Читать книгу Негерой - Вадим Дарки - Страница 17

4

Её лик очнулся после длительного сна. Опять обыденная реальность. Не те миражи сладких грёз, где можно абсолютно всё прямо сейчас, а эта постоянность, подверженная бессмысленным законам. Опять пытаться чем-то себя занять, найти интригу в пустых сердцах мертвецов, найти в зрачках птиц зеркала городов, что они принесли издалека.

Она встала с согретого ею же саркофага, в склепе запахло ароматом свечи. Пошла к выходу вдоль мирно лежащих мумий, вдоль статуй с её копиями, по холодным плитам, через редкую паутину, сквозь могильный мрак густых дымовых завес света.

Шаарис вышла наружу. Голая, идеальная, утончённая, парящая над поверхностью, словно белая птица над волнами океана, завораживающая своей неестественной осанкой и жутким взглядом, обретённым за сотню лет одиночества. Чёрные глаза наполнились фиолетовой энергией позднего дня, что окатил её своими белыми лучами. Налетели чёрные птицы, оседая на верхушках могильных надгробий, на ветках сухих деревьев, на крышах тихих древних склепов.

Её мучали всё те же нерешённые вопросы бытия, которыми она годами донимала призраков, скелетов и духов. Они слушали её, высказывали свои мнения, касательно тех или иных тем, но ответов не давали. Быть может, не хотели, быть может, ответов у них не было. Шаарис была уверена, что достучится до них, ибо всё остальное давно утратило для неё какой-либо смысл. Но почему-то сегодня некромантка почувствовала внезапное возбуждение, что-то взыграло внутри её остывшего сердца. Будто никогда её не предавали мужчины, не умирали на её глазах, не исчезали бесследно, оставляя наедине лишь с собственным дыханием. Она знала, что предавали, знала, что умирали, знала, что оставляли её одну. Понимала – смерть зовёт их, а её тело, как приторный миг, что пройдёт, обратится сладким, затем станет безвкусным, а после – раздражающим, и они найдут другую – сладкую. Знала, но сегодня почувствовала прощение, наконец, сумела оставить те горькие мысли и начать сначала. Ей захотелось вновь попытаться полюбить и влюбить, касаться горячего тела, потакать чужим рукам, целовать, обнимать бояться вместе, и вместе ненавидеть. Как тогда – когда-то.

Внутри всё сжалось, в горле начал расти комок воспоминаний, далёких, утративших вкус, романтичных, розовых и нежно-оранжевых, как сама любовь, как сама ностальгия.

Шаарис решила понять, что же вызвало такую бурю эмоций. Она осмотрела чёрные арки склепов, туманный горизонт, глянула в лес, и почувствовала внезапную радость. Она доносится оттуда, подумала Шаарис. Пошла вдоль склепа Ройшильдтэрн, вдоль могилок детей семьи Мэйрибьер, вдоль рядов усыпальниц, мимо могильной плиты первого героя – гиганта Стэйнара.

Она шла к склепу Гирзаара – легендарного романтика, знатного любовника, отца сотен детей, родившихся от разных дев по всему свету, и в Королевстве были у него дети, и даже в далёком, для большинства недостижимом, Тиралании.

Его склеп был самым мрачным. Чёрный, низкий, расписанный рисунками сексуального характера и отталкивающий образами жутких глаз, следящими за каждым, кто решится взглянуть на его тёмные каменные стены.

Она вошла внутрь, бросила взгляд на скульптуры совокупляющихся в неестественных позах мужчин и женщин. Мужчин, что трахают животных, очень похожих на женщин, и женщин, которых трахают животные, совершенно не похожие на мужчин.

– Не сейчас, Деймарис, – прошипел Гирзаар. – Я занят.

– Да неужто таким чем-то важным, что даже важнее меня?

– Не таким, конечно… – молвил он и возник из-за колонны. Там в глубине склепа что-то застонало, обиделось, вздохнуло. – Конечно не таким, Деймарис.

– Я постараюсь не расходовать попусту твою призрачную сущность, Гирзаар, а лишь спрошу. Что сегодня за день?

– Неожиданный, однако, вопрос, – пробормотал призрак, будто отовсюду, и подлетел ближе к Шаарис. Во тьме он был похож на голубой дым, в котором угадывался мускулистый мужской силуэт, синева глазных дыр была заполнена беловатыми сгустками, а продолжение его длинных пальцев исчезало за поворотом, откуда доносился лёгкий возбуждённый стон. – Ты имеешь в виду погоду? – после короткой паузы спросил он.

– Нет, я не про погоду.

– Тогда, может, ты имеешь в виду сегодняшнюю карту звёздного небосвода? Дальновидная звезда на подходе.

– Нет.

– Это уже любопытно. Значит, ты почувствовала что-то новое и хочешь исследовать это ощущение?

