Читать книгу Мальчик и Девочка. Очень большая любовь - Валентин Абрамов - Страница 7
Часть первая. Время разбрасывать камни
Февраль 2002-го. Московская командировка
Оглавление– С нами едет Женька Ставрова. – Степаныч пил чай, шумно прихлёбывая и отдуваясь, он вернулся с совещания и докладывал мужикам судьбоносные решения руководства. – Палыч, небось, рад. Да, Палыч?!
– Я?! Чему радоваться? – Юрка вполне искренне пожал плечами, его это совершенно не касалось. – Женька так Женька, толку-то.
– Толку мало, согласен. Но от Светки не больше… Специфика!
Специфика. Картографы ехали на курсы веб-публикации пространственных данных, и руководство в лице Руслана настояло, чтобы они обязательно прихватили с собой представителя веб-группы, хотя веб корпоративного новостного сайта и веб публикации карт – два совершенно разных веба. Однако руководство высказало пожелание, а картографы не стали возражать, только попросили, пусть едет кто-нибудь из девчонок.
Светка сразу отнекалась в пользу Женьки: ей и дочь оставить не с кем, и вообще та недавно переболела. «Ага, – раздражённо выговаривала Женька Юрке, – мне есть с кем оставить: и Андрей Иваныча, и Аню, и Ваню, и двух котов с собакой…» Но помолчав, что-то прикинув про себя, вздохнула и добавила: «Ладно. Надо значит надо». Так Женька оказалась в учебной группе.
В конце второй декады февраля вылетели в Москву. По прилёте трое мужиков, Юрка, Бурков и Григорий, поехали жить к Ваньке Дьякову, а Женька – в знаменитую гостиницу «Россия». Тогда она ещё возвышалась на своём месте возле Красной площади. Это потом кому-то стукнет в голову её развалить, там теперь чудо-парк, и до сих пор неясно, что лучше. Наверное, парк, но гостиницу, честное слово, жалко.
Утром следующего дня все собрались на станции метро Калужская, дошли до конторы, и началась учёба.
Что рассказать про учёбу? Нечего про неё рассказывать, она везде одинаковая. Ни возраст, ни уровень образования, ни погоны не влияют на человека, ставшего студентом. Все всё понимают, нужно, сами выбрали, никто силком не заставляет, но мозг думает по-другому. И, как у настоящих студентов, объявляет боевые действия. «Вся жизнь борьба! До обеда – с голодом, после обеда – со сном». Люди быстро адаптируются.
Наши студенты, уже в первый день «втянувшись» в учебный процесс, прикидывали, как бы схалявить: учёба учёбой, но приехали-то в Москву!
Когда годами сидишь на Севере, каждая поездка в столицу становится событием. Намечается не только обязательная рабочая (учебная) программа, но и не менее обязательная культурная. Заранее подсуетившись, Юрка напряг Ваньку, и тот купил пять (пять!) билетов в легендарный «Ленком» на «Юнону и Авось». И во вторник командировочные вместе с Ванькой «Под Российским Андреевским стягом и с девизом „Авось!“» собирались на самую знаменитую российскую рок-оперу.
Если у вас намечаются романтические отношения, если гормоны страсти уже кружат голову, нет ничего более подходящего, чем запланировать совместный поход в театр. Уже готовясь, вы будете приходить в эдакое… как бы сказать… вдохновенно-возбуждённое, эмоционально приподнятое настроение. Ну и дальше… и потом…
Сразу после учёбы Женька рванула в гостиницу, переодеться. Театр же! Но она не знала, где «Ленком», и Юрка вызвался её проводить. Даже если бы знала – не только где театр, но вообще все культурные достопримечательности Москвы, – Юрка всё равно бы нашёл повод поехать с ней.
Время поджимало. Войдя в номер, Женька, не обращая на Юру внимания, не переставая говорить, стянула свитер, джинсы, кинулась в ванную комнату, что-то с грохотом там уронила, продолжая тараторить, ойкнула, налетев на что-то, но потом вдруг неожиданно замолчала, вышла в одном белье и, уперев руки в боки, неторопливо произнесла:
– Я тут перед ним в трусах бегаю… Кстати, трусы специальные надела… А ему как бы всё равно?
– Не, не всё равно, что ты вот так в специальных трусах бегаешь, – улыбнулся Юрка. – Мне нравится.
– То есть хочешь нагло заявить, что только нравится?!
– А ты проверь, – предложил Юрка.
– И проверю!
