Читать книгу Доказывание в уголовном процессе - В. А. Лазарева - Страница 7

В структуре доказывания традиционно выделяют такие его элементы, как собирание, проверка и оценка доказательств. Некоторыми авторами дополнительно называются такие элементы процесса доказывания, как выдвижение и развитие версий[См.: Фаткуллин, Ф. Н. Указ. соч. – С. 10.], закрепление доказательств[См.: Теория доказательств в советском уголовном процессе. – С. 29; Строгович, М. С. Указ. соч. Т. 1. – С. 302; Сильное, М. А. Вопросы обеспечения допустимости доказательств в уголовном процессе (досудебные стадии) / М. А. Сильнов. – М. : МЗ-Пресс, 2001. – С. 3; Балакшин, В. С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания : монография / В. С. Балакшин. – Екатеринбург : ООО «Изд-во УМЦ УПИ», 2004. – С. 64.], обоснование выводов по делу[См.: Фаткуллин, Ф. Н. Указ. соч. – С. 13.]. А. Р. Белкин называет собирание, проверку, оценку доказательств фазами процесса доказывания, добавляя к ним в качестве четвертой фазы использование доказательств[См.: Белкин, А. Р. Указ. соч. – С. 77, 78.]. Все эти виды деятельности, бесспорно, присущи уголовно-процессуальному доказыванию. Считать или не считать их самостоятельными элементами доказывания, дело, что называется, вкуса. Рассмотрев каждый из названных элементов, возможно, мы сформируем и свою точку зрения по этому вопросу.

Определив доказывание как процесс обоснования виновности определенного лица в совершении преступления, мы признаем целенаправленный характер этой деятельности. Однако вышеуказанная цель появляется лишь тогда, когда субъект доказывания имеет перед собой лицо, подозреваемое или обвиняемое в совершении преступления. Пока такое лицо не обнаружено, деятельность органа расследования в значительной степени носит исследовательский характер – она направлена на поиск и обнаружение этого лица в целях его последующего изобличения. На этом этапе возможно не одно, а несколько, даже много вариантов объяснения расследуемого события, т.е. версий. Возникающая на основе имеющихся доказательств версия правдоподобно, т.е. вероятно объясняет обнаруженные следы преступления и позволяет определять стратегию расследования в каждом из возможных направлений. В науке справедливо отмечено, что по своей логической природе версия представляет собой гипотезу, соответственно проверка версии осуществляется тем же путем, что и проверка гипотезы, т.е. опытным, экспериментальным путем. Версия проверяется путем проведения следственных действий и сопоставления с ней полученных результатов. Не подтвердившиеся в процессе проверки версии отпадают, а на основе полученных данных выдвигаются и проверяются новые, и так до тех пор, пока, наконец, одна из них не остается единственно возможной.

Выдвижение и проверка версий, как видим, совпадает с собиранием, проверкой и оценкой доказательств и является частью той логической мыслительной деятельности, которая характеризует весь процесс доказывания вплоть до вынесения судом приговора. Для суда, независимого от органов уголовного преследования, выдвинутое и предъявленное лицу обвинение есть лишь одна из двух, как минимум, версий, обосновываемая одной стороной. При этом не исключено, что версия потерпевшего отличается от официальной обвинительной версии, защита имеет свое объяснение события, а суд может сформировать свой, отличный от других, взгляд на обстоятельства дела.