– Да. Но не представляю как объяснить это ощущение словами. Откуда-то, со стороны леса, исходит мощная сила. Она ещё очень далеко, но надвигается. И не то чтобы она физически надвигается, как группа рабов, а приближает своё начинание. Когда же начнётся, то наступит страшная перемена, – сказала Шаарис и присела на гладкий гранитный трон, глубоко вдохнула, её рога слегка подросли, глаза блеснули жёлтым светом, разорвали мрак, восхитили призрака.

– Каким образом эта перемена коснётся лично тебя? – спросил Гирзаар, и продолжения его пальцев вернулись из-за угла, оставив нечто стонущее наедине. Нечто стонущее разочарованно промурчало и замолкло.

– Самым прямым. Когда птицы будут приносить в своих глазах известия о разрушенных городах и множественных смертях, это существенно отдалит моё спасение.

– Выходит, эта перемена несёт смерть и разрушение?

– Полагаю, что да. Но не факт. Просто всегда, когда я чую что-то новое, это обязательно смерть и разрушение. В последний раз это была моя смерть. В тот злосчастный день я чувствовала тоже самое, что и сегодня.

– Получается, на основании вышесказанного, можно предположить, что тебя снова хотят убить. А опираясь на ранний опыт – убьют, как в прошлый раз.

– Да нет же. Сейчас я не боюсь смерти, а тогда боялась. Но того, что приближается издалека, я боюсь. Это нечто страшнее смерти.

– Ты меня запутала, Шаарис. Моя материя слабеет, готовясь к переходу, и такие мудрёные схемы меня напрягают. Может, пойдёшь духов поспрашиваешь? Я же больше по любовным делам, нежели по философским. В прогнозах я также не силён. Только в прогнозах погоды. – Он сделал изящный оборот вокруг своей оси. – Уверяю, ещё дней десять будет солнечно и жарко. Дожди польют редко.

– Давай поговорим о любви.

– Долго же ты, однако, соображала, – обрадовался призрак. – Так, значит, вот к чему ты подводила? Соглашусь, без любви страшно. Страшнее, чем смерть.

– Я про настоящую, а не плотскую. Ты всё давишься желанием со мной совокупиться, но понимаешь, что это невозможно. Вот если бы мы с тобою родились в одну эпоху, в одном городе, были приблизительно одного возраста, сошлись по внешним характеристикам, запахи наших тел не вызывали бы обоюдного отвращения, тогда да. Тогда мы вполне могли бы совокупиться, и даже, кто знает, может, и полюбили бы друг друга. Но сейчас ты хочешь проделать со мной совершенно неприемлемую манипуляцию, на кою я не была согласна, не согласна сейчас и не буду согласна никогда. Уж прости меня, Гирзаар, но без чувств мне секс противен, такова моя натура. Если не хочешь, чтобы я обрыгала твою голубую ауру, лучше не тяни ко мне свои синие щупальца. Прошу! У тебя полно сгустков воображения, с коими ты можешь поиграться. А мне можешь быть другом, врагом, или никем. Тебе делать выбор, а я свой давно сделала.

Гирзаар взлетел вверх и бодро захохотал, из него посыпались белые пузырьки. Он обратился в синего закованного в латы воина, низко поклонился и посмотрел на Шаарис квадратными пустыми глазницами шлема.

– Как прикажешь, добрая подруга. Выбор сделан. Только не рыгай на мой доспех. Изоржавеет весь, потом вовеки не отмыть с него последствия процессов пищеварения прекрасной Деймарис, красота которой безгранична, а доступность недосягаема. Нет такого ракурса, с которого бы ты смотрелась не как идеал красоты. Нет такого мужчины, который смог бы тебе угодить. Ведь ты, Деймарис, помнится, всегда ненавидела любовь по причине мужской предсказуемости. Все они как один, ведь так?

– Так, всё именно так, латный герой. Твой подход я оценила, а коли так, то и ты, уверена, понял, что никак иначе, нежели так. А попросить я хотела лишь совета, чтобы когда суждено будет мне влюбиться… как мне не утонуть, не стать жертвой своих чувств?

– Вот оно что, – захрипел Гирзаар и скинул латы, обратившиеся в синее кресло позади него, в которое он плавно присел в позу мыслителя. – Много лет уже никто не приходит, Деймарис. Ты ждёшь ответов на вопросы, которые ранее уже задавала. Забываешь, что ответов у меня по-прежнему нет. Если не через год, так через десять забываешь. Но сегодня что-то новенькое. Появилась искра. Любовь и смерть – похожие явления, ибо любовь и есть первоисточник смерти. Начинается всё с любви, чаще плотской, затем происходит рождение. И потом смерть, что приходит порой украдкой, исподтишка, разрушая целый внутренний мир…

– Я вовсе не про это.

– А я про это, – молвил он, будто сам себе, ушёл в глубины подсознания и резко вырвался. – Так о чём ты? Изъясняйся тогда конкретнее пожалуйста. Или лучше пойди с другими пообщайся. Я больше по плотской любви. Могу истории рассказать, могу помочь очаровать, не более того. Истинная любовь за пределами моих потребностей и уж тем более понимания. А ты, полагаю, за этим пришла? Хочешь не угодить в ловушку?

