Читать книгу На расстоянии дыхания, или Не ходите, девки, замуж! - Ульяна Подавалова-Петухова - Страница 4

Глава

III

. Тайны брата и сестры.

Утром следующего дня Инна проснулась от жужжания фена. Она застала брата и сестру в гостиной. Вадим стоял над сидящей Алькой и управлялся то феном, то расческой, укладывая малышке волосы. Инна поздоровалась, и увидела, каким довольным было лицо Али.

– Я всё вижу, – пробормотал брат, укладывая прядь, – если не сделаешь лицо попроще, так и пойдешь на работу.

– А я что? Я ничего! Я даже слова не сказала, – пробурчала та. Вадим щелкнул ее расческой по носу.

– Тебе пара уже корни подкрасить.

– Ну, это до выходных теперь.

– Я постараюсь сделать на неделе.

Аля в ответ вздохнула.

– Вадим, вас не затруднит зайти в оптику, где мы с вами были? – спросила Инна.

– Что вы хотите? – не отрываясь, спросил он.

– Там есть все мои данные после обследования, пусть сделают очки. Я буду носить их только дома. От линз глаза устают.

– Инна, вы противоречите сами себе, – вдруг сказал он, – начнем с того, что вы носили даже не просто линзы, а цветные, так как не нравился натуральный цвет глаз. Как же вы с этим мирились?

Квартирантка, вторя Альке, вздохнула.

– Хорошо, это не совсем правда. Если я буду носить очки, то не так будет бросаться цвет моих глаз, такая причина вас устроит?

– А что не так с твоими глазами? По мне, так круто! Похожи на кристаллы льда, ага, брат? – проговорила хозяйка дома.

– Я ей уже об этом говорил, да только без толку, – пробормотал Вадим, – мне не трудно заказать вам очки, но за пределы квартиры вы в них не выйдете, учтите. Это раз. Я сам выберу вам оправу, а то, зная вас, могу предположить, что это будет нечто в стиле Ксении Собчак. Не всем идут темные, прямоугольные оправы – это два. И последнее, – тут он поднял на нее свои темные глаза, – пора избавляться от комплекса неполноценности. Большинство моих знакомых убили бы за такой рост, почти все – за волосы, и уж точно все – за грудь. Если вы сбросите вес, то можете смело идти в модели. У вас и осанка, и походка отличная. Когда не спотыкаетесь.

– Вадь, а она смутилась, – хихикнула Аля.

– Не верти головой! – тут же приказал брат.

Каждый день они ездили на работу, оставляя Инну одну в доме. Девушка готовила ужин, по мере необходимости убирала в квартире и всё. Вадим уходил в восемь тридцать, а возвращался уже после десяти. Алька работала официанткой в одном из самых дорогих ресторанов Петербурга. Открывался он в десять утра и закрывался в двенадцать ночи, поэтому девушка работала или в дневную, или в вечернюю смены. Если работала до закрытия, то возвращалась домой на такси. Брат за этим следил строго.

Вообще, отношения этих двоих ставили Инну иногда в тупик. Они могли орать друг на друга, но уже через минуту Алька жаловалась брату на придирчивую клиентку, и тот ей искренне сочувствовал. Он мог сколько угодно ворчать по поводу замотанных в полотенце волос и клясться, что завтра уж точно ни за что не возьмется ее причесывать, а утром как ни в чем не бывало крутился вокруг сестры с расческой. Она укрывала парня пледом и подкладывала подушку, если его успевал сморить сон «в антисанитарных условиях».

А еще они совершенно не походили друг на друга. Алька была малышкой в сто пятьдесят пять сантиметров, с кукольным телосложением, осиной талией и детскими ступнями. Она красила волосы и брови в цвет горького шоколада, а глаза были удивительного синего оттенка. Даже без макияжа девушка смотрелась прекрасно. В отличие от брата, она практически не пользовалась никакими средствами по уходу за своей внешностью.

Вадим был смуглым, высоким красавцем. Инна никогда не судила по внешности о характере человека, но здесь… Рост, осанка, взгляд и даже поворот головы демонстрировали превосходство этого мужчины над остальными. Во всей фигуре ощущалась порода. Голубая кровь. Белая кость. Он словно стоял надо всеми, хотя никогда не хвалился навыками, не кичился достатком, но было в нем что-то неуловимое, необъяснимое, недосягаемое… Говорил вкрадчиво, спокойно, и этот голос Инне казался очень знакомым, но как она ни старалась, не могла вспомнить, где могла его слышать. А самым удивительным во внешности Романова были глаза: два угля, словно прожигающие насквозь. Они будто заглядывали в душу, а если Вадим начинал злиться, то угли превращались в две черные дыры – затягивали и заглатывали свою жертву целиком. Сопротивление было бесполезным. Инна на себе ощутила магию этого взгляда, и даже поймала себя на мысли: вот если бы он так посмотрел на нее там в машине и она бы рассмотрела это взгляд, вряд ли согласилась бы на помощь. Она порой терялась перед своим спасителем, покоряясь его необъяснимому превосходству – так травоядное трусит перед хищником.

И было еще кое-что, что удивило беглянку: Вадим ухаживал за собой. Инну это поразило. У отца был крем для бритья и после, да туалетная вода. У Бориса то же самое. А здесь мужчина пользовался специальным гелем для умывания, при этом один был дневным, другой – ночным. Но апофеозом любви к самому себе был уход за руками: три различных скраба, несколько масок, штук пять кремов и в довершении – хлопчатобумажные перчатки на ночь! Зато шампунь, кондиционер и гель для душа в единственном экземпляре. При всём разнообразии языков, что Инне были известны, этикетки она так и не смогла прочитать. Из короткой надписи на флаконах было ясно лишь, что производитель данных моющих средств Италия. У Альки предметы ухода за собой были той же фирмы.

В среду поздно вечером Вадим, наконец-то, взялся за Инну. Девушка посмотрела на его серое от усталости лицо, но говорить ничего не стала. Она не успела опомниться, как он уже развел краску и уже через мгновенье выписывал круги перед ней. Еще через минуту она вдруг стала почесывать нос, а еще через две – чихать.

– Что с вами? Простыли? – поинтересовался Вадим.

– У меня аллергия на химические запахи, – призналась Инна, гнусавя.

– Странно, а реакции на кожу нет, – пробормотал он, вновь заглянув ей за ухо, где делал тест на аллергическую реакцию.

– Не обращайте внимания! Я же понимаю, что это необходимо, – ответила она, шмыгнув носом. – Вы ведь тоже аллергик.

– С чего вы взяли?

– У вас гель для душа, да и шампунь без запаха.

– А вы зачем нюхали? Токсикоманка или, может, клептоманка? Страсть к чужим вещам?

Инна закрутила головой от возмущения.