Вопрос о месте в структуре процесса доказывания деятельности по закреплению доказательств связан с понятиями формы и содержания доказательства. Если доказательство – это любые сведения, на основе которых могут быть установлены искомые обстоятельства дела, то закрепление доказательств представляет собой самостоятельную деятельность по сохранению уже полученного доказательства (т.е. сведений) в материалах уголовного дела. Эта деятельность обеспечивает возможность использования доказательства в дальнейшем, так как она направлена на удостоверение факта получения доказательства, и соответствия его содержания отраженной в следах преступления информации. В то же время в теории сложилось устойчивое мнение, что процесс закрепления обнаруженной органом расследования информации в материалах дела неотделим от процесса ее получения: любые сведения об обстоятельствах, имеющих значение для дела, могут быть использованы в уголовном процессе лишь после их процессуального закрепления в материалах уголовного дела. Пока доказательство не закреплено, «нельзя утверждать, что доказательство действительно обнаружено, так как еще не известно, что именно обнаружено и является ли действительно доказательством то, что обнаружено»[Строгович, М. С. Указ. соч. Т. 1. – С. 302.]. Глубоко исследовавший собирание доказательств как информационный и отражательный процесс С. А. Шейфер пришел к убеждению, что фиксация (закрепление) доказательств является составной частью их собирания, поскольку включает в себя «преобразование воспринятой следователем доказательственной информации, а также информации об источниках, условиях и способах ее получения, в форму, обеспечивающую эффективное (максимально полное) сохранение и использование полученных данных в целях доказывания»[Шейфер, С. А. Указ. соч. – С. 41.]. При таком подходе фиксация доказательства как форма удостоверительной деятельности выступает одной из сторон собирания доказательства, завершающей процесс его формирования.

Отдавая дань глубокого уважения бесспорному вкладу профессора С. А. Шейфера в теорию доказательств, его глубоким разработкам познавательной сущности следственного действия, как основного способа собирания доказательств, нельзя не обратить внимания на современные тенденции развития уголовно-процессуального законодательства, дающие, как представляется, весомые основания усомниться в возможности сохранения в дальнейшем взгляда на собирание доказательств как на процесс их формирования.

Концепция формирования доказательств обусловлена наличием в уголовном процессе досудебной части, основное содержание которой и заключается в поиске, обнаружении и закреплении сведений об обстоятельствах, имеющих значение для дела, в целях их сохранения и последующего использования для обоснования обвинения в суде. Не имеющее аналогичной досудебной части гражданское судопроизводство не нуждается в придании доказательствам какой-либо процессуальной формы, поскольку суд является единственным субъектом, непосредственно получающим сведения об обстоятельствах, имеющих значение для разрешения судебного спора, от (из) их источников. И ГПК, и АПК закрепляют лишь допустимые виды доказательств и их источников – объяснения сторон и третьих лиц, показания свидетелей, письменные и вещественные доказательства, аудио-видеозаписи и заключения экспертов. Процессуальная форма доказательств в гражданском процессе «содержит в себе: а) источник информации и б) определенный способ доведения информации до суда»[Треушников, М. К. Судебные доказательства / М. К. Треушников. – М. : Городец, 2004. – С. 89.], определяемый спецификой источника информации. Доказательства в гражданском процессе никто не формирует. Суд получает от сторон доказательства, уже имеющие определенную форму, его задача проверить и оценить достоверность содержащейся в них информации и принять решение в соответствии с законом.

Совершенно иначе обстоит дело в процессе уголовном, где вся информация о расследуемом событии вначале воспринимается и проверяется следователем (дознавателем). Именно следователь в процессе производства следственных действий (допроса, осмотра) извлекает информацию из следов преступления (памяти людей или материальных объектов) и фиксирует ее в установленной законом форме. В результате этой познавательно-удостоверительной деятельности следователя возникают протоколы допроса, осмотра, обыска, фиксирующие полученные им сведения, т.е. доказательства, взятые со стороны их процессуальной формы. Появление в уголовном деле доказательств, таким образом, есть результат процессуальной деятельности органа расследования по обнаружению, восприятию и закреплению сведений о доказываемых обстоятельствах, в процессе которой этим сведениям придается предусмотренная ч. 2 ст. 74 УПК форма, происходит, по мнению С. А. Шейфера[См.: Шейфер, С. А. Сущность и способы собирания доказательств в советском уголовном процессе / С. А. Шейфер. – М. : ВЮЗИ, 1972; он же. Собирание доказательств в советском уголовном процессе. – Саратов, 1986 и другие работы автора.], формирование доказательства.

