Читать книгу Мальчик и Девочка. Очень большая любовь - Валентин Абрамов - Страница 12

Часть первая. Время разбрасывать камни
Апрель-май 2002-го. Первомайский конкурс чтецов

Оглавление

Женя Ставрова – человек чрезвычайно активный. Сидеть на попе ровно и ничего не делать не в её характере. Обязательно нужно участвовать в конкурсах, фестивалях, самодеятельностях, капустниках, авторских песнях; петь, сочинять, рисовать и т.д., и т.п., иначе жизнь становится пресной и однообразной.

Северный не был скучным захолустьем. В нём проводилось удивительно много всевозможных мероприятий, в которых беспокойное душой население могло себя проявить. Тот же ежегодный Майский конкурс художественного чтения. За время проживания в Северном Женька ни разу его не пропустила. И в 2002-м тоже принялась готовить программу. В этот раз она решила представлять по «Маленькому принцу».

– Так. В моём сетевом каталоге «Серов» папка «Экзюпери», там MP3, ты их прослушай… Там Азнавур… «Вечная любовь». Есть русский, есть французский вариант. Русский вытянул, потому что стало интересно, о чём песня. Удивительное дело, о вечной любви. Теперь дальше… В In The Flesh у Флойдов в «Стене» с третьей минуты самолёт. Пригодится. Там же в The Great Gig In The Sky, инструментовка. Тоже может подойти.

Любовники который день зависали на работе у серовского компьютера после шести. Подготовка к фестивалю стала легальным поводом для живых встреч. Сегодня Юрка показывал Женьке, что удалось отыскать для музыкального сопровождения. Задачу эту он возложил на себя сам, ещё и сына, Влада, привлёк.

– И одна папка внутри – «Биография Экзюпери». А ты чего всё молчишь?

– Шмотрю… – невнятно прошепелявила Женька.

Юрка внимательно присмотрелся к подруге, несколько последних дней та занималась протезированием зубов и после каждой обточки приходила «замороженная», даже губами шевелить не могла.

– У тебя же сегодня только примерка? Анестезия-то зачем?

– Примерка, – махнула рукой Женька. – Я её больше вшего и боялашь… Шама прошила уколочь. Ладно. Уже два щаша прошло, отпушкает… Рашшошётща.

– Рашшошётща… Красота ты ненаглядная… Ладно… Смотри, что здесь: «Лётчик 31 июля 1944 года с Корсики взлетел и пропал». Я думал, он пропал над Африкой, над пустыней, а он, видишь, над морем…

– Ага… Я хочу в качештве биографии так шкажачь: Лётчик Антуан де Шент-Экжюпери родилща во Франчии в тыщача девятишотом году. Пропал беж вешти во время ражведывательного полёта в Африке в шорок шетвёртом…

– Не в Африке!

– Не в Африке?

– Я же тебе только что зачитал, погиб над морем!

– Ах, да! Я этот текшт вчера шоштавляла… Тогда как лучше шкажачь, чтоб одним предложением?

– Надо узнать, что такое Французская Ривьера…

– Франчушкая? Ешь вроде Итальяншкая… Ешь, кажеша, Рушкая. Жачем нам Ривьера? Давай так: 31 июля 1944 года ушёл ш оштрова Коршика в ражведывательный полёт и не вернулща…

– Кстати, он граф… – вдруг вспомнил Юрка.

– И?

– Ничего…

Женька несколько секунд внимательно смотрела на Серова, потом продолжила декламировать, дирижируя себе ручкой:

