Читать книгу Я хочу ещё - Василина Жидких - Страница 2

 Проснувшись утром в гордом одиночестве, я абсолютно не расстроившись, сладко потянулась, растягиваясь по всей кровати. Я сонно улеглась на соседнюю подушку, притягивая ее к себе и едва коснувшись мягкой ткани щекой, я резко села, забывая о сладком, как рукой снятом, сне. Ян ушел не так давно. И возможно, он еще в доме.

 Мне надо быстрее уходить.

 Замотавшись в одеяло, я сползла с кровати и пошла собирать свои, разбросанные по всей комнате, вещи. Быстро одевшись, я уже собиралась выходить из комнаты, когда случайно обратила внимание на письменный стол, стоящий в углу. Точнее я заметила фотографии.

– Вот дерьмо, – тихо ругнулась я, отворачиваясь от людей на фото. Кажется, они на самом деле смотрели с насмешкой, пока до меня доходило очевидное.

 Я никогда не была на вечеринке, которую устраивал Ян и я никогда не видела его дом. Он везде и всегда был приглашенной "звездой", а я часто заглядывала на вечеринки к незнакомцам за развлечением, совсем не заботясь, о том, как зовут зачинщика домашнего веселья. Прошлая ночь исключением не стала, и я, услышав, что где-то веселятся и без меня, нагрянула, не уточнив у девчонок, куда именно иду, потому что мне плевать. Я хотела сбежать из дома и мне было все равно куда идти.

 Мне никто не сказал, что это дом Яна Назарова!

 Я долго металась из стороны в сторону, трусливо переминаясь с ноги на ногу около двери, не решаясь выйти из комнаты. Проснувшись и не найдя парня рядом, я почувствовала себя преступницей, пойманной с поличным, ведь когда-то давала себе зарок в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не буду спать с Яном.

 Черт, я вчера весьма удачно сняла классного парня, и это было бы круто, не будь Ян тем самым крутым парнем!

Я кремень, я скала, и я переспала.

 Молодец Петра Град, лучше не придумаешь. Может еще пойдешь и магазин ограбишь?! Тоже ведь зарекалась от кражи, как и от секса с Яном!

– Так, Петра, соберись! – я ущипнула себя за руку, и морально собравшись с силами, медленно приоткрыла дверь.

 Прислушавшись к тишине в доме, я осторожно вышла из комнаты. Оглядываясь по сторонам, я на носочках прошла к широкой каменной лестнице и вновь прислушалась к звукам. Услышав голос Яна, мое сердце замерло в испуге, и я снова почувствовала себя преступницей, не успевшей сбежать с места преступления до приезда полиции.

– Нет, у меня дела, – его голос звучал более хриплым, чем обычно. Неужели вчера так сильно кричал? – Да, важные. – Ян усмехается, а я не знаю, куда себя деть. Так не хочется с ним пересекаться. – Чувак, ты видел, во что эти челяди превратили мой дом, пока я был с … – он замолчал на секунду, и я молилась всем Богам, чтобы он не сказал с кем был! – Пока я был занят. – Облегченно выдохнув, я спустилась на пару ступенек ниже и снова замерла, когда Ян заговорил где-то рядом. – Ты видел? Нет? А я вижу, и эту херню мне надо убрать до того, как отдохнувшее семейство вернется. Иди на хрен, Андрей!

 Сжав перила лестницы, я чуть пригнулась и глянула на стоящего ко мне спиной Яна, замирая на месте. Мне всегда было интересно, так ли идеально, как обычно, Ян выглядит дома, и теперь я точно знаю ответ на свой вопрос. Как и в академии, дома Ян выглядит также превосходно, даже не смотря на весьма неумелые штопки на черных спортивных штанах. Вот только, я не на это загляделась, а на красные полосы на его светлой коже, которая виднелась из-под чуть задравшейся серой футболки. Смотря на эти царапины, я чувствовала, как кровь приливает к лицу и щеки начинают стыдливо гореть, что удивляло и пугало. Во-первых, давно ли я стала стесняться? А, во-вторых, я не хочу, чтобы Ян видел меня смущенной. Он не должен думать, что мне стыдно, потому что это не так. Мне не стыдно.

 Не понятно – да, но не стыдно.

 Заметив, что Ян закончил говорить с Андреем, я спустилась еще ниже, думая, что делать дальше, пока ничего не подозревающий Назаров слушал музыку на плеере, болтающимся у него на кармане и едва слышно подпевал исполнителю, разгуливая по гостиной с черным, наполовину полным, пакетом для мусора.