Концепция формирования доказательств как синонима их собирания вполне соответствовала существовавшей во время ее возникновения модели уголовного судопроизводства и потому привлекла много сторонников[См., например: Победкин, А. В. Следственные действия / А. В. Победкин, В. Н. Яшин. – Тула : Автограф, 2003; Михеенко, М. М. Доказывание в советском уголовном судопроизводстве / М. М. Михеенко. – Киев : Вища школа, 1984; Победкин, А. В. Теория и методология использования вербальной информации в уголовно-процессуальном доказывании / А. В. Победкин. – М., 2005; Соловьев, А. Б. Актуальные проблемы досудебных стадий уголовного судопроизводства / А. Б. Соловьев. – М. : Юрлитинформ, 2006.]. В уголовном процессе, который не имел состязательной формы, доказательства могли быть получены только органами предварительного расследования. А поскольку перед следователем, прокурором и судом стояли общие задачи – быстро и полно раскрыть преступление и изобличить виновного, не допустить, чтобы виновный ушел от ответственности, а невиновный был осужден, исследовать обстоятельства дела объективно и всесторонне, результаты познавательной и удостоверительной деятельности следователя (дознавателя) признавались доказательствами и в суде, т.е. судебными доказательствами.

Однако, как известно, объективность любого научного знания исторична, «мнения, представлявшиеся объективными в одно время, могут оказаться субъективными в другое»[Ивин, А. А. Основы социальной философии / А. А. Ивин. – М. : Высшая школа, 2005. – С. 426.], поэтому при анализе данной концепции с точки зрения сегодняшнего дня нельзя не обнаружить ее несоответствия состязательной форме уголовного судопроизводства. Рассмотрим основные параметры этого несоответствия.

1. Состязательность уголовного процесса не может не изменять наших представлений о роли следователя в собирании доказательств. Отнесенный законодателем к стороне обвинения следователь не может более претендовать на роль беспристрастного субъекта, а результаты осуществляемой им познавательной деятельности – на роль единственно допускаемых к судебному исследованию доказательств. Процессуальная форма познавательной деятельности дознавателя, следователя или прокурора не может по-прежнему претендовать на роль инструмента, обеспечивающего достоверность, правильность, объективность содержания доказательственной информации, поскольку самому субъекту познания отказано в привилегии считаться более объективным и незаинтересованным, чем вторая сторона.

Наличие субъективного элемента в структуре формирования доказательства признает и сам автор концепции. Сущность собирания доказательств, пишет он, представляет «восприятие субъектом доказывания с помощью органов чувств следов преступления, преобразование и сохранение с помощью процессуальных средств возникшего при этом в сознании познавательного образа»[Шейфер, С. А. Собирание доказательств в советском уголовном процессе. – С. 30 и др.]. Восприятие же следов преступления, как и другой информации, – процесс субъективный, поэтому формирующиеся у различных субъектов познавательные образы одного и того же явления различны. Свой отпечаток на формирование этого познавательного образа накладывают не только особенности и состояние органов чувств воспринимающего информацию субъекта, но и тот специфический угол зрения, под которым исследуются им обстоятельства дела с учетом выполняемой процессуальной функции. Субъективен даже отбор доказательственной информации, подлежащей закреплению с помощью процессуальных средств, поскольку опосредован стоящими перед познающим субъектом целями.