Целовались они минут пять, при этом Юрка стоял с разведёнными руками, боясь коснуться Женьки. Знал: даст волю рукам – театра сегодня не будет. Вот не будет, и всё тут. Не оторваться ему от Женьки. Гори они огнём, все эти театры! Самым краешком сознания Юрка понимал, ох как они жалеть будут потом, ох жалеть…
– Опоздаем… – простонал он.
– Это мои слова! – возмутилась Женька. – Это я должна была всё обломать!
Через десять минут они уже неслись к метро.
Час пик, половина седьмого, центр Москвы. Целоваться в метро в Москве в час пик – это так принято и так приятно… Час пик в метро будто для этого создан. Никто на вас не обращает внимания, никому вы не нужны, лишь изредка можно поймать любопытный, а то и ободряющий взгляд, но большей части пассажиров глубоко по фигу, чем вы там заняты. Соберись вы пройти дальше – никто и не заметит.
– И целуешься ты трезвый тоже нормально. Нет, Юра, ты определённо мне нравишься! Знаешь такую дурацкую фразу – определённо нравиться»? Можно подумать, что можно нравиться неопределённо… Ладно, потерпи, теперь у нас всё будет. Я тебя выбрала!
В театр Юрка прибыл уже обалдевшим влюблённым дурачком. Степаныч и Ванька, глядя на него, ухмылялись, как коты, нажравшиеся сметаны, лишь Гриша Лацис оставался непоколебим и холоден, как всегда. Прибалтика!
– Ну-с, дамы и господа, приобщимся к культуре? Тяпнем по пятьдесят коньячку! – предложил кот Бурков.
– Да-да-да, – суетился Юрка, он чувствовал, что если сию минуту не тяпнет, то тихо сойдёт с ума. А может, не тихо. А может, даже громко.
Взяли пять по пятьдесят, пять бутербродов с сёмгой и употребили всё под шум публики, уже заполнявшей фойе.
– Я, пожалуй, ещё тяпну! – Юрка, дожевав бутерброд, решил закрепить успех.
– Ты бы не гнал, Палыч, – попытался его урезонить Бурков, но Юрка только рукой махнул.
Серову думалось, что в таком состоянии: сто коньяку, Женька рядом – такая близкая, такая доступная в мыслях и не только – он ничего не сможет воспринимать на сцене. Можно ли что-нибудь воспринимать на сцене, когда по уши влюблён?! Однако захаровская постановка и сверхъестественная игра актёров заставили его отвлечься от взболтанных чувств и включиться в спектакль. А когда запели про белый шиповник, Юрка и вовсе раскис. Женька, сидящая рядом и крепко сжимающая его руку, тоже шмыгала.
Их схоронили в разных могилах,
Там, где старинный вал.
Как тебя звали, юноша милый,
Только шиповник знал.
Тот, кто убил их, тот, кто шпионил,
Будет наказан тот,
Белый шиповник, вечный шиповник
В память любви цветёт.
Для любви не названа цена,
Лишь только жизнь одна,
Жизнь одна, жизнь одна…
В унисон, в унисон дышали и чувствовали наши влюблённые герои…
В антракте они снова приложились к коньячку, а потом, опять держась за руки, проплакали всё второе отделение.
В метро прижимались друг к другу уже безо всякого народа. Теперь они не могли не прижиматься и не целоваться не могли…
Вступили-таки они на скользкий мученический путь любовников… Вступили… Служебный роман! Никогда он не заканчивается хорошо. Ну или почти никогда. Но сейчас им всё равно, сейчас им на это наплевать.
У метро в круглосуточном магазине взяли бутылку красного грузинского, на входе в гостиницу Юрка купил белые розы. В фойе они продолжали упоённо целоваться, и Женька уже тянула Юру к лифту…
И тут между ними встала администрация гостиницы. «Молодой человек, посещение гостей до двадцати трёх часов, сейчас двадцать два тридцать. Вы уверены, что хотите войти?»
Господи, ну почему люди такие чёрствые?! Неужели по лицам Юры и Жени не понятно, что им сейчас разлучаться нельзя? Совершенно невозможно… Юрка кивал и безропотно отдал записать свой паспорт, а потом они как паиньки поднялись в номер… и быстро, стремительно быстро принялись стягивать с себя: шубы, куртки, обувь, брюки, юбки, пиджаки, галстуки, рубашки, блузки… и…
И тут зазвонил телефон.
