Читать книгу Я хочу ещё - Василина Жидких - Страница 10

Ян Назаров

 Прижав к себе букет любимых цветов мамы, я закрыл машину, доставшуюся от мамы, и обойдя ее стороной, замер, когда взглядом столкнулся со старым охранником, который вышел из своей "будки". Я не был уверен узнал он меня или нет, но я хорошо его запомнил еще с того дня, когда впервые увидел. Смерив меня суровым, неоднозначным взглядом, старик недовольно качнул головой, и вернулся обратно в "будку".

 В любом случае мне нет до него дела, просто я труслив и сейчас пытаюсь ухватиться за все, что угодно, чтобы оттянуть время встречи с мамой. Когда-то давно мне казалось, что с каждым годом будет легче, мол с болью уживаются, надо просто потерпеть, но я ошибся. Снова ошибся, потому что с каждым годом все сложнее делать эти шаги. Я будто в пропасть падаю каждый раз, когда прихожу сюда. И не приходить я не могу, она же ждет, даже если нет, мне хочется думать обратное, потому что я хочу… пусть даже и таким образом.

 Мне надо собраться с духом, надо взять себя в руки и сделать чертов шаг на встречу к матери, даже если я все еще на нее в обиде.

 Встряхнувшись, я ослабил хватку на букете, чтобы не раздавить их к чертям и накинув на голову капюшон толстовки пошел ко входу, игнорируя сверлящий взгляд охранника, который стал уже злить. Так и хочется спросить: "какого хера ты на меня пялишься?", но я не стану даже подходить к нему, потому что мне делать что ли нехер, чтобы нарываться на неприятности?

 Пройдя через ворота, я дошел до поворота, поздоровался с батюшкой, который прохаживался между рядов. Он узнал меня, и я попытался быстрее слинять, чтобы избежать неудобных и ненужных вопросов … Впрочем, неважно, я не хочу об этом думать ни сейчас, а особенно потом. Дойдя до знакомого дорогого памятника поставленному какому-то до жути богатому дядьке я снова сворачиваю, и ускоряю шаг, потому что осталось немного, буквально три пролета.

 Один.

 Два.

 Три.

 Я останавливаюсь у низкого заборчика и снова прижимаю к груди букет, когда аккуратно протискиваюсь между ограждениями. Капюшон цепляется за колючую ветку не высокого дерева и срывается с моей головы. Психанув, я дергаю ткань на себя и когда слышится тихий треск ткани, начинаю еще сильнее злиться, потому что это была моя любимая толстовка, а этот сраный куст не заслуживает ее!

 Выскользнув из узкого прохода, за которым давно никто не ухаживал и который заметно зарос, я останавливаюсь у знакомой черной ограды и делаю глубокий вдох.

 Насильно натянув улыбку на губы, я открываю калитку и когда та сильно скрипит, я оглядываюсь вокруг. Никого не было. Сделав в голове пометку в следующий раз смазать петли, я захожу внутрь.