– Ушёл ш оштрова Коршика в ражведывательный полёт и не вернулща. Перед четвёртым вылетом гадалка предскажала, што он погибнет в моршкой воде, и Шент-Экжюпери, шо шмехом рашкаживая об этом дружьям, жаметил, что она, скорее вшего, приняла его жа моряка. Кштати! В моршкой воде! Шама же вшера пишала… Вроде отпушкает… щаш… Щас. Вот вроде… И вот тут дальше… Пилот «Мессершмитта», патрулировавшего этот район, отрапортовал о том, што рашштрелял бежоружный «Лайтнинг П-38» (точно такой же и у Шент-Экжюпери), – подбитый шамолёт отвернул, задымил и рухнул в море. В море! Люфтваффе не засчитало ему победу: швидетелей боя не окажалось, а обломков сбитого самолёта не нашли… И вот тут дальше… Красивая легенда о сгинувшем в небе Франции писателе-лётчике, человеке, которого арабы прозвали Капитаном птиц, продолжает жить: он исчез, растворился в средиземноморской лазури, ушёл навстречу звёздам – так же, как и его Маленький принц… Он ис-чез, – Женька застучала по клавиатуре, – раштворился в средиземноморской лазури, ушёл навстречу звёздам – как и его Маленький принц… Прямо вот практически этим и надо закончить, только ж датой!

– 31 июля 1944-го он исчез, не вернулся из разведывательного полёта, растворился в средиземноморской лазури, ушёл навстречу звёздам – так же, как и его Маленький принц. Может, так, если коротко? Фотографии, блин, нигде нормальной нету, весь интернет перерыл.

– А фотография и не поможет. Они вряд ли проектор установят… Получаетща так: граф Антуан де Сент-Экжюпери родился в 1900 году, 31 июля 1944 года не вернулся из разведывательного полёта над Средиземным морем, он покинул планету людей и ушёл на встречу звёздам – так же, запятая, как и его Маленький принц… А красивая песня у Ажнавура…

В комнате негромко звучала «Вечная любовь».

Они помолчали, Женька потихоньку растирала себе щёки и губы.

– Ты её по-французски прослушала? Тебя отпустило?

– Да. Я всё-таки думаю, не надо давать вначале посвящение… Как-то оно тяжеловато… Я так начну: «Все взрослые сначала были детьми, но далеко не все помнят это… На своём веку я знал много серьёзных людей. Я долго жил среди взрослых. Я видел их совсем близко и от этого не стал думать о них лучше». А дальше уже разговор с Лисом, из которого я выкинула пару абзацев. И уместилась вроде в семь минут, я начитывала.

– Теперь надо прикрутить что-то по музыке и скомпоновать, ты подумай пока. Так чего тебе с зубами делают?

– Чего делают… Померили! Завтра обещали надеть уже насовсем. Не уверена, что переживу эту процедуру. Шлушай, по-русски тоже красиво… странно, почему он пел по-русски?

– Армянин, вот и по-русски. И опять с мучениями?

– А то! Армянин, поэтому по-русски, логично. Глубоко под дёсны засунуть надо…

– Бе… – Юрка поёжился. – Зато будешь как с родными.

– Мне кажется, надо начать со звука падающего самолёта, потом песня… На её фоне выхожу я… в чёрном, с золотистым шарфом в руках… Или нет, на шее. Или в руках? Пусть в руках… И говорю начальные строчки, потом надеваю шарф на шею, меняется свет – лёгкий, разноцветный, меняется музыка – тихая, лёгкая, и я читаю разговор с Лисом… Потом опять меняют свет и пускают запись Азнавура, и уже дочитываю финальный кусочек и кусочек биографии Экзюпери. Я надеюсь ещё, наш режиссёр Елена Дмитриевна мне что-то подскажет, она ж меня сегодня слушать будет… Вот! И ты тоже приходи, послушаешь… Хочешь?.. – Женька перебралась к Юрке на колени. – Или ты другого хочешь, мой мужикальный редактор?

– «Мужикальный редактор» – это пять! Ты хотела сегодня утром, чтобы я напомнил про наш пятничный «бутерброд»… – Юрка ловил губами Женькино ухо. – А тихая и лёгкая музыка – это какая?