Нетрудно, таким образом, понять, что следователь собирает, т.е. отражает в своем сознании, а затем в составляемых им актах не всю наблюдаемую или получаемую его органами чувств информацию, а лишь ту, которая отвечает стоящей перед ним познавательной задаче. Отраженный в составленных следователем протоколах познавательный образ того или иного объекта не является его точной, механической копией, а представляет собой результат его мысленного преобразования познающим субъектом. Попытки выдать за доказательство результат познавательной деятельности следователя или прокурора не соответствуют смыслу понятия доказательства как объективно существующей, не зависящей от познающего субъекта информации. Например, в протоколе предъявления для опознания следователь указывает, что свидетелю предъявлено три металлические монтировки. При этом ни общих, ни индивидуальных признаков этих объектов в протоколе не отражает, фотографирования не производит. В ходе судебного следствия выясняется, что предъявленные на опознание предметы имели существенные различия, ибо монтировкой мог считаться лишь один из объектов, тогда как два других имеют признаки гвоздодера. В качестве вещественного доказательства суду был представлен гвоздодер, один из концов которого был обломлен. При этом в ходе опознания ни один из свидетелей на такой заметный признак опознанного объекта, который они называли монтировкой, не указали. Дефекты протокола предъявления для опознания не позволяют оценить зафиксированные следователем результаты опознания как достоверные.

2. УПК РСФСР, в соответствии с нормами которого разрабатывалась концепция формирования доказательств, закрепляя правила о собирании доказательств, исходил из авторитарно-бюрократического понимания законности, более соответствующего духу инквизиционной (розыскной) модели уголовного процесса. Принципу законности в такой модели, как отмечается в науке, свойственна инструктивность, юридическая педантичность, т.е. неуклонное следование подробным предписаниям закона[См.: Смирнов, А. В. Указ. соч. – С. 132.]. Подобная детальная регламентация правил собирания (формирования) доказательств, по мнению С. А. Шейфера, создает условия для объективного отображения сообщаемых данных, а также ограждает права, честь, достоинство граждан от необоснованных стеснений[См.: Шейфер, С. А. Собирание доказательств в советском уголовном процессе. – С. 115.].

Практика, однако, свидетельствует, что никакая даже самая детальная регламентация законом процедуры следственного действия (процессуальная форма) сама по себе не является гарантией ее соблюдения.

Так, участие понятых законом предусмотрено в качестве гарантии законности действий следователя. Однако известно, что это требование закона нарушается повсеместно и ежедневно: в качестве понятых используются не те посторонние лица, которые способны, по мысли законодателя, осуществлять объективный общественный контроль за ходом следственного действия и удостоверить его результаты, а разного рода неофициальные (общественные) помощники, студенты-практиканты, а то и вовсе почти состоящие (негласно) на службе в органах следствия лица. Наличие подписей одних и тех же лиц во многих протоколах следственных действий и в нескольких делах «придает им свойство допустимости», поскольку суд, как правило, не обращает внимания на сообщения об этих нарушениях.

Так, по делу Р., обвиняемого в умышленном убийстве, прокурор, желая отвергнуть ходатайство защиты об исключении как недопустимых доказательств ряда протоколов следственных действий, в которых в качестве понятой была указана гражданка X., заявил ходатайство о допросе ее в качестве свидетеля. В процессе допроса X. показала, что каждый раз оказывалась вблизи районной прокуратуры совершенно случайно, пространно объясняла свои передвижения по городу и проблемы своей памяти, поскольку не могла четко указать, в каких же следственных действиях она принимала участие. Свое знакомство со следователем X. отвергала до тех пор, пока защита не представила суду документы, из которых следовало, что X., студентка одного из местных вузов, дважды проходила практику именно у данного следователя. Интересно отметить, что и следователь, допрошенный судом об обстоятельствах привлечения X. в качестве понятой, также отрицал факт знакомства с ней, т.е. фактически дал суду ложные показания.

В следственной практике распространено нарушение права обвиняемого на защиту, например, когда предъявление обвинения и последующий допрос лица, заключившего соглашение об оказании юридической помощи с конкретным адвокатом, производятся в присутствии другого, приглашенного следователем в обход порядка, установленного соответствующей Палатой адвокатов в соответствии с п. 5 ч. 3 ст. 31 Федерального закона от 31.05.2002 № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации». Однако суды в оценке таких ситуаций руководствуются, как правило, формальным критерием – наличием в деле ордера, а в протоколе – подписи адвоката.