– С днем рождения, мам, – я кладу цветы на насыпь и приветственно провожу пальцами по любимым чертам улыбающейся женщины, которая теперь всегда встречает меня теплой улыбкой с холодного камня. – В этот раз я заранее заказал белые пионы, чтобы как в прошлый раз не приносить тебе розовые, которые тебе не очень нравились. – Я поправляю букет, подвигаю его ближе к середине, чтобы он не скатился по скользкой влажной земле на, чуть потрескавшуюся, брусчатку. – Прости, что я один. – Я сажусь на холодную, влажную скамейку, которая еще не высохла после сильного, ночного дождя. – Папа скорее всего, как обычно приедет ближе к вечеру. А Рита, наверное, приедет с бабушкой, – я тихо хмыкаю вспоминая, как сильно испугался, когда бабуля разбудила меня утром. Я думал у меня снова сонный паралич. – Представляешь, бабушка перепутала даты. Она сказала нам, что приедет 14 июня, а оказалось, что билеты она взяла на май. Бабушке повезло, что ее секретарь вовремя заметил, а то прогорели бы билеты из-за невнимательности. Было бы обидно, – особенно такому скупердяю, как наша бабушка. – Я надеюсь, что у тебя все хорошо, потому что сегодня у меня не очень все ладно. Сегодня, вчера и позавчера, а знаешь почему? – мама молчит, лишь взглядом холодным держит, я встаю на ноги и поворачиваюсь к матери спиной. – Ты рано умерла и мне тебя очень сильно не хватает. Я скучаю, – я так сильно скучаю по ней, что жду ее хотя бы во сне, но она редко приходит. А когда приходит, я просыпаюсь в поту. Мне обидно, что мама приходит с кошмаром. – Не будем о плохом, поговорим о хорошем. У меня есть новости. – Я оборачиваюсь к надгробию. – Мам, я снова вернулся к танцам. Хотя знаешь вернулся это слишком громко сказано, я скорее вспомнил, что хорошо двигаю не только языком, но и туловищем. – Поняв, как двусмысленно звучали мои слова, я неловко хмыкаю, убирая руки за спину. – Это долгая история, но я… Как бы это сказать. Короче, считай, что я снова танцую. Недолго, но все-таки танцую. Надеюсь ты рада этой новости. Знаешь мам, – я снова сажусь на скамейку и внимательно смотрю на молчаливое надгробье. – А я не помню, почему не перевелся на хореографический, как хотел в самом начале. Сейчас уже поздно об этом думать, но что если я ошибся, оставшись на вокальном?

 Пока я не начал снова танцевать, я даже не думал о таком, но, когда в моей жизни внезапно появились танцы и репетиции плавно влились в мою рутину, я понял, как скучал по такому движению.

– Я хорошо помню, как был разочарован мыслью, что мне придется проучиться год там, где я не хочу, но я совсем не помню, почему решил остаться и это странно, потому что сейчас, когда я снова ненадолго вернулся к своему старому ритму, я понимаю, как сильно скучал по танцам и вообще не понимаю, как я мог от них отказаться. У меня такое ощущение, что я, когда-то давно, где-то проебался в своей жизни, а теперь как неприкаянный мечусь из угла в угол. Ну или я настолько переменчивый, что не могу задержаться на одном месте слишком долго, а тогда, пару лет назад, мне может быть казалось, что я снова застрял. Это странно, что я думаю об этом сейчас? – спрашиваю я у нее подперев голову рукой, совсем не ожидая ответа. – Прости, сегодня я немного размазня, – с силой протерев лицо грубой тканью толстовки, я снова встаю на ноги. – Я всю неделю ходил, как на иголках из-за твоего старого знакомого, который очень сильно давил на жалость, пытаясь уговорить меня. – Я замолкаю. – Они хотят, чтобы я снова сел за рояль.

***

 Поправив на плече лямку тяжелого рюкзака, я не поспешил зайти в актовый зал, который занял Алекс для нашей репетиции. Почувствовав себя трусом, который хочет сбежать и спрятаться где-нибудь далеко и надолго, я резко дергаю ручку старой двери и тяну на себя. Я хочу крикнуть, что король танцпола в здании и просьба склонить колено, но слова застревают в горле, когда я вижу на сцене ее. Я знаю, что Петра невероятно талантливая, потому что много раз видел, как она танцует, но смотря на нее сейчас, мне кажется, будто я вообще никогда не видел ее в танце, никогда не стоял рядом и не прикасался к ней.

– Невероятно, – бормочу я себе под нос идя по проходу, устланному старым красным ковром, к сцене, как можно тише, чтобы не отвлечь ее. Я дохожу до первых рядов и бездумно положив сумку куда-то на сиденья, вплотную подхожу к сцене, чтобы разглядеть ближе.

 Засматриваясь на девушку, я невольно попадаю во вселенную в которой живет тот, кто сейчас танцует. Это странно, но я сердцем чувствую все то, что испытывает танцор и выглядит это так, словно это ее настоящие чувства. Петра мечется по сцене, как по клетке, она разрывает свою грудную клетку, обнажая сердце, которого кажется нет, потому что в ее глазах мертвое безумие и от такого контраста бегут мурашки по коже. Она похожа на сумасшедшую, сорвавшуюся с катушек, готовую умереть от безумия в любую секунду и это восхитительно настолько, что я не замечаю, как начинаю искать чего-то большего.