– Тпру! – тут же рявкнул Вадим.

– А что вы задираете? Я сослепу всё просмотрела. Вдруг у вас в ванной шампунь против блох стоит? Знаете, как тяжко его потом с волос смывать?

– Шампунь против блох? У нас нет ни кошки, ни собаки. Хотя, может, Алька им бы пользовалась? Она иногда так кричит, словно тявкает. А вам что и смывать его доводилось?

– Вот вам весело, а я потом четыре часа волосы расчесывала! С тех пор всегда читаю, что на тюбике написано.

– Странно, а вот у кошек после мытья таким шампунем, шерстка становится гладкой и блестящей.

– Не все кошки любят воду.

– Наш Базилио очень любил. Ему было семнадцать лет, когда он умер. Алька две недели после этого плакала. Даже в институт не ходила.

– Она учится? Где?

– На факультете гостиничного и ресторанного бизнеса. Вот только с английским, да и другими языками беда: нет никаких способностей. Поднимите голову. Жуть какая! Сейчас я вам воды и салфеток принесу.

Инна сидела, обливаясь слезами и ежесекундно шмыгая покрасневшим носом. Такого он никогда не видел, и, честно сказать, переполошился.

– Слушайте, а отек Квинке не случится? Выглядите кошмарно. Будто над кастрюлей с нарезанным луком сидите. Как вы себя чувствуете?

– Как будто сижу над кастрюлей с нарезанным луком. Хватит разговаривать, давайте уже занимайтесь делом, – пробубнила она. Но Вадим опять вышел из комнаты.

Вернулся со стаканом воды и сунул ей в руки таблетку.

– Выпейте, это супрастин. Вам станет лучше.

– Это точно, после супрастина спать буду опять сутки. Да ладно вам! Давайте сюда таблетку. Что вы, ей Богу, всполошились?!

Он внимательно вглядывался в ее опухшее от слез лицо и не знал, что делать дальше. Стоял рядом, держа краску в одной руке, кисточку в другой, а желание было поскорее смыть с несчастной жертвы всю эту химию.

– Вадим, я не умру! Только в вашей власти сократить по времени мои мучения, смилуйтесь!

Так быстро он еще ни разу в жизни не красил. Она шмыгала носом и молча терпела.

– Так вот почему вы никогда не красили волосы! – сказал он, чтобы немного отвлечь ее. – Слушайте, а через две недели вас ожидает химическая завивка. Переживете?

– Если сегодня не умру, – был гнусавый ответ.

Хлопнула входная дверь. Алька что-то напевая под нос, вошла в гостиную. Сегодня Эммануил Маркович опять неважно себя чувствовал, и девушка ходила поставить укол. Она еще три года назад научилась делать уколы, когда выхаживала брата, подхватившего пневмонию. Воспаление легких он заработал по дурости: поспорил с ребятами из салона, что ему ничего не будет, даже если зимой залезет в Неву. Сколько поставил на кон, он так и не признался. Алька на тот момент училась в одиннадцатом классе. Когда брат свалился с температурой, она плакала и уговаривала его лечь в больницу. Он не мог себе представить, что она останется дома одна, девочка же боялась вовсе лишиться брата. Вот тогда и научилась делать уколы, ставить банки и правильно проводить ингаляции.

– О Господи! – воскликнула Аля, увидев Инну. – Что это такое? Ты ее что, до слез довел?

– Алька!

– Да, он сказал, что я толстая дылда! – вдруг сказала гостья.

– Вадим!

– Что?

– А еще, что я очкастый альбинос! – подначила Инна, гнусавя.

– Что? – уже хором вопрошали родственники.

– Ты что? Правда, такое сказал? – накинулась на брата сестра.

– Я? За кого ты меня принимаешь? Издеваешься?

– За кого? За изверга, – ответила Инна и чихнула. – Сколько ждать теперь?

Вадим глубоко вздохнул.

– Пять лет! – буркнул он и ушел в ванную мыть кисть.

Алька проследила за ним взглядом.

– Это что было?

Инна чихнула и с шумом высморкалась.

– Месть! – ответила она. – Это за то, что он представил меня своей девушкой, не спросив.

– Ну, ладно, я бай-бай, – сказала Аля.

Через полчаса она чуть не упала с кровати из-за раздавшегося крика. Вылетев из комнаты, она едва не переломала себе ноги в прихожей, споткнувшись о ведро с краской. Припрыгивая на одной ноге, добралась до ванной и дернула на себя дверь.

– Что случилось?

Брат посмотрел на нее уставшими глазами и, ничего не сказав, вышел.

– Что такое?

Но он так же молча закрыл за собой дверь своей комнаты.

А перед зеркалом, понурив голову, опираясь руками на раковину, стояла Инна.

– Инн, – позвала ее малышка.

Девушка шмыгнула разбухшим носом и повернулась к ней лицом.

– Смотри, что твой брат со мной сделал, – сказала она и стянула с головы полотенце. По плечам рассыпались золотисто-каштановые волосы. – Как можно исчезнуть с такими волосами? Как можно стать незаметной, если я теперь буду видна издалека? С таким результатом можно было бы сразу выкрасить в рыжий.

– Офигеть! – выдохнула Алька. – Красотища какая!

Инна посмотрела на нее и тяжело вздохнула, забросив полотенце на дверь. Аля еще что-то говорила, но девушка даже не прислушивалась. Нос ужасно болел, из глаз только что перестали литься слезы. Она так намучилась, а ради чего? Ради того, чтобы увидеть эту «красотищу». У нее с рождения были светло-русые волосы, а теперь они золотистые. Инне и в голову не приходило, как может преобразить и словно раскрасить лишь цвет волос. Глаза теперь казались более глубокими и большими. Кожа словно светилась изнутри, и это только после простого окрашивания.

– Красотища, – пробормотала она, – вот только незаметной стать будет трудно. Да, еще с моим-то ростом. Ладно, через две недели перекрасим, и дело с концом.

Она долго не могла уснуть. От волос приятно пахло бальзамом, и в свете белых ночей они блестели на подушке. Когда Вадим выключил фен и подвел ее к зеркалу, увидев себя, она не удержалась от крика. У нее даже не было слов, чтоб что-то сказать своему спасителю. Лицо было опухшим, да и нос болел немилосердно, но даже так она выглядела… удивительно. Словно и не она вовсе.

Вот уже четыре дня она не выходит за порог квартиры. Готовит ужин для людей, у которых живет на правах квартирантки. Алька всё съедает до крошки, даже умудряется стащить у брата пару кусков из тарелки. Он делает вид, что не замечает этого. С Инной он почти не говорит, да и с сестрой перебрасывается лишь парой фраз и всё. К вечеру у него почти всегда разряжена батарея на мобильнике, и Алька ставит его на зарядку, словно выполняя ежевечерний ритуал.