Постановления о производстве обыска у лиц, находящихся по тем или иным причинам в поле зрения оперативных служб, обосновываемые лишь указанием в рапорте оперуполномоченного на возможную причастность каждого из них к совершению преступления, «пачками» обнаруживаются в уголовных делах о нераскрытых убийствах и иных тяжких преступлениях. Наличие же судебного решения о разрешении на ограничение конституционного права на неприкосновенность жилища позволяет использовать факт «случайного» обнаружения у таких лиц каких-либо запрещенных к обращению предметов в качестве основания для возбуждения нового уголовного дела. Судебный контроль законности предварительного расследования, вводимый как дополнительная гарантия конституционных прав граждан, во многих случаях своего назначения не оправдывает, превратившись в очередную обременительную формальность.

По описанному выше делу Р. следователь поручил органу дознания произвести в его жилище обыск без судебного решения. В ходе обыска допущены многочисленные нарушения требований УПК: постановление о производстве обыска было вручено спустя несколько часов после его окончания, при этом время окончания обыска в протоколе не указано; изъятые предметы не упакованы и не опечатаны; часть следственного действия (обыск в гараже и изъятие автомашины и ключей от нее) в протоколе не отражена. Осуществлявший контроль законности обыска в порядке ст. 165 УПК никаких нарушений закона не усмотрел и сам нарушил закон, рассмотрев сообщение о произведенном следственном действии более чем через 15 суток.

В уголовных делах порой можно встретить разнообразные справки следователей о якобы совершенных ими действиях или имевших место событиях – об извещении защитника о дате проведения следственного действия, о присутствии переводчика при совершении процессуальных действий, протоколы которых этого факта отнюдь не отражают, и т.д. и т.п. Перечень фактически незаконных процессуальных действий, выявление которых затруднено наличием удостоверенных следователем соответствующих записей в протоколе, можно продолжать бесконечно[В одном из уголовных дел автор насчитала более 50 доказательств, которые должны быть признаны недопустимыми в силу тех или иных процессуальных нарушений и на собирание которых следователь потратил 10 месяцев. Единственными следственными действиями, проведенными без нарушений требований УПК, оказались допросы трех из четверых участников расследуемого события, изобличающих друг друга. Однако эти лица в силу требования непосредственности должны дать свои показания суду. При таких условиях предварительное расследование лишено всякого смысла.]. Как видим, предусмотренная законом процессуальная форма не только не защищает от процессуальных нарушений, но используемая в качестве их прикрытия фактически им способствует.

3. Предусмотренная законодателем процессуальная форма не обеспечивает и достоверности полученных в ходе этих действий сведений, а следовательно, не может рассматриваться как единственная гарантия достоверности доказательств и обоснованности вытекающих их них выводов. Призванная в свое время служить гарантией надежности доказательств, полученных органом расследования, концепция их формирования сегодня служит препятствием их объективной, свободной, не предустановленной оценки, как доказательств, представленных стороной обвинения и полученных вне контроля второй стороной.

Соблюдение процессуальной формы доказательства поддается внешнему контролю в большей степени, чем его содержание, достоверность которого трудно оценить с помощью системы формальных критериев. Поскольку оценка доказательства осуществляется преимущественно именно по таким критериям, соблюдение формы начинает выступать как основная[См.: Агутин, А. А. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании. – С. 94, 95.] цель процессуальной деятельности, понятие «доказательство» подменяется понятием «допустимое доказательство», а допустимыми признаются лишь доказательства, собранные (т.е. сформированные) органом расследования, в том числе и с нарушением требований УПК.

4. В определенной мере следствием этой концепции является искусственное увеличение количества доказательств, ведущее к ложному представлению о наличии их совокупности. Зачастую одна и та же информация присутствует в уголовном деле в различных видах: явка с повинной, показания подозреваемого, показания обвиняемого, показания на очной ставке и в ходе проверки на месте. Понимание следственного (процессуального) действия как способа формирования доказательства позволяет утверждать, что в описанном случае мы имеем несколько «сформированных» таким образом доказательств. Однако в действительности никакого умножения количества доказательств не происходит: в материалах уголовного дела лишь неоднократно зафиксирована исходящая из одного общего источника информация.