Звонил Женькин муж, Андрей свет Иванович. Он вот прямо сейчас, прямо сию минуту хотел узнать, как дела у Жени. Как она учится? Что кушает? Как сходили в театр? С кем встречались? А с этими? Нет? А… Женька, в одном нижнем белье, серьёзно докладывала: какая у них учёба, где обедают, куда ходили, с кем она уже успела повстречаться. Нет, с этими ещё нет… Юрка стоял сзади, прижимаясь к Женьке и обнимая её, целуя веснушчатые плечи и спину, встопорщенную рыжесть на затылке, бродил руками по животу и небольшим аккуратным грудкам, Женька свободной рукой уже забралась к Юрке… Но Андрюха их не отпускал! Двадцать минут продолжалась изощрённая пытка. А когда он наконец наговорился и Женька в сердцах грохнула трубку на аппарат, в дверь постучали.
– Слушай… – Юрка уже осознал обречённость ситуации. – Не дадут они нам…
– А может, не откроем? – Женька прижималась к Юрке спиной, выгнув шею, чтобы ему удобнее было целовать.
– Я бы не открыл… Я бы даже твоему Андрюхе, сейчас не открыл… И Соне… Но солнышко…
В дверь продолжали барабанить.
– Иду! – Женька высвободилась из Юркиных объятий, накинула шубу и пошла открывать дверь.
– Ну что барабаните?! – раздраженно выговаривала она кому-то. – Да, мы знаем! Да, он сейчас уйдёт. Да, через десять минут! – Захлопнув дверь, она выругалась. – Уроды! Уроды… уроды… уроды! Вот чего она припёрлась?! Нет, Юрочка, не получится. И завтра, блин, я к Сундаковой… И послезавтра уже договорилась с родственниками… А в пятницу к Маринке… А потом уезжаем…
Расстроенная Женька прижалась к Юрке.
– Ну и ладно! – он поцеловал её в лоб. – Давай хоть вина выпьем.
Серов приехал к Дьякову ближе к полуночи и открыл дверь своим ключом, Ванька давно ему выдал. Мужики его не слышали, увлечённо болели, шёл третий период четвертьфинального олимпийского хоккейного матча «Россия – Чехия». На столе стояла початая бутылка коньяка.
– Счет какой? – поинтересовался Юрка.
– О! Палыч! А ты зачем вернулся? – Ванька удивлённо разглядывал Юрку.
Бурков плеснул в стакан коньяка и не глядя протянул Серову.
– Да. Мы тебя уже не ждали…
– Не ждали мы тебя, Палыч! – Ванька начинал резвиться.
Только Гришка увлечённо молчал.
– Да пошли вы… – не зло ругнулся Юрка, покачал стакан и залпом выпил.
Наши выиграли 1: 0.
Допили коньяк и стали укладываться. Гриша Лацис и Степаныч разложили кресла, а Юрка с Ваней делили большой диван, под одним одеялом. «Больше одеял нет, Палыч!» – каждый раз пояснял Ванька.
Про одеяло Юрка знал. Как-то к Ваньке проездом в Санкт-Петербург заехала Светка Яблочкина. Вечер они просидели за бутылкой вина, а когда пришло время спать, Ванька, постелив на диване, достал одеяло и так же, как Юрке, сообщил, что одеяла больше нет… Нет так нет, кивнула Светка, разделась догола и улеглась… Но ничего у Ваньки не получилось. Когда он совсем уже подгрёбся к Светке, та, как бы сквозь сон, задала всего один вопрос: «Ваня, а как же чувства?» Фраза решила исход дела, у Ваньки временно приключилась слабость в организме.
Теперь Юрка лежал под легендарным одеялом и не мог уснуть, хотя уже порядком нагрузился и коньяком, и вином. Напряжённый, он лежал, по-всякому представляя себе Женьку, её тело, её рыжую мальчишескую стрижку, небольшую грудь и…
– Ты хоть её трахнул? – шёпотом поинтересовался Ванька.
– Не дала… – после некоторого молчания так же шёпотом ответил Юрка.
– Кто?! – Ванька аж привстал от удивления. – Женька?! Тебе?!
– Вот чего ты орёшь?! Администрация гостиницы не дала! – Юрка поднялся и ушёл в туалет курить. Там он как мог сбросил лишнее напряжение.
– Ваньк, а Ваньк, – уже засыпая, окликнул друга Юрка, – а оно мне надо? С Женькой-то?
– Надо, Палыч… – во сне ответил Ванька, – надо, Белый. Это теперь твоё задание.
Бредил, наверное…