Читать книгу Доказывание в уголовном процессе - В. А. Лазарева - Страница 6

Термин «доказывание» возник еще в дореволюционной русской науке. Этим понятием обозначалась деятельность участника уголовного процесса по обоснованию своих выводов. «Всякое доказательство сводится к силлогизму, – писал проф. И. Я. Фойницкий, – ...центральную часть его составляет большая посылка, и сила самого вывода обусловливается истинностью ее, точностью малой посылки и правильностью вывода при условии дальнейшей объективной проверки заключения»[Фойницкий, И. Я. Указ. соч. Т. 2. – С. 168.]. В советский период это мнение было подвергнуто критике, поскольку доказывание рассматривалось как специфическое процессуальное понятие, не имеющее общенаучного аналога. Используемое логикой понятие доказательства как мыслительной логической деятельности, состоящей в обосновании истинности одних мыслей с помощью других мыслей, к процессуальному доказыванию считалось не применимым[См., например: Соловьев, А. Б. Доказывание в досудебных стадиях уголовного процесса / А. Б. Соловьев. – М.: Юрлитинформ, 2002. – С. 7.].

Наиболее широкое распространение в науке получил взгляд, отождествляющий доказывание с познанием. Одним из первых четко выразил эту мысль проф. М. С. Строгович: «Мы отождествляем доказывание в уголовном процессе с познанием истины по уголовным делам: процесс доказывания и есть процесс познания фактов, обстоятельств уголовного дела»[Строгович, М. С. Курс советского уголовного процесса. Т. 1. – С. 296.]. Этот взгляд занял в уголовном процессе доминирующее положение и следует сказать, что для такой постановки вопроса имеются основания. В предыдущей главе мы рассмотрели уголовный процесс именно как познавательную деятельность следователя, прокурора и суда, направленную на получение достоверных знаний о событии преступления во всем многообразии его признаков и свойств.

В то же время ряд авторов[См.: Эйсман, А. А. О понятии вещественного доказательства и его соотношении с понятиями доказательств других видов. – С. 82; Лузгин, И. М. Вопросы познания в судебном доказывании / И. М. Лузгин // Советское государство и право. – 1964. – № 8. – С. 107. «Термин доказывание в уголовно-процессуальной теории, – пишет А. В. Агутин, – имеет тот же смысл, который имеет в логике доказательство». См.: Агутин, А. В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании : монография / А. В. Агутин. – М., 2004. – С. 88.] поддержали высказанный известным русским процессуалистом И. Я. Фойницким взгляд, согласно которому доказательство (доказывание, в современном понимании) – это процесс, «путем которого обстоятельство искомое ставится в связь с обстоятельством известным, данным и показывается им»[См.: Фойницкий, И. Я. Указ. соч. Т. 2. – С. 162 и сл.]. Вопрос о понятии доказывания, таким образом, по-прежнему спорен, и сегодня, как никогда, актуален.

Представление о доказывании как деятельности по обоснованию какого-либо тезиса, соответствует состязательному характеру судопроизводства, позволяет четко распределить процессуальные функции между участниками судебного разбирательства, обеспечить объективность и беспристрастность суда. Конфликтный характер уголовного судопроизводства, позволяющий рассматривать его как общение субъектов, обладающих несовместимыми целями, требует признания того факта, что стороны стремятся доказать суду наличие или отсутствие определенных, существенных для этих целей, обстоятельств. Однако неизбежным и негативным следствием такого подхода является попытка некоторых ученых разграничить собирание доказательств (познавательно-практическую деятельность) и доказывание (деятельность рационально-логическую, обосновывающую)[См.: Лузгин, И. М. Расследование как процесс познания / И. М. Лузгин. – М. : ВШ МВД СССР, 1969. – С. 21, 22; Домбровский, Р. Г. Логика и теория судебных доказательств / Р. Г. Домбровский / Оптимизация расследования преступлений. – Иркутск : ИГУ, 1982. – С. 18.] или обосновать двойственную трактовку доказывания[См.: Алексеев, С. С. Проблемы теории права. Т. 2. / С. С. Алексеев. – Свердловск, 1973. – С. 247, 248; Строгович, М. С. Указ. соч. Т. 1. – С. 298; Савицкий, В. М. Государственное обвинение в суде / В. М. Савицкий. – М. : Наука, 1971. – С. 156 – 158.], во-первых, как познавательной деятельности, осуществляемой органами, расследующими и разрешающими дело, и состоящей в собирании, проверке и оценке доказательств (доказывание в широком смысле), во-вторых, как деятельности по обоснованию утверждения, выдвинутого участником процесса, по убеждению в его истинности каких-либо лиц (доказывание в узком смысле).