5. Рассматриваемая концепция позволяла и продолжает позволять теоретически обосновывать процессуальное неравенство сторон в уголовном процессе. При нашей организации предварительного расследования формирование совокупности доказательств полностью сосредоточено в руках субъектов, осуществляющих уголовное преследование. Обвиняемый и его защитник, а также потерпевший, как субъекты, не имеющие права собирать доказательства в той процессуальной форме, которая признается единственно возможной, от формирования совокупности представляемых суду доказательств фактически отстранены.

В связи с изложенным уточним понятия. Собирая сведения о событии преступления, следователь формирует доказательственную базу, позволяющую ему сделать и обосновать определенные выводы. Однако он не формирует конкретного доказательства, ибо в этом случае, как заметила П. А. Лупинская, «следователь как бы становится создателем доказательства, что противоречит природе доказательств»[Уголовно-процессуальное право Российской Федерации / отв. ред. П. А. Лупинская. – М. : Юристъ, 2004. – С. 255.]. Доказательства создаются в процессе взаимодействия преступления и окружающей среды, следователь же отыскивает, обнаруживает, воспринимает и закрепляет эти доказательства.

Условен и термин «собирание доказательств». Собирать можно лишь явления, имеющие количественную характеристику. Собирать (собрать) означает соединить, сосредоточить в одном месте определенную общность явлений, предметов, людей[См.: Ожегов, С. И. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка им. В. В. Виноградова. – 4-е изд., доп. / С. И. Ожегов, Н. Ю. Шведова. – М. : Азбуковник, 1999. – С. 740.]. Поэтому нельзя говорить ни о собирании, ни о формировании одного, единичного доказательства, но можно о собирании сведений, о формировании совокупности доказательств[В связи с изложенным предложение о замене в УПК термина «собирание доказательств» термином «формирование доказательств» (см.: Доля, Е. А. О собирании и формировании доказательств по УПК / Е. А. Доля // Новый Уголовно-процессуальный кодекс России в действии. Материалы круглого стола, 13 ноября 2003 г. – М., 2004. – С. 125) представляется неприемлемым.]. От формирования совокупности доказательств, т.е. сбора сведений следует отличать оформление полученных сведений путем составления протоколов и проч. Удостоверительная деятельность органа расследования действительно сопровождает каждый его познавательный шаг, обеспечивает сохранение полученного доказательства в материалах уголовного дела, придает ему определенную процессуальную форму, но это неравнозначно формированию доказательства.

Итак, собирание доказательств – это собирание сведений о преступлении и других имеющих значение для дела обстоятельствах. В соответствии с ч. 1 ст. 86 УПК, собирание доказательств осуществляется дознавателем, следователем, прокурором и судом путем совершения следственных и процессуальных действий, предусмотренных УПК.

Следственные действия, представляющие собой наиболее совершенный механизм получения доказательственной информации и отражения ее в материалах уголовного дела, являются основным способом собирания доказательств. Процедура каждого из них детально урегулирована законом. В меньшей степени законодательной регламентации в УПК подверглись такие процессуальные действия, как представление и истребование доказательств и требование о проведении документальной ревизии, известные и ранее действовавшему закону.

О представлении доказательств как способе пополнения материалов уголовного дела говорят статьи уголовно-процессуального закона, определяющие статус его неофициальных участников – подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, гражданского истца и гражданского ответчика, их представителя, а также защитника подозреваемого, обвиняемого. В силу указаний ч. 2 и 3 ст. 86 УПК они вправе представить находящиеся в их распоряжении предметы и документы, которые могут способствовать установлению обстоятельств, имеющих значение для дела. Доказательства могут быть представлены органами, осуществляющими оперативно-розыскную деятельность. Однако в связи с тем, что закон не содержит никаких указаний о форме такого представления, следует признать допустимыми любые действия по передаче доказательств органу расследования и суду. Не противоречит закону и даже соответствует его смыслу составление протокола, отражающего факт представления доказательства участником уголовного процесса.