 Я хочу увидеть больше, но музыка обрывается, и я понимаю, что Петра заметила мою персону и уже несколько секунд пялится на меня сверху вниз.

 Проморгавшись, я смотрю на ее раскрасневшееся румяное лицо, замечаю, как выпавшие из хвоста пряди прилипли ко влажному лбу, как безумно блестят ее глаза – то ли от слез, то ли от желания.

 Я замечаю и пропадаю.

– И давно ты так стоишь? – хрипло спрашивает она с придыханием, положив руку на вздымающуюся грудь. – Ян?

– А, нет, я только пришел, не хотел мешать, – отвечаю я, с трудом придя в себя, не понимая, как мне дальше с ней танцевать, если я сейчас не могу выбросить из головы мимолетное виденье павшего ангела. Алекс прав, Петра прекрасна. – Кхм, Алекса нет?

– Был, ушел, но обещал вернуться, – Петра хватается за ребро и медленно опускается на пол, избегая моего взгляда. Она не смотрит на меня, я чувствую, что она боится. Может быть, это были ее настоящие чувства? Я не знаю, но сейчас она боится меня. – Ты опоздал.

Я не хочу, чтобы она боялась меня.

– Были неотложные дела, – взяв себя в руки и отведя от нее взгляд, я иду к сиденьям, чтобы раздеться. – Я пока разомнусь, можешь отдохнуть, а то запыхалась, как бабка. – Сняв толстовку я достаю из рюкзака футболку и не спеша надеваю, медленно оборачиваясь к Петре. Заметив ее томный взгляд, я невольно улыбаюсь и поправив края футболки иду обратно к сцене, уже под пронзительным взглядом девушки. – Ты в порядке? – она резко задирает голову и с прищуром смотрит на меня. – Ты какая-то бледная.

– С каких пор это тебя волнует?

– Не с каких, я спросил ради приличия, а то неловко будет если ты свалишься в обморок во время танца.

– Можешь меня просто бросить, я тебе разрешаю.

– Я-то брошу, но Алекс расстроится, когда узнает, что и на место партнерши придется искать замену, – я начинаю наклоняться и отворачиваюсь, когда Петра морщиться, упираясь ладонью в живот. – Я сегодня не долго, поэтому нам лучше поторопиться.

– Ян не надо было опаздывать, если хотел уйти раньше, – резко отвечает она, теперь равнодушно смотря на меня снизу-вверх. – Залы не всегда свободные, нам нельзя вот так просто разбегаться, неужели не можешь перенести?

– У мамы день рождения, я должен быть дома, – она хмурится, но ничего не говорит. Я начинаю жалеть, что ляпнул о таком, потому что не хочется слышать одно и тоже. – Поэтому если не против давай ты встанешь, и мы начнем танцевать.

– Начни пока без меня, – неожиданно шепчет Град, опуская голову на грудь. Петра расслабляет руки, складывает их на коленях, и я замечаю на сгибе локтя пластыри. – У меня голова кружится, – нехотя признается она, полностью опускаясь на пол. – Только меня не затопчи.

– Ты наркоманишь? – спрашиваю я, совсем не ожидая, что та резко поднимет голову и уставится на меня, пытаясь отравить ядовитым взглядом. Думается мне, если бы у Петры были силы, она бы поднялась и попыталась бы врезать.

– Я похожа на наркоманку? – отвечает она вопросом на вопрос. Неужели Петра сама не понимает, что немного смахивает на наркоманку со своими темными кругами и осунувшимся серым лицо? – Пиздец…

– Хорошо, тогда я предполагаю, что ты сдавала кровь, – она снова бросает на меня едкий взгляд и я не удерживаюсь от улыбки. – Значит больница. Ты ела? – Петра молчит и мне приходится наседать. – Ты ела после того, как сдала анализы?