 Он стоял ко мне спиной, а дверь на выход была прямо напротив, сейчас я могла легко сбежать, но я этого не сделала, потому что не понимала, что чувствую. Будь кто-то на моем на месте, то он не стал бы париться и сбежал бы при первой возможности, потому что ничего такого не произошло, чему стоило бы придать значение, но, когда на протяжении долго времени насильно заставляешь себя "чувствовать" что-либо, ты замечаешь все незначительные изменения.

 Я стояла в коридоре и смотрела на Яна, не понимая, что сейчас чувствую и это жутко сбивало с толку.

 Это было что-то незнакомое и не объяснимое, хотя этого уже должно было быть вполне достаточно, я все равно хотела знать, что я сейчас чувствую. Сейчас нет фантомного чувства утраты и нет ставшего привычным для меня чувства пустоты, а это хорошо, но в любом случае, если это не привычная хрень, то что тогда?

– Петра, – парень неожиданно окликнул меня, и я, обернувшись к нему, растерянно встретилась с прозорливо-хитрым взглядом разноцветных глаз. Его взгляд был полон противоречивых чувств, и, наверное, то же самое было отражено и в моих глазах. Я невольно опустила взгляд на его губы, которые, как обычно, растянулись в наглой усмешке, и вспомнила их на себе. Вспомнила губы, которые за ночь, были везде. – Доброе утро?

– Доброе, – ответила я, отходя от лестницы, без особого желания проходя в гостиную, мысленно решая, что же делать дальше. Вести себя как обычно? Или сказать, что "это было круто и спасибо"? Или что? Я не знаю. Обычно я ухожу до того, как партнер проснется. – Я не знала, что это твой дом, Ян.

– Решила, что я сбежал? – спросил он, изогнув правую бровь. – Дома никого нет, спящая ты никому не помешала бы, поэтому я не стал тебя будить.

– Спасибо, наверное. – Неуверенно ответила я, отводя взгляд. – Я слышала твой разговор, могу помочь с уборкой, если хочешь, – что же это за чувство такое?

– Повод подольше остаться со мной наедине?

– Пошел к черту, Ян. – Разочарованно махнув головой, я уже развернулась к коридору, собираясь идти искать свои вещи, о которых напрочь забыла, намереваясь трусливо сбежать, когда он нагнал меня и схватил за болтающийся, наспех собранный крысиный хвостик, останавливая на месте.

– Я согласен. – Запоздало ответил он, принимая предложенную мною помощь. – Только сходи в душ, а то выглядишь ужасно.

– Не всем же быть такими идеальными, как ты, – сказала я в ответ, совсем не чувствуя себя задетой его словами, и я не знаю почему спускаю ему это с рук. Может быть потому что мне плевать? – Но мне нравится твое предложение, – от душа я не откажусь.

– Если бы ты проснулась чуть раньше, то мы могли бы сэкономить воду и потереть друг другу спинку. Зря смеешься, я хорош в этом.

– В натирании спинок? – сквозь смех спрашиваю я, когда не могу прекратить смеяться. Ян согласно кивает, и я закусываю губу, чтобы не взорваться от распирающего смеха. – Даже не сомневаюсь. Хорошие мальчики, хороши во всем, – отвечаю я, на что Ян сдержанно улыбается и кивает в сторону лестницы.

***

 Когда я вышла из ванной спустя недолгое время, укутанная в синее махровое полотенце, я, на смятой кровати, нашла вещи, явно предназначающиеся для меня.

– Жаль, душу помыть нельзя, – тихо пробормотала я, обтираясь очень мягеньким полотенцем.

 Не торопясь, я переоделась в белую футболку с длинным рукавом и черные штаны, смутно похожие на те, в каких прямо сейчас был сам Ян. Они так сильно ему нравятся, что у него аж две пары? А он сентиментальный, впрочем, как я и думала.

 Хорошенько вытерев влажные волосы полотенцем, я бросила его в металлическую сетчатую корзину для белья в ванной комнате и спустилась на первый этаж, где застала Яна на кухне, стоящего у большого обеденного стола.

– Тосты с шоколадной пастой, – пробормотала я себе под нос, усаживаясь на стул.

 Я привыкла говорить сама с собой, когда дома одна, а я одна двадцать четыре на семь, поэтому уже не замечаю этого сумасшествия.