– Да-а-а-а, «бутерброд»! Я хотела тебе сказать, было потрясающе… Я к этой позе отношушь шкептически… Ну классика же. Особых ощущений нет, а тут их было штолько! Окажывается, и клашика может быть даже ничего. Правда-правда. – Женька поразминала губы и поцеловала Серова в нос. – Вот ни черта мы не умеем шерьёзным жаниматься, всё наш на глупости тянет…


***


У Саши Лоскутникова умерла тёща. Два месяца назад её привезли к дочери умирать. У бабушки диагностировали рак в последней стадии. Мучилась она, слава Богу, недолго…

Юра и Саша дружили давно, хотя Лоскутников человек совершенно другой, не айтишной среды, нефтяник, но связала их общая любовь к истории. Юрка частенько захаживал к Саше посидеть за рюмочкой, и Татьяна, Сашина жена, неплохо его знала. За любовь Серова к белым шарфикам, тонким галстучкам и затемнённым очкам в металлической оправе она называла его пижоном. Юрка не обижался, пижон так пижон…

И вот у них в доме умер человек. Таня была подавлена и совершенно недееспособна. Саше надо было помогать. Хотя бы поддержать. И Юрка временно выключился из процесса подготовки к конкурсу.

Хоронили Ирину Николаевну на поселковом кладбище. В Северном Юра прожил двенадцать лет, но на кладбище оказался впервые. Не то чтобы у его из знакомых никто не умирал, просто обычно тела увозили на Большую землю, тот самый пресловутый Груз 200. Ирину Николаевну везти было некуда, из родственников у неё оставались только Таня и сын Геннадий, который пребывал в местах не столь отдалённых, но на похороны, кстати, приехал, отпустили под подписку.

Похороны на Севере в конце апреля дело предсказуемо непростое. Промерзшая за полгода земля ещё не оттаяла и лопатам не поддавалась. Да и не земля это, а чистый суглинок. Однако героические кладбищенские работники за сутки яму вырыли. Пятеро специалистов из Северной нефтяной компании и несколько человек с работы Татьяны составили похоронную процессию, гуськом двинувшуюся за гробом. Шли медленно, ноги разъезжались, приходилось постоянно держаться друг за друга. Под первым весенним солнцем суглинки успели подтаять и превратиться в жидкую, скользкую грязь…

Хоронили быстро. Пронизывающий ветер не позволил затянуть прощание. Кладбищенские спустили гроб и, сноровисто забросав яму, установили временный крест.

После похорон поехали к Лоскутниковым помянуть. Татьяна, которая за последний месяц вымоталась до полного изнеможения, с пятидесяти грамм опьянела до слёз. Теперь сидела в коридоре на диване и тихо плакала. Юрка, год назад похоронивший отца, пристроившись рядом, выслушивал бесконечные обиды, недосказанности и покаяния перед тем, которого уже нет. Всё как всегда… Всегда так у человеков. Старые больные вызывают досадливую неприязнь, и лишь после их ухода все хватаются: «А я ему такое сказал… Нечаянно». Точно нечаянно?

– Саша-Саша, – Татьяна, опухшая от слёз, говорила в нос и часто сморкалась. – Я ду-у-у-мала он пижон… А он – человек, Саша! Он меня понима-а-ает… А ты совсем нет!

Юрка хлюпал вместе с Таней, потом не выдержал и ушёл в другую комнату, прихватив бутылку водки. И там вдруг взялся названивать Женьке. Говорил долго, рассказывал о похоронах, о Татьяниных терзаниях, слезах и обидах. При этом пил, не закусывая, и не заметил, как сам напился. Теперь он плакал, рассказывая Женьке про свои обиды, про свои недосказанности и желание покаяться перед отцом… Женька никого ещё из близких не хоронила, но сочувствие к Юрке заставило и её расплакаться под конец. А женская жалость штука опасная, из неё часто рождаются сильные чувства.

«Она меня за муки полюбила,

А я её – за состраданье к ним».


***


В конкурсный день Юрка с утра суетился и не находил себе места. Рано поднялся, развил бурную деятельность, приготовил завтрак, всех накормил, убрался в квартире, начистил ванну, туалет, сбегал в магазин, накупил продуктов… И взялся уговаривать Соню пойти в ДК.

– Юр, ну чего мы попрёмся? – Соня никак не могла взять в толк, зачем они туда пойдут. «Ленком», что ли, приехал? – Ты же терпеть не можешь всю эту самодеятельность. Сам всегда об этом говоришь.