Сегодня Вадим выглядел очень уставшим. Когда Инна встала, его уже не было дома, а часы в гостиной пробили лишь восемь. Алька работала во вторую смену, поэтому еще спала.

Квартира большая, просторная, пятикомнатная. Не просто квартира, а великолепие старого фонда. Два санузла: один совмещенный недалеко от кухни-столовой. Второй в глубине квартиры между спальнями. Самая маленькая из пяти комнат – вытянутый пенал площадью двенадцать метров. В гостиной можно было давать бал. Залитая светом комната – на Невский проспект смотрели три больших окна – поражала размером, лепниной на потолке и облагороженным камином. Кухня-столовая, два окна которой тоже выходили на Невский, уступала гостиной лишь размером. В холле можно было бы гонять футбол, но сейчас квартира больше напоминала хаотичный склад стройматериалов. Обозрев это изобилие, Инна пришла к выводу, что ремонт делать будут капитальный: в гостиной друг на друге лежали радиаторы в упаковке. Да и судя по гардеробу родственничков, создавалось ощущение, что живут они весьма и весьма небедно. Вот только несколько вещей не давали покоя их гостье.

Помимо двух комнат, в доме уже были завершены ремонтные работы в санузлах. В первом, отделанном под мрамор, стояла большая ванна, а напротив – душевая кабина. Причем одна из дорогих, с разными насадками для водного массажа. Ближе к двери – две раковины с высоким зеркалом над ними. Напротив раковин унитаз. Первый раз увидев зеркало напротив унитаза, Инна усмехнулась. Она опустила крышку и присела. Но даже с ее ростом не смогла увидеть свое отражение: хозяин всё продумал.

Туалет у спален от пола до потолка был выложен черной плиткой. Потолок – глянцевый, с подсветкой, и тоже черный. А унитаз, как и маленькая раковина в углу, белый. Над ним, чуть выше сливного бочка, картина в белой раме. Эта картина в первый раз даже напугала Инну. На темном фоне перед зеркалом женщина. У нее гладко зачесаны волосы, а иссиня-черное платье с глухим воротом спускается до пола. Лицо из-за этого кажется необычайно белым, как у призрака. Глубокие глаза бездушны. Отражение в зеркале вообще не разобрать, словно художнику было лень его прорисовывать – просто светлое пятно и всё. Но самое ужасное на этой картине – руки: будто две сухие птичьи лапки с длинными костлявыми пальцами. Они лежат одна на другой, и создается впечатление, что это не руки вовсе, а костлявый веер. Жуть, одним словом, а не картина. Называлась же это произведение искусства «Печаль». Благо, что в первый раз Инна не смогла рассмотреть все нюансы, и тогда ее просто удивило наличие картины в таком месте. Никогда до этого она не встречала домов, где в туалете висели бы полотна живописи.

А вчера в квартире обнаружился рояль. Именно об него беглянка ушибла локоть, когда упала, проспав сутки. Он был заставлен коробками с посудой из кухни, завален какими-то журналами, папками, даже люстра покоилась сверху на закрытой крышке. Инне удалось добраться до клавиш и открыть инструмент. От удивления она едва не села на пол.

Перед ней был не просто рояль. Если верить гравировке, это был старинный инструмент, насчитывающий более ста лет! Большее же потрясение было от того, что он был настроен. Звук получился чистый и словно прохладный, свежий, как осеннее утро на террасе. Почему этот чудесный рояль стоял зачехленным в углу? Кто на нем играет или, может, играл, ведь Вадим ей уже сказал, что ни он, ни Аля не имеют никакого отношения ни к искусству, ни к науке. Чей же он?

Конечно, бабушка – оперная певица – могла им пользоваться, но ее уже много лет нет, больше десяти, как поняла Инна. Любой музыкальный инструмент требует ухода и заботы. За десять лет бездействия вряд ли рояль сумел бы сохранить такую настройку. Что-то здесь нечисто. Может, Вадим или его сестра время от времени поигрывают на нем, ведь не все, кто окончил музыкальную школу, обязаны стать профессиональными музыкантами. Вот только эти двое так заняты, что трудно себе представить, что кто-то из них садится за инструмент.

Девушка, провертевшись полночи, пошла на кухню попить воды. Она успела выучить обстановку в доме, да и небо уже светлело. Но, выйдя в прихожую, остановилась. Дверь в кухню была закрыта, но сквозь рифлёное стекло было видно – там кто-то сидел, положив ноги на стул. Светился огонек сигареты, в стакане катались кубики льда. В открытое окно доносился приглушенный ночной говор проспекта. Зажужжала вибрация мобильника, огонек метнулся в сторону, экран осветил на краткий миг лицо своего хозяина. Вадим провел пальцем по сенсорной панели и положил телефон на стол, но тот, жужжа, опять поехал по поверхности стола. Романов затянулся и даже не посмотрел на сотовый, отхлебнув из стакана. Откинулся на спину, запрокинув голову назад – телефон всё так же скользил по столу, окрашивая комнату в голубоватый цвет. В конце концов, надоел своему хозяину, тот дотянулся до него. Подхватил одной рукой, второй раздавил сигарету в пепельнице и вновь провел пальцем по дисплею. Мобильник вжикнул в последний раз, и экран погас. Вадим вновь принял ту же позу.

Что-то в его поведении насторожило девушку. И это была даже не сигарета, хотя, как заявила Алька в первый день, в доме никто не курил, и не звук кубиков в стакане. На часах два ночи. Кто мог так поздно и так настойчиво названивать Вадиму? Инна на цыпочках вернулась в свою комнату.

В зеркальных дверцах встроенного шкафа отражалось подсвеченное сиреневой дымкой ночное небо. Больше всего на свете Инна любила это высокое Питерское небо. Она обожала белые ночи, и считала, что плата за них чернильными зимними ранними сумерками, не так уж велика. Два года назад со своим другом она ездила на Новый год в северную Норвегию и там впервые видела полярное сияние. Сердце замирало от красоты и ощущения свершавшегося чуда. Эх, если бы в Питере хоть пару раз за темную зиму небо окрашивалось такими всполохами, то город стал бы еще прекраснее!

Окна ее комнаты выходили на восток и север. Где-то там с надрывом орала кошка. Взвизгнула и тут же замолчала автомобильная сигнализация. Красивый женский смех разорвал тишину, и вновь всё смолкло. И сюда почти не долетал рев проспекта. Словно он был далеко-далеко, а не за углом. В этом особая прелесть улочек этого огромного мегаполиса! Открой окно гостиной, и в комнату тут же ворвется разговор проспекта: шум машин, голоса людей, пение клаксонов на светофоре, или вдруг тренькнет звонок велосипеда, откуда-то долетит музыка – и до всего этого рукой подать. Иногда многоголосье проспекта Инна сравнивала с оркестром. Убери какой-нибудь звук, и ты получишь новую мелодию, рассказывающую свою историю. Интересно, какая бы мелодия получилась у ее истории?