 Ян аккуратно поставил чашку на стол, и я немного расстроилась, увидев в чашке какао. Я его не люблю, но выпью из-за Яна, не хотелось бы его обижать просто так.

Вяло улыбнувшись, мол спасибо, я через силу сделала глоток отвратного напитка. Какао всегда такой мерзкий, или это особый случай, вытекший из рук Яна Назарова? Может быть он не во всем хорош?

– Во сколько ты вчера пришла? – неожиданно спросил Ян, не сводя с меня заинтересованного взгляда. Я надеялась, что мы не будем обсуждать вчерашнее, так же, как мы не обсуждаем наши, иногда случающиеся поцелуи.

– Часов в десять где-то, – ответила я, недолго припоминая. – Да, когда я пила вино, было десять вечера.

– Ты вчера была странной, – заключил он, неотрывно смотря мне в глаза. Ян всегда упрямо пялится в глаза своего собеседника, некоторых это отталкивает или пугает, но не меня, потому что, когда Ян отводит взгляд, значит он что-то скрывает. А еще мне просто все равно. – Я был поражен.

– Мне так не показалось. Ты не медлил.

– Я перестал бояться тебя спугнуть, – Ян усмехнулся и откинувшись на спинку стула, глухо рассмеялся. – Ха, Слава редкостный придурок, раз упустил такой ходячий секс.

– Я не знаю, что сейчас сделать: сказать спасибо за комплимент или швырнуть в тебя чем-нибудь тяжелым? – поинтересовалась я, незаметно для себя отвечая ему взаимной полуулыбкой. С кем поведешься, от того и наберешься?

– "Спасибо" меня вполне устроит, Петра. Если тебе захочется повторить, то я буду ждать твоего звонка.

 Я догадывалась, что он предложит это и потому ответ был готов заранее:

– Не дождешься.

– Посмотрим, – коротко ответил Назаров, хитро улыбнувшись. Ничего ему не ответив, я сделала еще пару глотков и быстро откусила сладкий бутерброд, чтобы заесть отвратительный вкус какао. – У Алекса снова проблемы с ногой?

– С чего ты взял? – невозмутимо спросила я, снова делая глоток.

– Андрей сказал, что Алекс у него, спрашивал не занят ли он, – Ян, чуть сощурившись, внимательно смотрел на меня.

– Что он ответил? – резко спросила я, потому что Андрей последний человек с кем бы я хотела танцевать, но если Алекс все-таки выберет его, то я молча приму это решение.

– Он правда ищет тебе партнера вместо себя? – заинтересованно спрашивает Ян, чуть поддавшись вперед.

– Правда, – мы с Алексом до последнего не хотели, чтобы кто-то знал о том, что он не сможет со мной танцевать из-за последствий травмы случившейся с ним летом, но раз он сам стал активно искать себе замену, то какой смысл мне скрывать? – Ты не сказал, что Андрей ответил Алексу.

– Не хочешь с ним выступать? – быстро догадался он, на что я молча кивнула. – Андрей сказал, что подумает. Можешь расслабиться, я уверен, что он не согласится. У тебя на лице написано, что ты его не перевариваешь, а Дрон не такой придурок, как ты думаешь.

– Лучше прекрати, – я не удержалась и громко рассмеялась, опуская голову на руки. – Даже не думай, его выгораживать.

– Я и не собирался, просто говорю, как есть, – он замолкает и отводит взгляд в сторону, нервно стуча пальцами по столу. Происходит то, о чем я думала: Ян не просто так начал разговор об Алексе. И пока я не понимаю зачем, ну уж явно он не переживает за моего друга. – Так что с Алексом?

– А сам как думаешь? – ответила я вопросом на вопрос, не сводя взгляда с Яна, продолжающего смотреть в сторону.

 Алекс жутко скрытный парень, каким в детстве был, таким закрытым и остался.

 Фанатично скрупулезный в танце, он абсолютно рассеянный, даже немного ветреный в жизни. Он мог идти на остановку, задуматься, споткнуться о свои же ноги и упасть на ровном месте. Алекс может с легкостью отвлечься на дороге и в кого-то врезаться. Он потрясающий танцор, и такой потрясающий слон в фарфоровой лавке – Алекс до безобразия неуклюж.

 Об этом знают все, и когда до всех дошли страшные новости о том, что Алекс попал в больницу предположительно из-за падения с лестницы, никто не был сильно удивлен. Все были напуганы, но не удивлены, ведь это же наш неуклюжий Алекс, грустно, но с ним это правда могло когда-нибудь случиться.