– С чего ты взял, что это анализы? Может я кровь жертвую.

– Человек, который выглядит так, словно сам нуждается в крови не может ею делиться. У меня бабушка медик и я уверен, что это неправда, поэтому сэкономь наше время и просто ответь мне на хренов вопрос, ела ты после больницы или нет? – поджав губы, она выдыхает и аккуратно машет головой. – Так я и думал.

– Я просто не успела, в столовой была очередь. Ты начинай, я посижу…

– В моем рюкзаке есть контейнер с салатом, который приготовила мне бабушка, и я буду благодарен, если ты съешь его. Во-первых, ты убережешь Алекса от новых поисков, а во-вторых немного поможешь мне. Я не люблю зелень, но бабушка расстроится, если я верну обед домой целым и невредимым. Если я все еще не убедил, то можешь считать, что это плата за помощь с Женей, хотя ты немного…

– Ты правда хочешь об этом поговорить? – устало спрашивает она, беспомощно поднимаясь на ноги.

 Я вижу, как сильно ее шатает и как сильно трясутся ее ноги.

 Не выдержав, я подошел к ней и положив руки на плечи, усадил обратно на пол и пока она не успела начать возникать, я быстро спустился со сцены, схватил рюкзак и снова вернулся к ней, кидая сумку в руки Петры. Смиряя меня недовольным взглядом, она попыталась трясущимися руками открыть замок, но ничего не вышло. Да ей вообще херово, как она тут отплясывала до того, как я пришел?

 Психанув, я сел рядом с ней и выхватив рюкзак, положил его к себе на колени. Достав контейнер с салатом, который я сам приготовил сегодня утром себе на обед, я вложил в холодную руку Петры маленькую вилку, которую всегда ношу с собой. Немного подумав, я и банан вытащил из недр рюкзака, который взял на перекус. Я молча наблюдаю за тем, как она трясущейся рукой неловко сжимает вилку. Засматриваясь на белоснежную кожу рук девушки, я сам не понимаю, как в какой-то момент своей ладонью накрываю ее холодные пальцы.

 Меня прошибает от холода ее кожи, пронизывающего подушечки пальцев.

 Я поднимаю взгляд и мне кажется, что я вижу легкое непонимание и удивление в глазах Петры, но спустя мгновение я понимаю, что вижу лишь свои эмоции, потому что Петра чиста и пуста. Сейчас она, как зеркало полностью отражает мое смятение. Хорошо, что она не знает о том, что творится в моей голове, пока я уверенно переплетаю наши пальцы. Я борюсь с желанием остаться с ней на всю ночь, потому что я хочу, чтобы сегодня она осталась рядом со мной, но я не позволю себе этого. Я переступлю через себя и свои желания. И, когда придет время уходить, я уйду, даже если захочу остаться.

– Спасибо, – тихо говорит она крепко сжимая мою ладонь в ответ и я не понимаю, за что она благодарит. За еду, или за то, что я немного пытаюсь согреть ее холодные руки?

– Знаешь, что говорят о людях с холодными руками?

– Что им нужно наведаться к врачу?

– Это да, тоже важно, – я усмехаюсь, поражаясь тому, как она могла испортить такой момент, хотя это же Петра Град. Чего я удивляюсь? – Говорят, что люди с холодными руками живут с самым теплым сердцем. Это про тебя?

– Я не знаю, – тихо отвечает она пытаясь вырвать руку, но я крепче сжимаю ее пальцы, потому что я сам еще не остыл. – А сам как думаешь?

 Я молчу, потому что тоже не знаю ответа. Сжимая ее ладонь, я думаю о том, что ее руки похожи на руки моей мамы – они тоже у нее тоже всегда были холодными, но она была горяча сердцем, а Петра черствая.

– Ешь, – я отпускаю ее ладонь и поднимаюсь на ноги, хотя хочу сесть рядом с Петрой, убрать этот контейнер и обнять ее, спрятав лицо в изгибе тонкой шеи.