Читать книгу НашЫ - Валерия Шимаковская - Страница 11

Змейка была уж обыкновенный и жила под домиком бабушки Оли, папиной мамы. Путешествовала по крыжовнику, сторонилась голых стволов. Вместо двери в доме висела сетка, чтобы комары не налетали. А змейка-то – не комар, заползёт – не поймаешь.

Бабушка Оля, впрочем, не пыталась её ловить. Оставаясь один, много теряешь, зато приобретаешь тех, кто никогда бы не заобщался с тобой, будь ты хоть на один больше.

Домик, кусты, овраг. Худенькая бабушка, красная чуть в щеках – пятна от аллергии: работа на хим. предприятии. По дороге спрашиваем папу, что справа, он говорит: кладбище, молчит, – для тех, кто работал на том же заводе, что бабушка Оля.

Под порогом струится: змейка таится, следит. Всякий раз на время теряет доверие к бабушке Оле, не вылазит по несколько дней, пока та не перестанет вполголоса вспоминать о нашем приезде. Когда шёпот смолкает, чувствует змейка: бабушка Оля снова одна, и, пожалуй, ещё однее, и ползёт к ней, посмотреть, как она там, да помолчать – глаза в глаза – о чём-нибудь.

Потом бабушка Оля отвернётся к стенке, не боясь, что змея укусит. Даже радостно, что в доме кто-то. С людьми-то оно тяжело, а вот со зверьём… Раньше – собаки: папа с Севера привозил лаек. Больше других любила чёрного с белым – Поля.

Бабушка ждёт весны – ехать на дачу. К крыжовникам, сливам, – скажет вслух, – к змейке, – про себя закончит. Купила бельё на постель – в подсолнух – ждёт.

Ждёт, греясь в солнце, змейка – когда погустеют кусты крыжовника да как приедет бабушка Оля.

Бабы Оли не стало первого марта. Участок с оврагом и разросшимися кустами не продаётся. Как только туда заезжали, выселяла змейка в срок нескольких дней. Потому и ныне хозяйство там ведёт она.

Весна бабушки Оли

Держа в детстве фотографию бабушки Оли, не хотела из рук выпускать, не могла оторваться от тонких черт лица, от выразительного взгляда. Баба Оля – та, молодая, не была похожа на себя в старости: у молодой не имелось аллергии и астмы, и росли длинные волосы, и светлые глаза казались проникновенными, а не слишком большими на запавшем лице. Я не верила, что это моя бабушка, что есть на свете такая красота, и гадала, смогу ли хоть на какую-то часть походить на неё когда-нибудь.

Я стремилась к той бабе Оле с фотографии и не понимала той, что была – не всегда, временами – рядом. Связано это с обидой на бабу Олю, хранимой моей родной бабушкой за себя, за маму и за нас (бабушка – депозитарий обид). Маму не приняла бабушка Оля, которая уже давно к тому времени была петербургская, а мама – постольку-поскольку – постольку петербургская, поскольку из города Котласа. Не одна баба Оля маму не сразу приняла. Ещё мама первой любви – юноши с ул. Кораблестроителей да родители подруги – он-инженер, она-библиотекарь, которые, когда их дочь привела маму в гости, начали с проверки образованности, опросив по списку художественных и технических книг.

Баба Оля, пока были маленькие, с нами не захотела жить, предпочтя одиночку и улицу Руставели. Она была настолько же тихой и закрытой, сколько по маме бабушка любит крик, матюг и с подругами петь.

Вся квартира бабушки Оли была застывшем временем. Время неслось ближайшими проспектами, стадионом около дома, но замедлялось на подступе, на ступенях останавливаясь почти.

Нам не хватало бабы Олиного тепла. Возможно, в ней было его недостаточно – тепло ведь тоже откуда-то надо брать, и явно не из детдома. Когда мы ездили с Руставели в сторону дачи, бабушка Оля, давно нас не видев, почти не говорила, а всё смотрела в окно, которое красило аллергийные пятна, и не убирала с щеки стекающий солнечный свет, пыталась восполнить тепло, в ней недостающее.

Баба Оля ждала начала весны, вступающей в затакт, в последние дни февраля.

Когда я случайно забываю о начале весны, мне напоминают. Уйду в себя, в дела или во что другое, к весне не имеющее отношения, тогда кто-то родной или прохожий скажет: «Через сорок минут весна». И я отложу дела и планы, и выйду на улицу, и голову подниму.

Я слегка похожа на бабушку Олю. У меня не всегда получается близким давать нужное количество тепла, но я умею ждать, как она, весну, как показываемую в определённый час любимую передачу.

За сорок минут до весны выхожу и жду, и знаю, что на утро покажется солнце, а я стану в него смотреть, даже если болят глаза, и ни в какую не спрячусь тень, готовясь собрать тепло и передать его, не расплёсканное, бабе Оле.