 Я все думала, как же нужно было так шлепнуться с лестницы, чтобы впасть в кому, но когда я пришла к нему в больницу, после того, как вернулась в Питер и увидела Алекса своими глазами, то поняла, что правду мы не узнаем, пока он сам не решится с нами ею поделиться.

 Алекс пролежал в коме больше двух недель. Я приходила к нему каждый день и все время говорила с ним. Я не была уверена в том, что это правда необходимо, но его доктор сказал, что это не глубокая кома и он все слышит.

 Скоро Алекс пришел в себя и первое, что он спросил у доктора, сможет ли он танцевать? Дмитрий Владимирович уже предупредил маму Алекса о том, что есть большая вероятность того, что ее сын не сможет танцевать как прежде, но он просил не паниковать раньше времени и дождаться, когда Алекс придет в себя.

 Дмитрий Владимирович был поставлен в тупик вопросом моего друга, и чтобы не шокировать своего пациента плохими новостями, когда тот только пришел в себя, доктор мягко закрыл тему.

 Не сразу, но Дмитрий Владимирович дал ответ, с предупреждением, что тяжелая травма, случившаяся с Алексом, не может бесследно исчезнуть. И последствия, о которых его предупреждали, когда Алекс слишком быстро выскочил на сцену после выписки из больницы, случились раньше, чем прогнозировали доктора.

 Это случилось полторы недели назад. В тот день, мы с Алексом отрабатывали тяжелую связку в нашем номере, когда он неожиданно остановился и с громким стоном упал на пол, тут же принявшись растирать некогда травмированную ногу.

Он тогда еще ничего не сказал, но я без слов, по его искаженному от боли лицу и навернувшимся слезам, поняла очевидное.

– Все так плохо? – тихо спросила я, сев рядом с ним и протянув полотенце, смоченное в холодной воде.

 Алекс молча принял полотенце и прижав его к лодыжке, медленно откинулся на спину, закрыв зеленые глаза рукой. Судорожно вздохнув, он убрал руки от лица и посмотрел на меня самым жутким из всех взглядов. Так смотрят обреченные люди, и смотря на него в ответ я чувствовала себя ужасной, потому что не могла прочувствовать его боль и страх.

– Не знаю, – не скоро ответил он, снова закрыв глаза руками. – Результаты будут только в пятницу, – я немного удивилась, когда он заговорил о результатах.

– Нога уже давно болит? – я перевернула полотенце на его лодыжке и легла рядом.

– Ага, – тихо говорит Алекс, медленно поворачиваясь ко мне. – Я ставил номер для себя одного, но в какой-то момент понял, что самостоятельно не вытяну этот танец. Боль становилась ощутимее, и я стал думать о том, чтобы отказаться от выступления в концерте, но это тяжело. Вроде бы выбор простой, но трудно отказаться от номера, который влияет на будущую карьеру.

 Нас учат тому, что для танцора важно запомниться и выделиться, а Алекс, фанатичный танцор, который всегда предан делу, а не телу, следует этому "правилу". Это был сложный выбор для Алекса и если так подумать, то дуэт для него идеальный выход.

 Точнее был бы идеальным.

– Ты поэтому мне предложил станцевать с тобой? – мне понятно почему он решился на дуэт, который в плане подготовки сложнее, чем сольный номер, но мне все еще было непонятно почему со мной. – Почему я? – я давно утратила страсть к танцам. Хотя, точнее будет сказать страсть к чему-либо вообще.

Я остыла.

– Потому что мы танцуем вместе с восьми лет, и из всех, кого я знаю в нашей академии, только к тебе я мог обратиться с таким деликатным предложением, – тихо проговорил он, снова отворачиваясь. – Я думал, что все получится, но мне становилось только хуже. В понедельник я был у Дмитрия Владимировича, и он попросил пропустить этот сезон, если в будущем я вообще хочу выйти на сцену.

– Времени осталось не так много, но думаю, на наше место найдутся желающие, – у меня не было особого желания участвовать в концерте. Я буду выступать с групповым номером, который мы поставили со своими одногруппницами и мне этого достаточно.

– С ума сошла? – громко воскликнул он, резко сев. – Если я не выйду на сцену, значит, выйдешь ты и это не обсуждается. Я все придумал, – стянув мокрое полотенце, Алекс бросил его рядом и приблизился ко мне, взяв за руку. – Ты права, времени не так много, но этого достаточно, чтобы найти мне замену.