Обе попытки представляются одинаково неудовлетворительными, в связи с чем вопрос о понятии доказывания продолжает сохранять свою дискуссионность. Определенные проблемы в решении этого вопроса создает и уголовно-процессуальный закон.

В ст. 85 УПК доказывание определяется как деятельность, состоящая в собирании, проверке и оценке доказательств в целях установления обстоятельств, имеющих значение для уголовного дела, перечисленных в ст. 73 УПК. Закрепляя понятие доказывания таким образом, законодатель исходит из того, что в уголовном процессе действительно происходит установление обстоятельств совершенного преступления: осуществляется поиск и обнаружение носителей доказательственной информации, ее извлечение и закрепление в материалах уголовного дела и использование полученных сведений для обоснования завершающего познание вывода. Эту познавательную деятельность осуществляют как стороны, главным образом, сторона обвинения, так и суд, что в целом не вызывает возражений, так как соответствует их процессуальному статусу. Однако навязываемый ст. 85 УПК вывод о том, что познавательная деятельность следователя, прокурора и суда и есть доказывание[Надо сказать, такой подход соответствует устоявшемуся и получившему широкое распространение представлению о доказывании. См.: Арсеньев, В. Д. Вопросы общей теории судебных доказательств / B. Д. Арсеньев. – М., 1964. – С. 14; Теория доказательств в советском уголовном процессе. – С. 298; Горский, Г. Ф. Проблемы доказательств в советском уголовном процессе / Г. Ф. Горский, Л. Д. Кокорев, П. С. Элькинд. – Воронеж : ВГУ, 1978. – С. 198; Коз, Ц. М. Указ. соч. – C. 4 – 16; Фаткуллин, Ф. Н. Указ. соч. – С. 6 – 9; Ларин, А. М. Работа следователя с доказательствами / А. М. Ларин. – М. : Юрид. лит., 1966. – С. 3 – 5; Шейфер, С. А. Указ. соч. – С. 11.], находится в противоречии с закрепленным ст. 14 УПК понятием «обязанность доказывания», а также с взаимосвязанными принципами презумпции невиновности, состязательности и равноправия сторон и независимости суда. Аргументируем свою позицию.

1. Презумпция невиновности обусловливает такое построение процесса, в котором бремя доказывания лежит на одной из сторон, а именно той, что выдвигает обвинение: «ei incumbit probatio, qui dicit, non qui negat» (доказывать обязан тот, кто утверждает, а не тот, кто отрицает). В соответствии с этим правилом, подозреваемый или обвиняемый, считающийся невиновным до тех пор, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда, не обязан доказывать свою невиновность. Бремя доказывания обвинения и опровержения доводов, приводимых в защиту обвиняемого, подозреваемого, лежит на стороне обвинения. Если признать, что доказывание – это состоящая в собирании, проверке и оценке доказательств познавательная деятельность официальных субъектов уголовного судопроизводства, то приведенные положения ст. 14 УПК теряют всякий смысл: получается, что закон освобождает обвиняемого от обязанности, которая на него не может быть возложена. Обвиняемый не наделен соответствующими для выполнения такой обязанности полномочиями, он не вправе собирать, проверять и оценивать доказательства в той форме, в какой это делает следователь.

2. Понятие «доказывание» не может быть рассмотрено в отрыве от понятия «обязанность доказывания». Формулировки ст. 14 не оставляют сомнений: предметом доказывания по уголовному делу является виновность лица в совершении преступления. В соответствии с ч. 4 ст. 302 УПК обвинительный приговор не может быть основан на предположениях и постановляется лишь при условии, что в ходе судебного разбирательства виновность подсудимого в совершении преступления подтверждена совокупностью исследованных судом доказательств. Это означает, что обвинительный приговор постановляется лишь при безусловной доказанности вины подсудимого. Аналогичных требований к доказыванию невиновности закон не предъявляет. Невиновность обвиняемого есть объективное правовое положение обвиненного в преступлении лица, сохраняющееся до тех пор, пока не доказано обратное. Невиновность не нуждается в доказывании – она презюмируется.

Оправдательный приговор постановляется, если не установлено (не доказано – п. 1 ч. 1 ст. 299) событие преступления, если подсудимый не причастен к совершению преступления (читай: не доказано совершение им преступления – п. 2 ч. 1 ст. 299), а также если в деянии подсудимого отсутствует состав преступления или коллегией присяжных вынесен оправдательный вердикт (п. 3 ч. 1 ст. 299 и п. 3, 4 ч. 2 ст. 302). Оправдание по любому из названных оснований означает признание лица невиновным.