– Без визга тормозов, – тихо проговорила Инна, повернувшись на бок. – Тормозов у моей истории, судя по всему, нет.

Алька, перепутав смены, проспала. Ей позвонил администратор, и малышка долго пререкалась с ним по телефону. Потом, даже не позавтракав, вылетела из квартиры. Инна помогла ей найти зонт, так как за окном дождь стоял стеной, затем прошлась по квартире и, наконец, зашла в ванную. Вчера она забыла снять линзы и сейчас из-за этого чувствовала дискомфорт. Она сменила линзы и вновь посмотрела на себя. Волосы отливали золотом, и девушка вздохнула.

– Хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу. Хочешь спрятаться самому, стань другим человеком, – проговорила она.

Сейчас ее мучили угрызения совести. Зря она так вчера поступила с Вадимом. Он, как и обещал, сделал ее другой, она же в благодарность нашипела на него, аки змей! Несправедливо!

Инна поставила чайник на плиту и обозрела масштабы ремонта. Кухню она потихоньку поободрала. Теперь стены выглядели так, словно по ним стреляли картечью. Она провела по ним рукой и вдруг всё решила. Оглядев мешки с сухой смесью, она притащила один в столовую и приготовила раствор. К полудню она закончила шлифовать стену с окном, как вдруг в дверь позвонили.

Она глянула в глазок и, увидев Изму Изральевну, открыла дверь. Дама улыбнулась и озвучила цель своего визита. Оказывается, у них в ванной перегорела лампочка, а поменять некому. Не могла бы это сделать девушка? Инна тут же заверила оперную певицу, что, конечно же, может, какие пустяки. Закрыла квартиру и прошла к соседям. Эммануил Маркович, кряжистый старик с палкой в руках, сетовал на жену, и уверял, что и сам может это сделать! Какой же он мужчина, если даже поменять лампочку ему не по силам?! Изя махнула на него сухонькой ручкой и указала девушке, где стоит стремянка: с табуретки даже с Инниным ростом до лампочки было не достать.

Когда с этим было покончено, старики тут же пригласили ее на чай. Девушка отнекивалась и не знала, как бы улизнуть, никого не обидев при этом. В конце концов сказала, что развела раствор и боится, как бы тот не успел застыть. Изма Изральевна проводила ее до двери.

– Спасибо вам, душенька, – сказала женщина. – Я, признаться, очень рада, что Вадим нашел девушку по себе.

– По себе? – не поняла Инна.

– Такую же статную и серьезную. И, конечно, привлекательную. У него очень хрупкая душа, несмотря на пережитое им. Ведь годовщина уже в эту субботу? Для меня этот день дороже собственного дня рождения. Аля как всегда что-нибудь придумала, да? Я понимаю его. Бедный мальчик, он не любит об этом вспоминать, но наша жизнь – это платок, сотканный из воспоминаний. Вот только у Вадима он почти черный. Надеюсь, что с появлением вас в его жизни, платок расцветет радужными красками, и для черного цвета не останется места, – говорила она, стоя на пороге своей квартиры.

Гостья смотрела на нее, не понимая смысла услышанного. Годовщина, но чего? Может, это годовщина со дня смерти бабушки и деда?

– Изма Изральевна…, – начала она, но дама перебила.

– Конечно, я ему и словом не обмолвилась, что помню об этом дне! Свят, свят, свят! – воскликнула она, всплеснув руками. – Боже сохрани! А что задумала Аля?

– Я… не знаю, – честно ответила Инна, и женщина вскинула на нее удивленный взгляд.

– То есть…, – прошептала она.

– Мы еще об этом не говорили, – тут же нашлась Инна. Хуже всего будет, если Изма Изральевна вдруг по своей неосторожности выболтала чужой секрет. Беднягу замучает совесть. Вон как побледнела! Вадим и Алька ведь ей как внуки. – Сегодня четверг, так что время еще есть. Алюша сказала, что нужно всё тщательно обдумать. Я в их семье человек новый, с этим… днем сталкиваюсь впервые, так что всецело полагаюсь на нее.

У Инны даже ладони взмокли от такой откровенной лжи. Врать она терпеть не могла.

– Это правильно, правильно, – проговорила соседка, кивая. – Самое главное, чтоб Вадим не сбежал.

– Ну, за этим я постараюсь проследить.

– Вы знаете, каждый год я благодарю Господа за то, что Вадим выжил! Да, ему многое пришлось оставить за порогом юности. Он был вынужден отказаться от того, чем жил столько лет! Ведь если бы не та страшная трагедия, мы бы с придыханием произносили его имя. И не только мы, весь мир бы рукоплескал ему! Но, увы. Я знаю, как трудно ему было расстаться с мечтой, – вздыхала певица. – Слава Богу, этот мальчик нашел в себе силы начать жизнь заново. Он остался жив! Это самое главное!

– Совершенно с вами согласна, – сказала Инна, потому что нужно было что-то сказать, и на этом они распрощались.

Весь остаток дня она прокручивала и прокручивала в голове этот разговор. Нет, она не станет говорить об этом Вадиму. Видимо, тогда действительно случилось что-то из ряда вон выходящее. Он даже не любит об этом вспоминать, тем более не захочет говорить. Как бы так намекнуть Альке об этом разговоре с Измой? Только сделать нужно так, чтоб девчонка не испугалась.

К Алиному возвращению Инна зашпатлевала почти всю кухню. После проделанной работы, стены стали ровными и совершенно белыми. Не важно, что брат с сестрой будут здесь делать, теперь можно хоть обои клеить, хоть плитку класть, хоть панели выставлять.

– Ого! Это ты сама сделала? – изумилась Алька.

– Я, конечно, не гастарбайтер из солнечного Таджикистана, но кое-что умею, – усмехнулась Инна, спускаясь со стремянки. – Ну, как?

– Круто! А вот у меня руки из того места растут, откуда у большинства людей ноги, – призналась Аля. – Так здорово! Весь день батрачила?

– Зато день с пользой прошел, а то от безделья уже крыша едет.

– А ужин?

– В духовке, – прокричала Инна из ванной. – Картошка с мясом в горшочках!

– Тебе цены нет!

– Давай иди в ванную, а я пока на стол направлю.

Они ужинали. Алька опять забралась на стул с ногами и рассказывала о сегодняшнем случае.