– Зачем?

– Затем, что этот танец попадет в мое портфолио. Я буду хореографом, – ответил он, заразно улыбаясь, и я, слушая этот бред, старалась не улыбаться в ответ, потому что этот чертов фанатик сведет всех с ума и такое поведение поощрять нельзя. – Надеюсь, ты не будешь спорить с тем, что большую часть номера поставил я?

– Спорить я не буду, – потому что в постановке хореографии я практически не принимала участия, разве что только в своем сольном куске в конце номера, который Алекс не хочет вставлять, потому что не уверен в моих силах. – Но мне не нравится, один момент, – я встала на ноги и пошла за телефоном, чтобы показать элемент, который меня не устраивает. – Ты можешь его пересмотреть? – с надеждой спросила я, не собираясь спорить с Алексом, потому что это бесполезно.

 Мы еще долго пробыли в зале обсуждая то, что можно было бы сделать с той связкой, чтобы удобно было для двоих танцоров. В голову ничего не шло, и мы решили разойтись по домам. Пока мы ходили по залу собирая вещи, я заметила то, на что ранее не обращала внимания – Алекс хромал, и причем сильно.

 Я наивно думала, что потрясения на тот день закончились, но нет, я ошиблась.

Мы стояли на остановке, когда Алекс в очередной раз сбросив нежелательный звонок, вовсе отключил телефон, убрав его в задний карман рюкзака, нервно застегивая молнию.

– Когда ты познакомишь меня со своим парнем? – тихо спросила я, чтобы никто из рядом стоящих, нас не услышал.

– В этом нет надобности, – также тихо ответил Алекс. – Не думаю, что этот человек достоин того, через что я прошел ради него.

– Не поняла.

– Я сказал, что этот человек не стоит моих усилий и страданий, – усмехнулся он, поправляя на мне капюшон. – И я не хочу, чтобы ты с ним познакомилась.

– Страданий? – переспросила я, на что он нехотя кивнул. – Слушай, а этот парень не тот, кто навещал тебя в больнице летом, пока ты был в коме?

– Откуда ты знаешь? – испуганно спросил Алекс, изумленно уставившись на меня.

– Ну, он часто ошивался возле твоей палаты, а потом я стала видеть его рядом с твоей кроватью. Я хотела как-то поговорить с ним, но он всегда магическим образом куда-то исчезал, – я несколько дней охотилась на него, но бесполезно. – Я думала, что у вас все было хорошо. С чего ты вдруг решил расстаться?

– Это долгая история.

– Автобус еще не приехал, так что рассказывай.

 Алекс долго молчал, будто собирался с силами, чтобы начать говорить и, когда он заговорил, я удивилась тому, как быстро разозлилась на парня, которого видела несколько раз в своей жизни и на Алекса, который обманул.

– Ты ведь знаешь, что я соврал про падение с лестницы? – я кивнула, и Алекс отстраненно смотря вперед, начал нервно пожевывать указательный палец. – Я подрался.

– Из-за него? – предположила я вслух, подходя ближе, когда бабулька, стоящая рядом, стала прислушиваться. – Ты подрался из-за этого парня, и он приходил тебя навещать?

– Звучит романтично, но нет, – закусив губу Алекс резко разворачивается ко мне лицом, и я вижу страх в его карих глазах. – Я подрался с ним из-за него самого.

– Ты серьезно? – Алекс кивает, и я чувствую, как во мне начинает кипеть злость и чесаться руки. – Почему ты говоришь об этом сейчас? Алекс, почему ты вообще начал встречаться с тем, кто почти разрушил твою жизнь?! Ты в своем уме?! – почти кричала я, сжав запястье Алекса.

– Прекрати! Мне и так плохо, а ты еще хуже делаешь! – кричит он, выдергивая свою руку.

– А чего ты от меня ждал? Что я поддержу тебя, а особенно его? Я была рядом все то время, пока ты восстанавливался…

– Поэтому и я не говорил, – резко оборвав меня на полуслове, Алекс упрямо смотрит мне в глаза, а я едва сдерживалась от того, чтобы не придушить друга собственными руками за его же тупость. – Я думал, что смогу простить его, но я не смог. Всеми силами пытался, но не получилось, а сейчас, когда все снова начинает рушиться, я почти уверен, что ненавижу его.

