря, по коре мозга.

Опущу несколько тысячелетий. Для корябальщиков это небольшой срок, а для нас это все равно могила прошлого. И вот в одной пещере долго-долго… Долго-долго в человеческих масштабах. А так – девять лет. Девять лет сидел человек и смотрел прямо в стену. Когда встал, он понимал три вещи. Во-первых, истину. Не о корябальщиках, конечно, это, в конечном счете, второстепенные фигуры. Во-вторых, какой неверный инструмент наш голос. Как бы хорошо ни услышал – а как запоешь, сфальшивишь. В-третьих, он полностью перестал доверять их резьбе по коре. Истину, понял он, можно передать только от сердца к сердцу.

Ван Зайчик рассказывает о деревьях

– Если ты хочешь понять, откуда взялись корябальщики, вспомни, какие элементы признавались древнейшими. У китайцев их пять: огонь, вода, земля, металл и дерево. Первые четыре были и у эллинов, только те от воды отделяли туманный воздух, а руды смешивали с землей. А деревья? Всё-то эллины спорили да судачили, какой элемент в основе. Перебирали-перебирали, пока Аристотель сказал: «хюле». Вот, сказал он, материя, которая лежит в основе. Но что это «хюле»? Просто «лес», «деревья». Так пятый элемент китайцев признали и греки. И, более того, решили, что он основной: то, из чего всё исходит, и к чему все возвращается в мире.

Что меня раздражает в Ван Зайчике, так это барское пренебрежение анализом. Он, видите ли, изрек.