– Ну, Со-о-о-оня, – канючил Юрка.

– Да ладно, мам… Пошли сходим. – Владу хотелось посмотреть, что получилось из того, что он подобрал для музыкальной темы, и он принял сторону отца.

– О Господи… Ну пошли, пошли… Вот же припекло вам! Сговорились, что ли?

Женька не ждала и не гадала, что придут Серовы. Поэтому, когда вышла на сцену, не стала искать Юрку, тем более её слепили юпитеры. Но лишь их выключили, оставив только один справа, Юрка сразу понял – она его видит! Отчётливо и ясно, и читает для него. Для него одного.


Вот тут-то и появился Лис…

– Здравствуй, – сказал он.

– Здравствуй, – вежливо ответил Маленький принц и оглянулся, но никого не увидел.

Женька стояла в круге света, в строгом чёрном брючном костюме, с золотистым шарфиком на шее, её рыжие волосы под юпитером стали цвета спелой пшеницы, точь-в-точь как волосы Маленького принца. Она и сама теперь стала словно Принц.

– Я здесь, – послышался голос. – Под яблоней…

– Кто ты? – спросил Маленький принц. – Какой ты красивый!

– Я – Лис, – сказал Лис.

– Поиграй со мной, – попросил Маленький принц. – Мне так грустно…

– Не могу я с тобой играть, – сказал Лис. – Я не приручен.

– Ах, извини, – сказал Маленький принц.

Но, подумав, спросил:

– А как это – приручить?

Женька стала Принцем. А Юрка? Её Лисом! Да-да-да! Что-то случилось с ними за дни подготовки, отчего история Лётчика вдруг срезонировала в их душах, как резонирует струна рояля, услышав родной звук. Что-то сокровенное, куда более сокровенное, чем все их интимные слова, общение в аське, посиделки нагишом, безумный секс… Что? Может, давешние общие слёзы?

– Это давно забытое понятие, – объяснил Лис. – Оно означает: создать узы.

– Узы?

– Вот именно, – сказал Лис. – Ты для меня пока всего лишь маленький мальчик, точно такой же, как сто тысяч других мальчиков. И ты мне не нужен. И я тебе тоже не нужен. Я для тебя всего только лисица, точно такая же, как сто тысяч других лисиц. Но если ты меня приручишь, мы станем нужны друг другу. Ты будешь для меня единственным в целом свете. И я буду для тебя один в целом свете…

«Один в целом свете…» – повторил губами Юрка.

– Я начинаю понимать, – сказал Маленький принц. – Была одна роза… Наверно, она меня приручила…

– Очень возможно, – согласился Лис. – На Земле чего только не бывает.

– Это было не на Земле, – сказал Маленький принц.

– Скучная у меня жизнь. И живётся мне скучновато. Но если ты меня приручишь, моя жизнь словно солнцем озарится. Твои шаги я стану различать среди тысяч других. Заслышав людские шаги, я всегда убегаю и прячусь. Но твоя походка позовёт меня, точно музыка, и я выйду из своего убежища. И потом – смотри! Видишь, вон там, в полях, зреет пшеница? Я не ем хлеба. Колосья мне не нужны. Пшеничные поля ни о чём мне не говорят. И это грустно! Но у тебя золотые волосы. И как чудесно будет, когда ты меня приручишь! Золотая пшеница станет напоминать мне тебя. И я полюблю шелест колосьев на ветру…

Лис замолчал и долго смотрел на Маленького принца. Потом сказал:

– Пожалуйста… приручи меня!

«И меня! И меня! Я тоже уже узнаю твои быстрые шаги из всех шагов в мире!»

– Я бы рад, – отвечал Маленький принц, – но у меня так мало времени. Мне ещё надо найти друзей и узнать разные вещи.

– Узнать можно только те вещи, которые приручишь, – сказал Лис. – У людей уже не хватает времени что-либо узнавать. Они покупают вещи готовыми в магазинах. Но ведь нет таких магазинов, где торговали бы друзьями, и потому люди больше не имеют друзей. Если хочешь, чтобы у тебя был друг, приручи меня!