– Дмитрий Владимирович не сомневался в том, что ты упал с лестницы, он сомневался в других увечьях, – взяв друга за руку, я заглянула ему в глаза. – Он столкнул тебя? – Алекс кивает, и я снова взрываюсь. Отпустив руку друга, я отхожу в сторону, чтобы не стукнуть его сгоряча. – Этот придурок почти испортил тебе жизнь, и ты думал, что вот так легко сможешь об этом забыть?

– Да, Петра, я думал, что смогу, – упрямо закричал он, забывая о том, что вокруг нас люди. – Я верил в свои силы и надеялся, что смогу простить его за то, что он трусливо бросил меня одного на чертовой заброшке, после того, как сам столкнул!

– Ты понимаешь, как убого это звучит? – потрясенно спросила я, вспоминая, как сильно страдал Алекс в больнице. Никто не знал, сможет ли он вернуться к танцам, которые всегда были для него смыслом жизни, и потому, как только Алексу сняли гипс и дали желанную команду "можно", он, не щадя себя танцевал, танцевал и танцевал. Он убеждал всех и самого себя, что так сможет быстрее восстановиться, но я видела в нем лишь жутко напуганного человека. Алекс танцевал не для того, чтобы быстрее восстановиться, а для того, чтобы убить в себе страх. – Чем ты думал?

– Сердцем я думал, ясно? – резко ответил он, развернувшись ко мне. – Я знаю, что это звучит глупо, поэтому никому не рассказывал о нем.

– А зачем, тогда сейчас об этом заговорил? Думаешь, мы поймем и примем? Хрена с два!

– Я и не прошу его принять, Петра. Я решил рассказать об этом, чтобы проще от него отказаться, – тихо проговорил Алекс, грустно вздыхая. – Петра, я люблю его.

– Это повод простить?

– Это повод бороться, – пробормотал он, неотрывно смотря на меня. – По крайней мере я так думал, пока мы, проходя через трудности, становились ближе. Я думал, что любовь поможет нам.

– Любовь, это не исцеление и не пилюля от всех болезней, хватит к ней так пренебрежительно относиться, – любовь в конце концов может убить. – Ладно, я могу согласиться, что с некоторыми трудностями, любовь поможет справиться, но черт возьми то, что произошло с тобой, это… Алекс, тебя нашли ночью в крови на какой-то заброшке и ты сейчас пытаешься убедить меня, что любовь – это повод бороться?

– Петра, я гей, а он хренов гомофоб1

– Уверен?

– Да, Петра, послушай меня. Ваня самый обычный парень из самого обычного района, где за каждым углом, тебя то гопник поджидает, то маньячина с ножом жаждет выпотрошить твои кишки. – Ну, с маньячиной, Алекс перегнул конечно, но я поняла его. – И он испугался, когда понял, что его тянет к парню…

– Хочешь сказать, что это повод избить парня, к которому тянет? Или это у вас новый вид ухаживаний? А, чтобы уж наверняка добиться внимание ухажера, надо столкнуть его с лестницы, чтобы далеко не сбежал?!

– Закончила? – спросил Алекс, сжав челюсти. – Знаешь, давай не будем говорить о нем? Я хотел, чтобы ты помогла мне, но слушая тебя, мне хочется его защищать, а это не то, на что, я рассчитывал.

 И на этой ноте мы разошлись, точнее ушел он, а я осталась ждать на остановке свой автобус.

 А после я стала думать о том, что было бы, если бы Алекс рассказал мне об этом парне раньше, а не тогда, когда решил расстаться?

– Я думаю, что все не очень хорошо, – я вздрогнула, когда сидящий напротив Ян неожиданно заговорил.

 ***

 В номере, который Алекс ставит для отчетного концерта в конце учебного года, есть связки, которые меня не особо устраивают. Решив вопрос с одним элементом, я указала на другой, в котором запутанные шаги и довольно размашистые некрасивые движения руками, что на мой взгляд выглядит не особо органично со стороны. А учитывая, что у нас танец с завязанными глазами, то сослепу мы просто прибьем друг друга в процессе.

 Мне не нравится, а Алекс в восторге, потому что, по его мнению, эта связка отражает чувственность. Ага, чувственность в процессе которой два человека лупасят друг друга руками. Бьет, значит любит? Как-то так, да?

– Танец, это не только точные, технически правильно выполненные движения, это еще эмоции, – сказал он после того, как я показала ему видео с наших репетиций.