– Нет, ты только представь, он доковырялся до того, что я плохо говорю по-английски! – возмущалась сестра Вадима. – А я ему, дескать, это что, мой родной язык, что ли? Или мы в школе, чтоб за него отметку получать? Почему я обязана знать его? Он мне: «Ты работаешь в таком месте, а даже стараться не хочешь. Терпят тебя только из-за брата!» Так хотелось ему врезать один разок, кое-как удержалась. Именно из-за брата и удержалась.

– А причем тут Вадим?

– Так он уже десять лет стрижет Людмилу Марковну, владелицу ресторана. Это он попросил ее взять меня.

– Зачем тебе вообще работать? Вадим, как я понимаю, зарабатывает вполне неплохо, я бы даже сказала отлично, судя по размаху ремонта. Так и спрашивается: зачем?

– Конечно, он зарабатывает, но не хочу просить у него денег на те же прокладки, или на то, чтоб посидеть с девчонками в кафе, – ответила, пожав плечиками, Алька. – Он меня и одевает, и обувает, плюс кормит, а я зарабатываю, как говорится, на булавки. На мелкие, но приятные мелочи. На те же подарки.

– Кстати о подарках. Сегодня приходила Изма Изральевна, у них лампочка в ванной перегорела. В общем, я совсем ничего не поняла, но она что-то говорила о предстоящей субботе, – сказала Инна, следя за реакцией Али.

Та перестала облизывать ложку и уставилась на гостью.

– Я не знаю, о чем шла речь, но почему-то она решила, что я должна быть в курсе.

– Наверно потому, что «девушка» моего брата не может не знать об этом. Тем более, если она «живет» с ним. Что именно она говорила? – спросила Аля.

Квартирантка стала пересказывать ей разговор с соседкой. Малышка сидела с абсолютно серьезным лицом. Ни тени иронии или сарказма. Она даже как-то повзрослела. Держала ложку у виска, опираясь локтем о колено, и молчала. Инна, сама не понимая почему, не стала передавать слова Измы о забытых мечтах. Что-то было в этих словах такое, что не давало покоя и напоминало о спящей собаке, которую не стоит будить. О рукоплещущем мире тоже промолчала.

– В общем, в эту субботу одиннадцатая годовщина возвращения Вадима из больницы, – сказала Аля, и по ее тону Инна поняла, что та взвешивает каждое слово. – Он долго и тяжело… болел. Примерно полгода. За время болезни несколько раз наступала клиническая смерть. Он не любит об этом вспоминать, тем более говорить. Вот только для меня и тех людей, кому он дорог, этот день очень важен. Страшно от одной мысли, что он мог не вернуться. Только ему не говори, что ты в курсе, а то он прибьет меня.

– О чем речь? Я вообще ничего не знаю. Аль, а что вы хотите сделать в кухне? Панели? Плитка?

– Знаю точно, что полы с подогревом. О цвете можешь не спрашивать, я дальтоник: цвет морской волны от индиго не отличу, так что все вопросы к брату.

– Я очень виновата перед ним, – вдруг призналась Инна.

– В чем?

– Он вчера так устал, потом еще со мной намучился, а я даже не поблагодарила.

– А что? Сегодня изменила свое мнение о цвете волос? – усмехнулась его сестра.

– Он обещал меня изменить так, что ни мать родная, ни жених не узнают. Сегодня я всматривалась в свое отражение и не узнавала. Я даже не ожидала такого результата, вот и шлифовала стены под гнетом вины.

– Подхалимка, – улыбнулась Аля. – У меня завтра выходной, не хочешь проверить свою неузнаваемость? Сходишь со мной?

– Куда?

– Сначала в Галерею, мне там кое-что купить нужно, потом в Спас-на-Крови.

– Как-то страшно, может всё же выждать недельку – другую?

– Чем больше дома сидишь, тем тяжелее будет сделать первый шаг, говорю по собственному опыту.

– Я подумаю, – ответила гостья.

Они улеглись за полночь, а Вадима еще не было. Алька звонила ему, но Инна, конечно же, не стала вдаваться в подробности. Без этого голова была занята. Сегодня очень хотелось позвонить отцу и просто услышать его голос. Хоть таблицу умножения, лишь бы вновь распознать его привычные нотки. А еще хотелось поиграть с ним в «Города». Они частенько закуривали по сигарете и играли, отец даже не думал поддаваться, вот только и Инна не любила проигрывать. Размышлять можно было всего лишь три секунды. Кто с ним теперь играет?

Он должен был уже получить ее письмо. Интересно, что же папа сказал, прочитав его? Ничего утешительного, это точно! Инна перевернулась на другой бок. Конечно, в создавшейся ситуации виновата лишь она одна. Никто силком ее под венец не тащил. Вот только и ускользнуть не дал.

Борис, наверное, рвал и метал! Он очень хитрый и расчетливый! Он поднялся с самых низов. Свое состояние сам сколотил: ни мама, ни папа, ни даже Крестная фея ему не помогали в этом. Иногда своим упрямством, он напоминал Инне бульдозер: прет себе вперед и всё на этом! После бегства своей невесты, он, наверно, встретился уже со всеми ее друзьями, захватив даже однокашников с детского сада.

Девушка крутилась в постели, как вдруг услышала звон разбившейся чашки. Странно, вот только, чтоб ворочался ключ в замке, она не слыхала. Поднялась и пошла на кухню. Там у плиты стоял Вадим и смотрел на осколки кружки на полу. Девушка не видела выражения его лица, но то, как дрожали его руки, заметила мгновенно.

– Что с вами? – спросила она.

Он оглянулся.

– Ничего, – тихо ответил и попытался взять оставленную в углу щетку, но едва прикоснувшись к ней, одернул руку.

Инна шагнула к нему.

– Что такое? Судорога? Ведь ваши пальцы судорогой стягивает? Скорее, садитесь. Да Бог с ним, с этим стеклом. Я сама уберу. Вот сюда садитесь. Сейчас, сейчас. Потерпите немного, – засуетилась она.

Вадим опустился на стул. Она достала большую чашку, налила воды из-под крана и поставила перед ним.

– Опускайте сюда руки, – сказала она и сама очень осторожно, едва касаясь, опустила большие мужские ладони в теплую воду. – Не горячо?

Он замотал головой. От боли сводило скулы. Сегодня был ужасно трудный день. Только стрижек больше двадцати! К вечеру он пил уже черный несладкий кофе, потому что не мог держать в пальцах чайную ложечку. Когда уже собрался домой, позвонил Гришка. Ему опять срочно требовалась помощь Вадима. Парень уже отказался, но тут арт-директор сказал, что помимо оплаты, достанет для Альки два билета на Мадонну, которая должна дать концерт в Питере 9 августа. И не просто два билета, а на отличные места. Вадим уже пробовал добыть билеты сам, вот только опомнился поздно, поэтому он собрал всю свою волю в кулак и отправился в клуб. Благо, хоть завтра день обещает быть полегче.