Приведенные положения закона позволяют утверждать, что уголовно-процессуальное доказывание – это деятельность по установлению и обоснованию вины лица в совершении преступления. Вопрос о том, кто осуществляет доказывание, в современных условиях представляется риторическим. Тем не менее, чтобы не оставлять сомнений, следует поставить точку и в этом вопросе.

3. Возложенная на органы уголовного преследования обязанность выяснить все обстоятельства преступления совпадает с обязанностью обосновать утверждение о виновности совершившего это преступление лица. Уголовный процесс, по общему правилу, возбуждается (т.е. начинается) прокурором, следователем, органом дознания или дознавателем в каждом случае обнаружения признаков преступления и направлен на установление события преступления, изобличение лица или лиц, виновных в совершении преступления (ч. 2 ст. 21). Для установления именно этих обстоятельств, нормативным выражением которых служит предмет доказывания (ст. 73 УПК), перечисленные органы собирают, проверяют и оценивают доказательства.

Собирание, проверка и оценка доказательств органами расследования совпадает с доказыванием ими обвинения: познавательная и обосновывающая стороны этой деятельности образуют неразрывное единство. Установить событие преступления и виновность обвиняемого для органов уголовного преследования означает не только выяснить, т.е. узнать, что произошло в действительности, для чего необходимо получить нужную информацию, но и убедить суд в достоверности полученных знаний и правильности сделанных на основе этих знаний выводов.

4. В соответствии со ст. 15 УПК функции обвинения, защиты и разрешения уголовного дела отделены друг от друга и не могут быть возложены на один и тот же орган или одно и то же должностное лицо. Суд не является органом уголовного преследования, – подчеркивает законодатель, помня о реальной опасности широко распространенного в недавнем прошлом обвинительного уклона. Уголовное преследование, т.е. деятельность, имеющая своей целью изобличение обвиняемого в совершении преступления, – это обязанность следователя, дознавателя и прокурора. Суд этой цели не преследует, он не изобличает обвиняемого, и на нем не лежит обязанность доказать его вину. Однако, разрешая уголовное дело, суд должен ответить на вопрос – доказана ли виновность подсудимого.

Различие между познавательной деятельностью следователя (дознавателя, прокурора) и суда очевидно. Деятельность органа расследования направлена на изобличение подозреваемого, обвиняемого в совершении преступления (п. 55 ст. 5 УПК). Деятельность суда направлена на осуществление правосудия путем рассмотрения в предусмотренном порядке уголовного дела. Наличие у суда одинаковых со следователем полномочий по исследованию доказательств (допрос, осмотр, назначение экспертизы) не является подтверждением однородности этой деятельности.

Суд не обязан доказывать ни вину, ни невиновность подсудимого, он не является субъектом доказывания. Суд не может принять на себя полномочия по доказыванию виновности подсудимого, поскольку это означает нарушение закрепленного в ст. 15 УПК принципа состязательности: суд не является органом уголовного преследования, он не выступает ни на стороне обвинения, ни на стороне защиты. Однако суд не может принять на себя также обязанности доказывания невиновности, поскольку она, как мы видели, доказыванию не подлежит. Доказывание судом невиновности обвиняемого означало бы, что суд исходит из презумпции его вины, а это несовместимо ни с положением суда как независимого от обвинения органа судебной власти, ни с другими принципами уголовного судопроизводства. Суд в состязательном уголовном процессе – не субъект, а адресат доказывания.

Рассматривая вопрос о понятии доказывания, необходимо помнить, что представления о доказывании как познавательной деятельности суда, прокурора, органа расследования формировались в условиях советского судопроизводства, при котором различные органы уголовной юстиции были обязаны решать общие задачи, воплощенные в понятии истины. В соответствии со ст. 20 УПК РСФСР на следователя, прокурора и суд возлагалась обязанность принять все предусмотренные законом меры для всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств дела, выявить как уличающие, так и оправдывающие обвиняемого, а также смягчающие и отягчающие его ответственность обстоятельства. Этот взгляд являлся следствием иллюзорных представлений о бесконфликтности уголовного судопроизводства и единстве целей его участников.