– Тебя не смущает, что это неудобно выполнять? – я снова и снова смотрела этот отрывок, и не могла увидеть то, о чем говорил Алекс. Ну не могу я увидеть чувства, зато могу увидеть неверно составленную связку неудобную для одного из партнеров. – Давай сделаем так, если я найду, чем можно ее заменить, то мы обсудим это, хорошо? Не говори "нет" сразу.

 Он тогда ничего не ответил, лишь хитро улыбнулся и ушел, а я пошла в библиотеку, чтобы посмотреть некоторые видео с танцевальными практиками думая, что найду что-то интересное, что могло бы устроить и меня, и моего неожиданно появившегося несговорчивого хореографа. Первые изменения он принял почти безоговорочно, но сейчас Алекс не настроен сдаваться без боя и это удручает.

 Просидев в библиотеке не больше часа, я довольно сильно устала и пошла домой, планируя закрыться внутри и никуда не выходить, но планы резко изменились, когда на пороге квартиры я споткнулась о разбросанную кучу незнакомой обуви.

Признав среди наваленной обуви, ботинки старшей сестры, неожиданно нагрянувшей ко мне домой видимо со своими друзьями, я аккуратно разулась и тихо, не привлекая внимания ушла к себе.

 Приняв душ после репетиции, я вернулась в комнату и включила музыку, чтобы заглушить их громкие голоса. Как и сейчас, я тогда села на пол с ноутбуком и собиралась искать видеоролики с танцевальными практиками, но я не смогла сосредоточиться.

 Во-первых, у меня не было желания, что-либо делать, а во-вторых, меня напрягал шум в гостиной.

 Просидев так около часа, я позвонила Пашке и спросила, где она сейчас. Узнав адрес, я собралась, заказала такси и довольно скоро оказалась дома у Яна, не зная, что я дома у Яна.

 В тот вечер, я бежала не от шумной компании сестры, а от того, что творилось у меня внутри из-за Станиславы, которая была где-то рядом. Наверное, бояться ее стало для меня рефлексом, потому что я не могу расслабиться и не обращать на нее внимание, когда нас разделяет тонкая стена. Головой я понимаю, что не боюсь ее, но сердце все равно падает в пятки, когда рядом кто-то шумит. Страха вроде бы и нет, а вроде бы и есть.

Словно я сама стала этим страхом.

 Тряхнув головой, чтобы прогнать тяжелые мысли, я попыталась сосредоточиться на танцевальной практике, которую смотрела уже в третий раз потому что не могла увидеть того, что они делают. Я внимательно смотрела за тем, как эта парочка танцевала, но в какой-то момент понимала, что давно не слежу за их танцем и снова думаю о чем-то, что сейчас не имеет никакого отношения к тому, чем я занимаюсь.

 Даже мысли о старшей сестре были лишними.

 Перемотав ролик на самое начало, я ближе пригнулась к экрану ноутбука и внимательно смотрела на танец. Атмосфера в нашем номере, которую мы пытаемся передать зрителю, сидящему в зале, частично походит на то, что пытаются сделать эти двое и из-за того, что эстетика наших номеров совпадает, я остановилась свой выбор пока что на них.

– К черту! – крикнула я, вскакивая на ноги, когда снова отвлеклась. – К черту все это!

 Выбежав на балкон, я достала начатую пачку, вытащила сигарету и зажав ее зубами, поднесла маленький огонек к лицу. Сделав пару коротких затяжек, я потушила спичку и выкинула ее в пепельницу, медленно выдыхая носом горький дым. Сев поудобнее на широком подоконнике, я в очередной раз затянулась и не спеша выдохнула. Я чувствовала, что меня снова накрывает, и снова не могла с этим ничего сделать. Услышав, что звонит телефон, я быстро стряхнула пепел и зашла в гостиную, надеясь, что это Алекс, но нет, это звонила мама. Посмотрев на часы, я, догадываясь, чем закончится наш разговор, не спешила ответить и тянула время.

 На звонок я ответила, когда вернулась на балкон и снова села на подоконник.

– Привет солнышко, – мягко произнесла мама. В последний раз она звонила мне на прошлой неделе, чтобы предупредить о том, что вернется домой через неделю, и, что на какой-то период времени она может пропасть, потому что с новым филиалом завал, но уже слыша ее елейный голосок, я уверена, что она не просто так сейчас звонит. – Как у тебя дела?

– Как обычно, – ответила я, медленно выдыхая носом дым. – А у тебя?