Истребование доказательств органом расследования и судом является способом собирания, главным образом, документов от органов государственной власти и местного самоуправления. Это могут быть копии документов, находящихся в их распоряжении (например, свидетельства о государственной регистрации), составленные ими справки, содержащие обобщенные сведения на основе имеющихся у них документов и иной информации (например, справка о наличии судимости). Не запрещено истребование документов от негосударственных организаций и граждан и даже предметов, которые могут иметь значение вещественных доказательств, если отсутствует угроза их уничтожения или сокрытия. Получение истребованного доказательства также должно найти отражение в материалах дела.

Требование о производстве документальных проверок и ревизий предусмотрено только как действие по проверке сообщения о преступлении в стадии возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 144 УПК). Форма требования законом не урегулирована. Задача контролирующих и ревизионных органов определяется органом расследования в самом общем виде. Однако очевидно, что это требование и полученные результаты должны иметь письменную форму.

Каждое полученное органом расследования и судом доказательство подлежит тщательной и всесторонней проверке и оценке с точки зрения его относимости, допустимости, достоверности. УПК называет в качестве способов проверки доказательств: а) сопоставление их с другими доказательствами, уже имеющимися в деле, б) установление источников доказательств, в) получение иных доказательств, подтверждающих или опровергающих проверяемое доказательство. Как видим, проверка доказательств сочетает в себе практическую (получение доказательств, установление их источников) и мыслительную (сравнение с другими доказательствами) деятельность. В науке обращено внимание на то, что проверка доказательств по отношению к процессу доказывания в целом имеет условную самостоятельность, поскольку она практически растворяется в собирании и оценке доказательств[См.: Кудрявцева, А. В. Участие адвоката-защитника в процессе доказывания на стадии предварительного расследования и в суде первой инстанции : монография /А. В. Кудрявцева, В. С. Попов. – Челябинск : Полиграф-Мастер, 2006. – С. 17.]. Все элементы процесса доказывания действительно взаимосвязаны: в каждый момент практического доказывания мы имеем и собирание, и проверку, и оценку доказательств, однако это не лишает их самостоятельного содержания и значения.

Основной способ проверки доказательств – получение других доказательств, расширение их совокупности, поскольку оно обеспечивает и установление источников проверяемого доказательства и возможность сопоставления доказательств между собой. Каждое новое доказательство в этом смысле служит и средством проверки уже имеющихся доказательств и само проверяется ими. Синонимом проверки доказательств является используемый в теории термин «исследование»[Этот термин использует Р. С. Белкин: «исследование доказательств – это познание следователем или судом их содержания. Проверка достоверности существования тех фактических данных, которые определяют содержание доказательства, установление согласуемости данного доказательства со всеми остальными доказательствами по делу». Белкин, Р. С. Собирание, исследование и оценка доказательств. Сущность и методы / Р. С. Белкин. – М. : Наука, 1966. – С. 48. На наш взгляд, этот термин действительно более точно передает содержание рассматриваемой деятельности органа расследования и суда, позволяет увидеть сочетание практических и мыслительных операций в ходе проверки (исследования) доказательств.].

Оценка доказательств – это мыслительная деятельность, состоящая в анализе и синтезе содержания и формы доказательства и завершающаяся выводом об относимости, допустимости и достоверности каждого доказательства и достаточности в целом их совокупности для принятия процессуального решения (ч. 1 ст. 88 УПК). Мыслительная деятельность не может регулироваться уголовно-процессуальным законом, она протекает в соответствии с законами человеческого мышления, логики и психологии. В то же время, закон устанавливает принципы и правила, которыми следователь и суд должны руководствоваться в процессе оценки доказательств, а также правила процессуального выражения результатов оценочной деятельности. При этом значимость оценки доказательств настолько велика, что законодатель сформулировал правила оценки в качестве принципа уголовного судопроизводства.