– Сейчас, сейчас, – всё приговаривала девушка. Она выскочила из кухни и вернулась с маленькой шкатулкой—чемоданчиком. Открыла ее и стала доставать крохотные пузырьки. – Вот, понюхайте! Этот или этот?

Инна сунула ему под нос сначала один, потом другой пузырек.

– Это эфирные масла, самые что ни на есть настоящие, – сказала она. – Давайте вот это, а? Оно еще и согревать вас будет.

С этими словами она, сунув свои руки к Вадиму в чашку, стала растирать больные пальцы, каждый по отдельности. Он посмотрел на ее сосредоточенное лицо, которое сейчас было так близко от его лица, и промолчал. От прикосновений ее рук и тепла, боль понемногу притуплялась. Затем Инна вынула большую ладонь, осторожно промокнула полотенцем и стала втирать в кожу эфирное масло. Делала неспешно и сосредоточенно, словно мину обезвреживала.

– Я почти не вижу вашего лица, но понимаю, что вы на меня смотрите, – вдруг сказала она. – Моя мама – балерина, было время, когда она не снимала пуанты больше десяти часов в сутки. К вечеру пальцы на ногах сводило, как и у вас, судорогой. Она переползала порог дома, и я уже ждала ее с тазом горячей воды. Правда, эфирных масел тогда не было. Довольствовались подсолнечным.

– Сколько вам было лет, когда она умерла? – спросил Вадим.

Инна даже вздрогнула, подняв на него ошарашенный взгляд.

– С чего вы взяли, что она умерла?

– Вы говорили о мачехе…

– Мои родители развелись, когда мне исполнилось четырнадцать. Мама сейчас живет в Германии. У нее новая семья: муж, его сын от первого брака и моя маленькая сестренка Моника.

– Почему же вы с ней не уехали?

Инна скривилась.

– Честно сказать, поначалу я считала ее предательницей. Дескать, она предала меня и папу, отдав предпочтение другому мужчине и хорошей, сытой жизни. Потом я поняла, что это не так, но в Германии мне не понравилось. Я, наверно, – только не смейтесь – патриотка. Не могу жить нигде, лишь в этом городе. После того, как отец стал писателем, мои горизонты, как понимаете, расширились, я бы даже сказала, распахнулись. Я не была только в Австралии, Антарктиде и Южной Америке. Европу исколесила, так же как и Азию.

– Владеете английским?

– В совершенстве. Вообще-то, я окончила буквально несколько дней назад институт восточных языков. Я владею помимо русского английским, немецким, японским и корейским. Немецкий и английский преподавали в школе. Мне повезло с учительницей. Она разглядела мои способности к языкам и гоняла меня, как наши – шведов под Полтавой. Так что, при поступлении в институт, люди в приемной комиссии сидели с открытыми ртами, внимая моему Бернарду Шоу, которого я цитировала наизусть!

– Вы этим так гордитесь?

Инна улыбнулась.

– Вы смеетесь, значит, вам полегчало.

– Скучаете? – вдруг тихо спросил он, и Инна замерла, замялась, отводя глаза в сторону. Душу царапнуло одиночество.

– Я знала, на что иду, – тихо ответила она. – Не больно?

– Если вас не затруднит, принесите мне барсетку. В прихожей на тумбочке стоит.

– Конечно.

Она поднялась из-за стола, и он в который раз удивился тому, какая она высокая. Такой цвет волос ей очень идет, он не ошибся. Вадим уже заметил, что на ночь она заплетала одну или две косы, видимо, чтоб волосы не путались. И только когда Инна вернулась в кухню, он вдруг смутился, увидев во что та была одета. На ней были свободные штаны длиной чуть ниже колена, а вот сверху… мужчина даже отвел взгляд. У него никогда не было фетиша по большой груди. Даже когда был подростком. После того, как пришел в индустрию красоты, понял, что маленькая грудь порождает большой комплекс. И на какие жертвы идут девушки, тоже знал.

Только вот к Инне пластика не имела никакого отношения. Вот и сейчас, она вновь села на свой табурет, склонилась над чашей и стала массировать другую руку, а бедняга не знал, куда ему деть глаза. Обычно она надевала свободные футболки, топы, а сейчас все эти шикарные формы были затянуты белой спортивной майкой с тоненькими бретельками. И, кроме того, майка была надета на голое тело, так что приличных мыслей в голове совсем не осталось.

– Инна, – начал Вадим. Но тут девушка подняла на него глаза.

– Слышите? – спросила она.

– Что?

– Звук мобильника. Я сейчас, – она опять поднялась. Опять перед глазами качнулись аппетитные формы – мужчина даже отпрянул назад – и вышла. Вернулась с пиджаком Вадима в руке. – Это у вас играет.

– В левом нагрудном кармане, – стараясь не смотреть на нее, ответил он.

Она выудила мобильник и положила на стол. Увидев пропущенный вызов, Вадим скривился.

«Черт, ну сколько можно названивать?» – мелькнуло в голове.

И тут девушка, видимо, сильно надавила, Вадим от боли дернул руку на себя.

– Простите, – пробормотала она, а он опять уставился в вырез майки.

«Вот ведь черт!»

– Инна, у меня в барсетке ваши очки, – сказал он и отвернулся.

– Вы заказали всё-таки? Спасибо! – обрадовалась она и быстро достала футляр с очками.

Конечно, он заказал. Вот только оправы у этих очков не было. Две душки, две линзы и тоненькая перемычка между ними. Девушка тут же нахлобучила их на нос и посмотрела на своего спасителя.

– Ну как? – спросила она.

– Хорошо. Инна…

– Ой, если бы вы знали, как я вам благодарна за это!

– Инна…

– С моим зрением и вашим ремонтом очень тяжело передвигаться по квартире.

– Инна…

– Вам денег хватило? Сколько я вам еще должна?

И тут у него кончилось терпение. Он сжал ее пальцы в своей руке. Она удивленно посмотрела на него. Всё-таки он правильно подобрал оправу: акцент с такой формой очков переходит на глаза, а они у нее очень необычные.

– Что… такое?

– Инна, я… даже не знаю, как сказать…, – пробормотал Вадим. Теперь она могла рассмотреть серое от усталости лицо и темные круги под глазами. – Не могли бы вы… набросить на себя что-нибудь… сверху…

Девушка, недоумевая, посмотрела на него. Он не хотел, но пришлось показать глазами, о чем именно идет речь. Инна опустила глаза, и через секунду выскочила из кухни со словами:

– О Боже! Трудно было раньше сказать!

И он, не зная почему, улыбнулся, пробормотав:

– Девчонка совсем.

