Читать книгу НашЫ - Валерия Шимаковская - Страница 5

Самое грустное для меня место в Архангельском свете или на свете вообще – котласское кладбище. Чайки там плачут, и рвутся, и забирают еду. Я знаю об этом, но делаю вид, что не слышу, когда залетают они, унося дедушкину конфету.

Над дедушкою – сосна. А над бабушкой Галей – ландыши. За тем, чтобы у бабушки Гали росли ландыши, следит моя тётя Галя.

Моя мама в детстве была похожа на родителей, а сестра её Галя – на Александра-сына-Дюма. Галю назвали в честь бабушки Гали, что правильно, хотя день рождения её в не в один день со мною, а в бабушкин день. У них с бабушкой у обеих характер. Они обе спорят, как, вероятно, спорили Александры Дюмы.

Могу слушать в любой я час, как моя тётя поёт «Лошади умеют плавать».

Когда собираемся мы на море, она заранее говорит: я запою вам лошадиную песню. И мы всячески стараемся время сжать, выжать, чтобы скрутилось и высохло поскорей, и воздух был густой и терпкий, и мы бы лежали на глади морей и слушали, как тётя поёт лошадиную песню.

В эту песню собрана вся печаль. Лошади умеют плавать только неглубоко недалеко. На нас сходит сначала волнение, к середине – ужас, к концу – в трюме добрыми мотали мордами – случается срыв. Тётя обыкновенно поглядывает за нашей реакцией, не поддаваясь слезе. Иногда и её проберёт, конечно – в трюме добрыми мотая мордами – но по большей части нас.

Тётя откладывает пенье по мере нарастания нашего желания услышать песнь. Стоит нам поссориться, она тотчас грозит никогда не спеть песню. Стоит чем-нибудь ей не угодить… Без неё не звучит эта песня. Без неё этой песни нет. Слова есть, стихи есть, а не мотают лошади мордами, начиная только в присутствии её.

Повздорим, бывает, лежим, в стену смотрим. Тут возьмёт тётя тихонько, всколыхнёт упругую тишину: шёл корабль своим названьем гордым – и мгновенно внутри щемит. И комната кораблём становится, и горды мы наличием такой тёти – океан стараясь превозмочь – и тыща лошадей мотают в гостинице мордами и…

Но тётя оборвёт песню, снова вспомнив, что не заслужили её песнь, и зевнёт, оставив нас смотреть на стены, которые к тому времени порядочно расползутся, став похожими на лошадиные глаза.