– А что для этого надо делать? – спросил Маленький принц.

– Надо запастись терпеньем, – ответил Лис. – Сперва сядь вон там, поодаль, на траву – вот так. Я буду на тебя искоса поглядывать, а ты молчи. Слова только мешают понимать друг друга. Но с каждым днём садись немножко ближе…

Назавтра Маленький принц вновь пришёл на то же место.

– Лучше приходи всегда в один и тот же час, – попросил Лис. – Вот, например, если ты будешь приходить в четыре часа, я уже с трёх часов почувствую себя счастливым. И чем ближе к назначенному часу, тем счастливее. В четыре часа я уже начну волноваться и тревожиться. Я узнаю цену счастью! А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить своё сердце… Нужно соблюдать обряды.

– А что такое обряды? – спросил Маленький принц.

– Это тоже нечто давно забытое, – объяснил Лис. – Нечто такое, отчего один какой-то день становится не похож на все другие дни, один час – на все другие часы.

Маленький принц приручил Лиса. И вот настал час прощанья.

– Я буду плакать о тебе, – вздохнул Лис.

«О, как я буду плакать о тебе…»

– Ты сам виноват, – сказал Маленький принц. – Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…

– Да, конечно, – сказал Лис.

– Но ты будешь плакать!

– Да, конечно.

– Значит, тебе от этого плохо.

«Нет-нет! Мне хорошо!»

– Нет, – возразил Лис, – мне хорошо. Вспомни, что я говорил про золотые колосья.

Он умолк. Потом прибавил:

– Поди взгляни ещё раз на розы. Ты поймёшь, что твоя роза – единственная в мире. А когда вернёшься, чтобы проститься со мной, я открою тебе один секрет. Это будет мой тебе подарок.

Маленький принц пошёл взглянуть на розы.

– Вы ничуть не похожи на мою розу, – сказал он им. – Вы ещё ничто. Никто вас не приручил, и вы никого не приручили. Таким был прежде мой Лис. Он ничем не отличался от ста тысяч других лисиц. Но я с ним подружился, и теперь он – единственный в целом свете.

Розы очень смутились.

– Вы красивые, но пустые, – продолжал Маленький принц. – Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это её, а не вас я поливал каждый день. Её, а не вас накрывал стеклянным колпаком, её загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для неё убивал гусениц, только двух или трёх оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она – моя.

И Маленький принц возвратился к Лису.

– Прощай… – сказал он.

– Прощай, – сказал Лис. – Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.

– Самого главного глазами не увидишь, – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

– Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.

– Потому что я отдавал ей всю душу… – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

– Люди забыли эту истину, – сказал Лис, – но ты не забывай: ты навсегда в ответе за всех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу.

– Я в ответе за мою розу… – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.


Свет погас… Чудо, сотканное на сцене, ещё секунду едва заметно фосфоресцировало, напоследок сверкнуло и растаяло…

И пришли аплодисменты. Сначала робкие, на цыпочках. Потом более уверенные. Они всё крепли, росли, и наконец на Женьку обрушился шквал.

«Женька, я люблю тебя! – Юрка с обожанием взирал на свою конкурсантку, молотя в ладони сильнее всех. – Любою тебя, мой Принц!» Он так впечатлился, даже уже собрался закричать «Браво!», но тут нечаянно поймал настороженный взгляд Сони. Соня сидела не двигаясь, не хлопая, а только внимательно наблюдая за Серовым.

– Ты чего так разошёлся, Юр?

– Хорошо же… – смутился Юрка. – Народ хлопает… Хорошо, Влад?

– Хорошо! – Влад, довольный, улыбался, во вступлении прозвучала отобранная им музыка.

– Хорошо, – кивнула Соня. – Но не настолько же.

– А насколько же?! – по-детски парировал Юрка. А про себя подумал: «Влип очкарик».

Мальчик и Девочка. Очень большая любовь

Подняться наверх