Ее не было довольно долго. Телефон опять зажужжал и поехал по столу. Вадим глянул на дисплей – настроение испортилось. Пусть себе звонит. И тут на кухне вновь появилась Инна, правда, уже в рубашке. Она не смотрела на него и была цветом пожарной машины.

– Не хотите отвечать? – зачем-то спросила она, вновь возвращаясь к своему занятию.

– Вам не должно быть неловко.

Инна покраснела еще больше.

– А что же вы меня тогда попросили одеться? – вдруг спросила она тихо и глянула на него исподлобья. Вадим даже не нашелся, что ответить. Ох, уж эти льдинки! Взгляд прям пронизывает насквозь. Даже не по себе немного.

– Чтоб вам потом не было стыдно.

– Да ну? Какой вы, однако, заботливый, – заметила с сарказмом девушка, массируя пальцы. – Значит, вас это совсем… не тронуло?

– А должно было?.

– Ну, не знаю. По идее… должно было бы.

– Боюсь вас разочаровывать.

– Да что вы! Может, тогда… всё же снять рубашку? Мне, знаете ли, и так неплохо было, – вдруг усмехнулась она.

– А я вижу, Алька на вас дурно влияет: такой сарказм – это по ее части.

И тут опять зажужжал телефон. Услышав это, Вадим от злости вполголоса чертыхнулся. От Инны это не ускользнуло. Она видела, как желваки задвигались под кожей, и с какой неприязнью и ненавистью он смотрит на телефон.

– Звонок международный? – вдруг спросила она.

– Что?

– Сейчас полтретьего, так что вряд ли это местный звонок…

– Это, как вы выразились, местный звонок, – перебил ее Вадим.

– Может… что-то случилось?

– Я прекрасно знаю, что именно случилось. Не обращайте внимания, – ответил он и прикрыл жужжащий телефон полотенцем. Как же он от этого устал! Как же ему надоели эти звонки среди ночи! Именно из-за них постоянно разряжена батарея.

– Я уже почти закончила. Знаете, я сегодня у ваших соседей лампочку вкручивала, а вот поблагодарить за подарок, забыла. Даже неудобно как-то.

И тут Вадима осенила одна шальная мысль, и он сжал скользкие пальцы девушки в своей руке.

– Это идея. Ответьте за меня! – сказал он, а глаза блестели азартом.

– Что?

– Я прошу вас ответить на звонок, но… так, как ответила бы на него моя девушка, понимаете?

Она затрясла головой.

– Совсем не понимаю.

Вадим наклонился к ней.

– Я прошу вас об услуге. Своего рода плата за очки. Возьмите трубку и поговорите с тем человеком на правах моей девушки. Можете на него наехать и даже нагрубить, только отвечайте уверенно.

– У меня нет способностей к лицедейству!

– Вы что на «Оскара» претендуете, что ли?

– А нельзя отключить телефон, как вы сделали это вчера? – спросила Инна и тут же прикусила язык.

Вадим, прищурившись, всматривался в ее лицо. Черт, его глаза стали почти черными! Аж мурашки по коже!

– А мы еще и шпионим?! – проговорил он, наваливаясь на стол, при этом рук Инны так и не выпустив.

– Даже в мыслях не было, – тут же отрапортовала девушка. – Пошла на кухню…

– Водицы испить?

– Я всё испорчу! Сами же говорите, что знаете, что нужно от вас этому человеку, не можете отказать?

– Он не понимает моих слов.

– Отпустите. Отдайте хоть одну руку, как мне телефон-то взять.

Он тут же разжал пальцы. Инна наскоро стала вытирать руки полотенцем, глядя на жужжащую трубку.

– Поклянитесь, что все последствия возьмете на себя!

– Торжественно! – тут же поддакнул Вадим и даже поднял правую руку.

Она еще раз посмотрела на него и провела пальцем по дисплею. То, что Инна услышала, удивило до глубины души. Во-первых, на том конце ответил мужчина. У него был очень красивый, словно бархатистый голос. Во-вторых, само содержание его речи:

– Всё-таки снял трубку, – проговорил он, словно повидло по тосту размазал, – может уже хватит от меня бегать? Я звоню каждый день, приходил к тебе на работу, но ты был так занят, что меня без записи даже не пропустили в зал! Я же не прошу достать мне звезду с неба, я прошу всего лишь об ужине, это так сложно?

– Ужине? Каком ужине? Вы, простите меня, кто, чтобы звонить моему парню в такой час, а? Или вы на Камчатке живете, и уже рассвет встречаете, тогда и говорить бы следовало о завтраке! Я вас спрашиваю, кто вы? Почему трезвоните по ночам? Думаете, у него других дел нет… ночью, как на ваши звонки отвечать?

– Вадим? – тут же переполошились в трубке.

Вадим зажал рот рукой и с любопытством продолжал смотреть на это представление. Инне же даже жарко стало. Она поднялась и прошлась по кухне.

– Любимый, тебе какой-то идиот звонит! – вдруг прокричала она, прикрыв телефон рукой. – Что? Он говорит, что разговаривать с идиотами, у него нет времени! Я вас последний раз спрашиваю, кто вы? Что вам нужно от моего парня?

– А вы кто, осмелюсь спросить?

– Кто я? Дядя, вы там как, на своей Камчатке, берега не попутали? Какое право вы имеете спрашивать меня, кто я такая? Это я что ли вам названиваю в три часа ночи? А, до меня дошло! Вы позвонили, чтобы время уточнить? Как в том анекдоте про таран, что висел на цепях посреди квартиры! Дядя, я не знаю, кто вы, но убедительно прошу, не звоните моему Вадиму так поздно. Нам, между прочим, завтра на работу, а сегодня… еще не все дела… сделаны…

– Солнышко, ты с кем там говоришь? Хватит болтать по телефону, – промурлыкал рядом сидящий Вадим, – иди уже сюда.

– Да это не мне, дорогой, звонили, а тебе. Сейчас подожди, ну подожди же, щекотно, – и девушка приглушенно засмеялась. – Ай, не кусаться!

– Иди сюда, я очень голоден! Я тебя съем сейчас!

– В общем, дядя, я вам уже сказала – пупсик, подожди же – не названивайте больше, иначе я заявлю в полицию – ну, зайка, ну потерпи немного, я уже заканчиваю – о телефонном терроризме. Прощайте.

Она нажала отбой и посмотрела на Романова. Тот выглядел совершенно довольным и даже поаплодировал ей.

– Браво, браво! Да вы талантище!

– Да ну вас! И хватит хлопать. Подведете меня под монастырь, – махнула на него рукой, – вы успели поесть?

– Когда бы? А что на ужин? – оживился он. У него даже усталость исчезла из взгляда. Приободрился, словно она не на звонок ответила, а живительной водицы испить дала.

– Не машите руками, что вы делаете! Сейчас, вот так наденем перчатки и всё. Руками ничего не трогать!

