Читать книгу Серебряный поэт - Вадим Шарыгин - Страница 8

Пропащая пора:

Туман чуть призрачен и богом позабытые ступени длятся…

Остатки сумерек. Бесед останки и беседки.

Окститься надо бы, прийти в себя, но влажный взгляд

Блуждает в россыпях сухого глянца.

Не слёзы… может, так глубок покой, на слёзы едкий?

Протяжны чаянья церквей.

На безымянной тишине разложены пасьянсом судьбы —

Донельзя глубока, замысловата, омут просто…

Вповалку листья. И пахнет осенью упавшей. Всевиноватый вид, как будто суд был…

Молчание торжественно, как стол в минуту тоста.

Всевышний… Вишни… Вышний Волочёк…

Смех давешний, давнишний, вешний. Я потешно вторю —

Набрякшему уничижению, всей подоплёке:

Окраине ноябрьского дня, где-то в России, там, где-то во тьме, там, к счастью, горю —

Нет места!…Только слышен голос лет, такой далёкий…

Затерянный среди обугленных ночей, померкших судеб, силуэтов

На обветшалых скулах зданий – твержу без удержу, держу пари

О том, что бездыханностью силён извечный миг зари, и силу эту

Не превозмочь! Москву, mon cher, печением берлинским одари,

Мой век Серебряный, продли свои подлунные шаги, пусть клятвы грянут!

Обуреваемый бездействием, кровоподтёками со стен,

Я слышу голоса, поверх морщин, поверх причин и благодарных грамот.

Неисчислимые Пьеро: в подтёках, и глаза в глаза со сцен.

Естественной, давно уж, стала жизнь: без Рильке, без Цветаевой – без гимна.

И я сорю словами, в ночь, на рейде, врангелевский Крым, дымы…

И только синеокая тоска моя – совсем, совсем, со всем бездымна!

Бездомна Родина моя, где дамы, господа, дома, да мы…

Внимало сущее игре теней и света —

На лакированных штиблетах, на штыках.

Шершавый шершень сел на лист извета.

И ветер штору не заметил впопыхах.

Зияла пустота. Нутро огней погасло.

Спала бессонница больниц и лагерей.

На чёрствый хлеб души намазывая масло,

Молчал в запасниках столичных галерей

Эпохи старожил, жив яростный вояка.

Не звуки – отзвуки владели пустырём.

Миг срезан ласточкой, тень на плетень, двояко

Виднелось сущее: в ладони соберём…

Жизнь выморочную подай на стол,

Мне провидение дороже —

Кондовых будней, ночь, литаврщиков верни!

Возвышенным вас вздором пичкаю:

Туман расстелен вдоль дорожек,

Дом с заколоченными наскоро дверьми.

Приличествует мне: дремота снега, неги позолота, слога

Заиндевелый звук, невнятность глубины.

Не веришь? Просто ты разбрызгиваешь крови сердца, друг, немного,

И не в тебя шальные ночи влюблены!

Пресекшегося голоса покой, смертельной шашки взмах ленивый;

Огни в метель и эдельвейсы на снегу;

Взгляд отрешённый отречённого царя – кресало и огниво —

Поэзия!.. Сочится смерть… Я не смогу

Создать рассвет, удары сердца ночи на исходе, отголоски!

И люди спят вокруг, вповалку спят огни;

Спит шар земной, стремительно теряющий полёт, и город плоский.

Кричащий шёпот губ: «Литаврщиков верни!»