В соответствии со ст. 17 УПК, судья, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью. Никакие доказательства не имеют заранее установленной силы. В своей совокупности эти правила олицетворяют принцип свободной оценки доказательств. Свободная оценка доказательств – это оценка, осуществляемая самостоятельными субъектами уголовно-процессуальной деятельности, не связанная какими-либо формальными предписаниями и не допускающая никакого принуждения к принятию того или иного решения.

Свободной оценке доказательств исторически предшествовала формальная теория их оценки, основанная на установлении законом силы отдельных доказательств и возможности их использования[Такие правила описаны Я. И. Баршевым в изданной в 1941 г. вскоре после издания Свода законов Российской империи книге. Например: «свидетельство двух, так называемых классических свидетелей, совершенно единогласное, должно быть почитаемо юридически полным и совершенным доказательством... Показание одного достоверного свидетеля составляет только высшую вероятность». (См.: Баршев, Я. И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству / Я. И. Баршев. – М. : ЛексЭст, 2001. – С. 142).], хотя, как писал И. Я. Фойницкий, «формальная теория никогда не предупреждала несправедливых осуждений и весьма часто приводила к безнаказанности явных преступников»[Фойницкий, И. Я. Курс уголовного судопроизводства. Т. 1. – С. 186.].

Говоря о субъектах свободной оценки доказательств, в первую очередь мы имеем в виду судью, представляющего в конкретном деле независимую судебную власть. Поэтому хотя формально принцип оценки доказательств по внутреннему убеждению признавался и предшествующими уголовно-процессуальными кодексами советского периода, он не мог быть в полной мере реализован ввиду отсутствия самостоятельной и независимой судебной власти. Как представляется, и сегодня проблема свободной оценки доказательств не решена. Указание в ст. 17 УПК рядом с судьей дознавателя, следователя и прокурора есть отголосок прежних представлений, навеянных ранее цитированной ст. 20 УПК РСФСР. Суть свободы внутреннего убеждения в несвязанности его односторонней процессуальной функцией и отсутствии обязанности что-либо доказать. Следователь, как и дознаватель, именно внутренне и не может быть свободен в оценке результатов своего труда, он пристрастен и необъективен. Пристрастен и необъективен прокурор, под руководством или надзором которого производилось расследование. Еще более не свободен государственный обвинитель, представляющий в судебном заседании обвинение, утвержденное вышестоящим прокурором, и не имеющий права без согласования с ним отказаться от обвинения.

Таким образом, субъектом действительно свободной оценки доказательств по своему внутреннему убеждению является рассматривающий и разрешающий уголовное дело суд. Его свобода в этом гарантируется:

– состязательностью уголовного судопроизводства, освобождающей судью от обязанности доказывания;

– отсутствием обязанности принять определенное решение;

– отсутствием заранее установленных правил, по которым следует оценивать доказательства;

– отсутствием заранее установленной силы доказательств;

– свободой от внешнего принуждения к принятию решения.

В то же время, закон гласит, что внутреннее убеждение судьи должно быть основано на совокупности имеющихся в деле доказательств. Это значит, что оно должно быть объективным. Объективность внутреннего судейского убеждения зависит от возможности учесть аргументы обеих сторон, для чего им и обеспечивается равное право на участие в доказывании и на обжалование принятого судом решения.

Итак, мы рассмотрели процессуальную сторону доказывания, включающую в себя как практические (познавательные и удостоверительные) виды деятельности, так и мыслительные операции. Оценка доказательств пронизывает все этапы процессуальной деятельности, присутствует как в собирании, так и проверке (исследовании) доказательств. Она не исчерпывается оценкой свойств отдельных доказательств в процессе их собирания и проверки, но проникает в невидимые и неосязаемые связи между самими доказательствами и между ними и доказываемыми обстоятельствами. Именно эта (основанная на доказательствах, как результатах практической деятельности) мыслительная деятельность позволяет субъекту доказывания путем логических умозаключений установить существование недоступных непосредственному познанию фактов.