– А есть как?

– Я вас покормлю, если вы позволите!

– Я что, дитя малое? Я и сам могу!

– А вот и не можете, – сказала Инна, поставив горшочек в микроволновку.

– Можно спросить? – проговорила она, приготовившись кормить Вадима, тот, послушно открывая рот, кивнул.

– Предполагаю, о чем именно, но мне спрашивайте.

– Этот человек, который вам звонил, – начала она, зачерпнув очередную порцию для своего пациента, – у меня создалось такое ощущение, что он вас на свидание приглашает.

Вадим улыбнулся.

– Скажите, я похож на гея? Ну, вот вы как считаете?

Инна замялась.

– Среди моих знакомых нет геев, или я просто об этом не знаю. Хотя…

Вадим с превеликим любопытством смотрел на нее. Она отвела глаза, почесала шею…

– Да говорите, как есть, что вы мнетесь!

– Я подумала об этом в самом начале нашего знакомства. Вы мужчина, а разбираетесь в женских… интересах, как не всякая женщина.

– Я стилист!

– Да, но процент мужчин-геев среди стилистов, парикмахеров и тому подобное очень высок. У вас такой набор по уходу за собой! У меня полно друзей-парней, но ни один из них не может похвастаться такой косметикой. Теперь я понимаю, что у вас очень устают и болят руки, поэтому вы так ухаживаете за ними.

– Значит, вы, как и большинство, склоняетесь к стереотипу, если стилист – мужчина, значит гей! Обидно!

– Но почему стилист? Почему вы выбрали такую профессию?

У него сузились глаза. Он даже отобрал ложку у Инны. Рассказывать о причинах своих поступков в его планы не входило. В душе заворочался гадкий червячок.

– Как много вам известно профессий, которым можно было бы обучиться за семь – восемь месяцев? Которая сумела бы вас прокормить, даже если владеешь ей лишь на уровне чайника?

Инна пожала плечами, а в голове тут же всплыл разговор о несбывшихся мечтах.

– К сожалению, в жизни не всё происходит так, как нам бы того хотелось, – вздохнул Романов, – когда пришло мое время принимать решения, я не очень задумывался над тем, чем именно буду заниматься. Нужна была профессия, и я ее освоил. Сейчас, без преувеличения, я один из лучших парикмахеров, визажистов и стилистов страны! Я мастер своего дела! Периодически это приходится доказывать на различных конкурсах, но оно того стоит. И я не гей. Этот человек, с которым вы говорили по телефону, считает, что я подавляю свою истинную ориентацию. Наша с вами шалость заставит его хотя бы пару дней мне не звонить.

– Думаю, он придет на разборки лично.

– Что??? – Вадим даже поперхнулся.

– Это напоминает поведение ревнивой девушки, не находите? – сказала Инна, наливая ему чай. – Если он действительно желает вас заполучить, а вы артачитесь, это лишь подогревает его интерес. Вы, в таком случае, становитесь еще более желанным. Он изводит вас ночными звонками, точно зная, что, как бы там ни было, вы одиноки. И вдруг бац – трубку берет какая-то девица! Сейчас этот дядя допивает бутылку водки, натачивая нож и придумывая речь к завтрашнему дню. Почему вы позволили ему усложнить себе жизнь? Трудно было заявить в полицию?

Вадим улыбнулся. Ох, уж эта улыбка плотоядного! Инна смотрела на него, как завороженная.

– Этот дядя, как вы его назвали, непростой человек. Он весьма и весьма известен. Вы не поверите мне, если я назову его имя.

– Тем более он не захочет огласки…

– Ему плевать на эту самую огласку, у него весьма скандальная репутация, – перебил Вадим, – единственный человек, который пострадает во всем этом – я! И как вы понимаете, я этого, ой, как не хочу. Мои клиенты – это отражение моего имени. Я не причесываю тетю Клаву из соседнего супермаркета. Большинство – это женщины бизнеса. Сильные и волевые натуры. Уверен на сто процентов, что не все останутся мне верны после скандала. Для них я мужчина, который способен сделать их еще более красивыми и желанными для других мужчин. Есть, конечно, звезды театра и эстрады, но таких можно по пальцам пересчитать, потому что у большинства из них личные парикмахеры. Есть несколько бизнесменов и даже политиков-мужчин. Для них я человек, который с мужской точки зрения может оценить их вид и дать дельный совет.

Он отхлебнул чай и даже прищурился от удовольствия. Хорошо-то как! Жаль только, что рассвет уже не за горами.

– Был у меня такой клиент, бизнесмен средней руки. У него, по сути, было очень прибыльное дело, но оно по каким-то причинам не развивалось. И вот он пришел на стрижку и вздыхает, и вздыхает. Я ему, дескать, вам нехорошо, может чай, кофе принести? А он мне говорит, что, несмотря на видимую прибыльность его предприятия, партнеры его всерьез не воспринимают и поставить дело на широкую ногу не выходит. И тут у него телефон звонит. Достает он из кармана допотопную трубку и отвечает. А я смотрю у него и часы командирские. Маникюр на двести долларов и часы на руке за полтинник наших деревянных. Он поговорил по телефону, и я ему посоветовал сменить часы и трубку на более дорогие и современные. Так выяснилось, что эти часы ему отец-покойник подарил черт знает когда, а на мобильнике фотографии и видео с маленькой дочерью. Она уже много лет живет не то в Париже, не то в Нью-Йорке, очень занята, вот папа и просматривает время от времени счастливые моменты своей жизни. Я ему объяснил неписаное правило людей его круга: зажигалка, портмоне, часы, мобильник показывают, что ты за человек. Он мне ничего не сказал. Вернулся через месяц и оставил на чай триста долларов. А я смотрю у него и авто новое, и часы на руке с бриллиантами. Говорит, что дела пошли в гору. Так он у меня до сих пор консультируется. Я даже ездил вместе с ним в магазин, чтобы подобрать пальто. А вы говорите…

– Ну а как быть с этим из телефона?

Но Вадим ее почти не слушал. Он вытянул ноги, взгромоздив их на стул, взял кружку двумя руками и с удовольствием стал прихлебывать чай, а лицо было довольное-довольное!

– Ну, вы еще помурлычьте, – усмехнулась Инна и стала убирать со стола, затем подмела осколки от кружки. Вадим молчал, щурясь от удовольствия. Она уже собралась уйти, как услышала:

– Спасибо вам за всё.

– Нема за що, обращайтесь еще, – ответила девушка, – и извините за вчерашнее. Мне очень нравится мой новый образ.

– Я свое дело знаю.

– Ну, от скромности вы не умрете!

– Это факт! Спокойной ночи.

– Уместнее было бы сказать, доброе утро.

– Ну, тогда, спокойного утра!

– И вам того же!