Отрицание состязательности в теории и искажение ее в судебной практике отразились на определении уголовного процесса как «деятельности органов суда, прокуратуры и следствия по раскрытию преступления, изобличению преступника»[Чельцов, М. А. Советский уголовный процесс / М. А. Чельцов. – М. : Госюриздат, 1951. – С. 13.]. Ясно, что в таком процессе от сторон не требовалось значительных усилий по обоснованию своих выводов и утверждений, необходимость убеждать суд в чем бы то ни было отсутствовала. Суд сам был обязан всесторонне и полно исследовать обстоятельства дела, для чего не только наделялся неограниченными полномочиями по собиранию дополнительных доказательств, но имел право возбудить уголовное дело по новому обвинению и в отношении новых лиц, потребовать от прокурора дополнительного расследования и даже при отказе прокурора от обвинения мог вынести обвинительный приговор. Закон даже не требовал обязательного участия прокурора в судебном разбирательстве, вследствие чего около половины уголовных дел рассматривалось в отсутствие государственного обвинителя, что представляется вполне логичным, при условии, что у прокурора и суда общие цели и задачи. Прокурор наделялся полномочиями по надзору за законностью осуществления правосудия и приговора суда, а в ходе судебного разбирательства он давал заключения по всем возникающим вопросам, которые рассматривались судом как обязательные. При таком построении уголовного процесса толкование доказывания как направленной на установление истины познавательной деятельности следователя, прокурора и суда вполне соответствовало тому смыслу, который придавал этой деятельности законодатель.

Признание уголовного судопроизводства состязательным привело к размежеванию процессуальных функций суда и прокурора, следователя, дознавателя и потребовало пересмотра многих понятий, включая понятие доказывания. Тенденция к сохранению прежних представлений о доказывании основана, как представляется, на неготовности значительной части науки и практики к смене парадигмы.

Изменение парадигмы (системы, модели) уголовного судопроизводства не равнозначно его совершенствованию: это изменение его основ, устоев. Парадигматические изменения уголовного процесса выражены в таком пересмотре его назначения и принципов, которые позволяют говорить о начале формирования процесса совершенно иного типа. Реализация нового назначения уголовного судопроизводства невозможна без обеспечения сторонам равных возможностей апеллировать к независящему от них суду. На протяжении всей истории формирования современного уголовного процесса, как англо-саксонского, так и континентального типа, состязательность неизменно рассматривалась как эффективное средство справедливого разрешения спора. В России состязательное построение уголовного процесса было закреплено еще Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. Анализ многих положений этого нормативного акта убедительно показывает, что состязательное начало играло в уголовном судопроизводстве исключительно важную роль, стороны представляли собой главную движущую силу производства по делу, особенно по делам, рассматриваемым мировым судьей. В то же время и суд не занимал пассивного положения. Поэтому, подчеркивая значение состязательности, русский процессуалист Н. Н. Розин писал, что «состязательный принцип вполне совместим с инструкционным началом процесса, в силу которого последний, сохраняя за сторонами их процессуальные права, в то же время открывает для суда возможность активной деятельности и, таким образом, полного раскрытия истины в деле»[Розин, Н. Н. Уголовное судопроизводство / Н. Н. Розин. – Петроград, 1914. – С. 497, 498.].

Несмотря на то что в процессуальной науке послеоктябрьского (1917 г.) периода довольно широко были распространены взгляды, отрицающие принцип состязательности, как несвойственный социалистическому уголовному процессу, многие видные процессуалисты, отстаивая этот принцип на протяжении длительного времени, усматривали в нем путь к коренному улучшению судебной деятельности, повышению его эффективности.

Проблема становления и упрочения в России независимой судебной власти с новой остротой поставила вопрос о состязательности как основе организации уголовного судопроизводства. Закрепив в ст. 123 положение о том, что судопроизводство в Российской Федерации осуществляется на основе состязательности и равноправия сторон, Конституция РФ во многом определила дальнейшее направление судебной реформы и совершенствования уголовно-процессуального законодательства. И если в начале судебной реформы состязательность была прямо закреплена лишь в отношении предварительного слушания и производства в суде присяжных (ст. 429 УПК РСФСР), а применительно к общим правилам судопроизводства выражалась менее отчетливо (ст. 245, 248, 249), то новый УПК изменил ситуацию кардинально: принцип состязательности и равноправия сторон признан определяющим началом всей уголовно-процессуальной деятельности[Надо сказать, что и сегодня отношение к состязательности уголовного процесса неоднозначно: «состязательность – это институт защиты преимущественно частного интереса... Наука и практика должны выработать рекомендации для определения границ и пределов, форм и способов действия принципа состязательности на стадии предварительного расследования, исходя из необходимости защиты в первую очередь публичных интересов (уголовное преследование и назначение виновным справедливого наказания)...», пишет, например Ф. Багаутдинов. См.: Багаутдинов, Ф. Отражение публичных и личных интересов в принципах уголовного судопроизводства / Ф. Багаутдинов // Уголовное право. – 2002. – № 4. – С. 57.].