– Не совсем это, Гирзаар. Я давно уже не видела мужчин, и могу быть обманута собственным восприятием. В глазах птиц обитаемые города, силуэты, тени, и не видно лиц. Вы здесь все бестелесные, безликие. Уж прости. Не хочу я, чтобы герой, который придёт за мной однажды, оказался уродом, понимаешь?

– Да не бойся ты, отличить сумеешь, уверяю. Сомнений нет, что отличишь. Есть сомнения, что придёт такой. Разве что кучки осквернителей, или вандалов мерзкие стайки. Герои не ходят на кладбище, насколько мне известно. Конечно, правила городов всегда меняются, но что герою здесь делать?

– Например, посмотреть архитектуру. Есть здесь один склеп, что возвёл извращенец. Да и вообще, я готова уже с каким-то вандалом уйти, хоть страшные они, как немытое влагалище старухи.

– Ай как непристойно, Деймарис! А когда это ты в последний раз видела вандала?

– Ну, несколько лет назад пришли трое, начали осматриваться, но как увидели скелета, клацающего челюстями в проёме арки, так дали дёру.

– Вот тебе и ответ на твой вопрос. Если ты помнишь, как они выглядели, значит и сравнить их сумеешь со своим славным “героем”. Будет похож на лоно бабушки – прячься, а коли нет – пробуй.

– Точно! Ты мудрый, Гирзаар, – возрадовалась Шаарис, но потом поняла, что ответ лежал на поверхности. – Спасибо. Самые очевидные ответы, они как рога. Очень близки, но почему-то их не замечаешь. Только со стороны. Поэтому спасибо ещё раз, мудрец. Пойду я.

Гирзаар проводил её похотливым взглядом, рассматривая гладкие ровные ягодички. Была бы у него слюна, он бы её проглотил. Посему он впитал комок энергии и пошёл дальше резвиться со сгустками воображения.

У Шаарис был ответ на свой вопрос. Она прекрасно знала себе цену и отлично понимала мужскую красоту. Но всё-таки что-то новое она узнала. Ответ лежал на поверхности, а вопрос на глубине. От этого у неё появился новый вопрос, затем ещё один и ещё. Десятки лет однообразия почти не сказались на её сознании. Просто она хотела поболтать с легендарным любовником, а их темы почти исчерпались за время её пребывания на “кладбище-тюрьме”. Но после этого разговора начали возникать вопросы, на которые у неё не было ответов. Будто эти вопросы готовили её к чему-то важному, что идёт со стороны леса. Страшному и разрушительному. Такому, что нельзя представить или описать словами. Нечто хуже смерти надвигалось издалека.

Она шла обратно к своему дому с волнующими мыслями в голове, мимо белого склепа головореза Дейрбари, мимо бессмертных кустов рыжего труповника, через треугольную арку законопослушных, посмотрела на могилки детей Мэйрибьер, замерла, не отводя взгляда, и зарыдала. Присела на колени рядом с маленькими надгробиями, вопросов стало больше, стало противно внутри, пусто внутри, одиноко. Очень холодно, будто наступила зима, завыла метель, и опустился на её макушку крупными хлопьями снег. Обволок ледяной корочкой мороз, сердце начало активно стучать, гоняя горячую кровь по жилам, чтобы согреться. Но согреться вовсе не от холода.

Она встала, проронив несколько красных слёз. Пошла к своему склепу, чтобы залечь в спячку, решить во сне свои вопросы, ответы на которые всегда на поверхности.

Подойдя ко входу в родной дом, она глянула в сторону леса и остолбенела. Все возможные вопросы посыпались по сторонам и скрылись, утратив смысл. Как будто только что она начала сначала, всё по новой, с чистого листа. Это ощущение самое приятное из возможных, когда начинаешь исследовать глазами нечто из мира собственных грёз. Настоящее и непредсказуемое. Кажется, что это невозможно, что сон не может стать вдруг явью, но и глаза не могут врать вне сна, и время будто замедляется, становится ощутимым, вязким, пахучим.

Он вышел из-за дерева, как дикий зверь. Хладнокровный и нежный в одном лице. Толкнул калитку, расстегнул одежду, оголив цепи на поясе и ножны кинжала. Длинный синий шлейф плаща порхал вслед за ним, как прикрывающий тылы язык хаоса. Красивые ровные ноги ступали грациозно, но не ритмично, не прямо, неожиданно, как сама судьба. Руки его касались ремня, а мягкие светлые волосы играли на слабом ветру, как пламя огня, как дрожащая мечта одинокой рогатой девы. Хмурый взгляд бесстрашного воина вызвал у Шаарис столь богатый набор чувств, что её коленки задрожали от счастья, а между ног начало влажнеть. Ей показалось, что его большие зелёные глаза соприкоснулись с её взглядом, и она исчезла в темноте склепа. Легла на холодные плиты, чтобы остыть, не упасть от таких сильных ощущений. Она замечталась, слушая бряцания цепей и приближающиеся шаги, от которых сходила с ума, искренне улыбалась и чувствовала себя самой счастливой некроманткой на свете.