В то же время, бесспорно, что рассмотрение судом уголовного дела является познавательной деятельностью, служащей основой принятия решения. Суду принадлежат полномочия как по собиранию доказательств, так и по их проверке и оценке. Однако деятельность суда лишена того обосновывающего и обвинительного смысла, который заложен в понятии доказывания. Суд никого не должен убеждать, но сам должен быть убежден в правильности принимаемого решения. И хотя к этому убеждению его склоняют стороны, лежащая на суде ответственность за законность и обоснованность приговора дает ему право критически оценивать их доводы и перепроверять все представляемые сторонами в подтверждение этих доводов доказательства.

Таким образом, корень разногласий по вопросу о понятии доказывания заключается в том, осуществляет ли эту деятельность наравне с органами уголовного преследования и суд. Ответ прост. Анализ относящихся к доказыванию статей УПК ведет к выводу: если собирание, проверка и оценка доказательств направлены на установление события преступления и виновности совершившего это преступление лица (ст. 85 и п. 1 и 2 ч. 1 ст. 73), и если эта деятельность осуществляется не только следователем и прокурором, но и судом (ст. 86 – 88), то суд осуществляет доказывание виновности лица в совершении преступления, какой бы смысл мы ни вкладывали в это понятие. Стремление сохранить суд в числе субъектов доказывания и есть та причина, по которой доказывание отождествляется с познанием. И в этом стремлении скрыта неготовность науки и практики признать на деле судейскую независимость, освободить суд от обязанности устанавливать виновность подсудимого.

Сказать, что суд не осуществляет доказывание, значит, признать, что суд не доказывает виновность лица в совершении преступления, а признав это, мы получаем возможность иначе прочесть ст. 85 УПК: доказывание состоит в собирании, проверке и оценке доказательств, включает в себя эти виды деятельности, но не является ими, не тождественно собиранию, проверке и оценке доказательств.

Таким образом, приходим к выводу, что под доказыванием следует понимать состоящую в собирании, проверке и оценке доказательств мыслительную и практическую деятельность органов уголовного преследования (дознавателя, следователя, прокурора, государственного обвинителя) по изобличению подозреваемого и обвиняемого в совершении преступления и обоснованию его вины. Собирание, проверка и оценка доказательств являются урегулированными законом видами, элементами деятельности, направленной на доказывание обвинения.

Совсем иную роль играют собирание, проверка и оценка доказательств в деятельности независимого и беспристрастного суда. Не направленная на обоснование какого-либо утверждения или вывода эта познавательная деятельность необходима суду для ответа на вопрос о том, считает ли он обвинение доказанным. Убеждение суда в доказанности обвинения формируется под воздействием сторон, исследующих собранные ими доказательства и представляющих суду свои доводы. Поэтому задача суда состоит в том, чтобы обеспечить сторонам одинаковые возможности доказывать свои утверждения, представлять суду дополнительные доказательства и исследовать доказательства, представленные другой стороной. Не связанный ни с одной из сторон суд в то же время не вправе уклониться от проверки представляемых ими доказательств, ибо обвинительный приговор может быть основан только на достаточной совокупности доказательств, отвечающих требованиям достоверности и допустимости. Проверка доказательств, предшествующая их оценке, требует зачастую собирания других доказательств, поэтому собирание судом доказательств – лишь способ проверки обоснованности обвинения или доводов, приводимых стороной защиты. Поэтому если выражение «установить событие преступления и виновность подсудимого» для следователя и прокурора означает доказать обвинение, то для суда оно означает признать его доказанным.

Не превращает суд в субъект доказывания и необходимость мотивировать свои выводы в приговоре. Мотивируя приговор, суд обосновывает не виновность подсудимого, а свой вывод о том, почему он признает обязанность доказывания прокурором обвинения выполненной и соглашается с его аргументами. Изложение в приговоре мотивов принятия судом решения является неотъемлемым атрибутом правосудия, облегчает понимание решения суда при рассмотрении дела вышестоящими инстанциями.

Сохранение привычного представления о доказывании как о нейтральной по отношению к обвинению познавательной деятельности, позволяющее по-прежнему относить к субъектам доказывания не только следователя и прокурора, но и суд, выступает в роли фигового листа, на деле прикрывающего стремление сохранить единство функции обвинения и разрешения уголовного дела. Взгляд на доказывание сквозь призму состязательности уголовного судопроизводства и презумпции невиновности позволяет увидеть принципиальные различия, как в познавательно-практической, так и рационально-логической деятельности суда и сторон, устранить двусмысленность понятия доказывания, освободить, наконец, суд от несвойственных ему обвинительных полномочий.