– Все хорошо, только… Дорогая, я помню, что обещала приехать в конце месяца, но случились непредвиденные обстоятельства…

– Понятно, – резко говорю я, прерывая ее сладкие речи, потому мне нет дела до отговорок матери.

 Сколько я себя помню, не было еще ни разу, чтобы мама приехала домой тогда, когда обещала. С класса, наверное, второго, я поняла, что, если мама звонит и почти сходу начинает говорить о том, что все в этой жизни она делает ради нас со Стасей, я сама не заметила, как стала ждать того, что она будет говорить, мол простите малышки, мама не приедет. Раньше это были новогодние праздники без мамы, дни рождения без мамы, а пиком безответственности, стала свадьбы Стаси без мамы.

 Мама говорит, что все это ради нас со Стасей, и она врет, потому что это все для нее самой. Убеждая нас, что мы всегда для нее на первом месте, мама обманывает не только нас, но и саму себя.

Это ложь. Ее слова ложь.

 Чистая ложь, которой я верила до четырнадцати лет, пока не узнала, что в Праге мама нашла себе какого-то мужчину. В тот момент для меня не был разрушен мир, наоборот меня настигло неожиданное осознание – маме удобнее там, чем здесь.

Она человек движение, сидеть дома рядом с детьми для нее слишком обременительно. Это не я так решила, так дедуля мой сказал, когда я в очередной раз рыдала из-за отмененного приезда мамы домой.

– Петра, – ласково говорил он, пытаясь меня успокоить. – Ее жизнь уже давно не в Питере с вами, а там в дороге между Брно и Прагой, – дедушка никогда мне не лгал. – Пойми это и не расстраивайся.

 Не сразу, но со временем я смогла принять эту правду. И дедушка был прав, потому что, поняв, что маме лучше там, чем здесь, мне стало как-то спокойнее.

Хоть где-то она должна быть счастлива.

– Милая, я обязательно приеду. Может быть, на следующей неделе, а может через две. Петра, ты же умная, понимающая и самостоятельная девушка, я хочу для тебя и твоей сестры только лучшего. Ты ведь это знаешь?

 Интересно, а, когда она уже поймет, что мы выросли и нам уже все равно, когда мама приедет? На нас ее приемы уже не действуют. Давно.

– Я понимаю, ничего страшного, – мне плевать. – Просто скучаю, – ответила я, тактично соврав ей, потому что уже давно не чувствую тоски по теплу этой женщины.

 Доходит до абсурдного, но, когда мама здесь, я чаще задаюсь вопросом, когда же она уже уедет. Я долго чувствовала вину за эти мысли, а потом стало как-то все равно.

– Детка, я приеду, как только смогу, обещаю. – Мама научила не верить обещаниям. – Ты же знаешь, что при первой возможности я сразу к вам. Когда у тебя отчетный концерт? – внезапно спрашивает мама, слишком быстро меняя тему, но поражает другое.

 Неужели она о таком еще помнит? Я удивлена.

– В начале июня. Скоро начнется подготовка.

– А ты начни сейчас, – вот что меня всегда злило в ее лжи, так это игра в примерную мать, с которой она хреново справлялась.

 Мама, когда не надо, учит нас правильной жизни, пичкая ненужными советами, а, когда мы на самом деле нуждаемся в ее жизненном опыте и поддержке, она отмахивается. В прошлом месяце мне было так плохо, что я, не выдержав морального груза, сорвалась и сама позвонила ей, чтобы поговорить. Помню, как я обрадовалась, когда она ответила, и не забуду, как сильно я расстроилась, когда она попыталась скорее закончить разговор. Я не успела сказать, что больше трех месяцев у меня плохое настроение, что я чаще задумываюсь о том, что было бы, если бы меня не спасли, а она уже прямым текстом говорила, чтобы я не занималась дуростью и взяла себя в руки.

 С самого детства как-то в голове сложилось, что своими переживаниями не стоит ни с кем делиться. Как-то само собой пришла мысль, что не нужно никого обременять. Я не неблагодарная дочь, которая ненавидит свою мать, наоборот я люблю ее, даже кажется сильнее, чем она меня. Зная, что маме тяжело, я редко ей жаловалась. О нападках сестры я молчала и говорила лишь тогда, когда уже была не в силах терпеть. Мама растила нас одна, ей было трудно и это я тоже понимала, и не беспокоила ее по пустякам, но так случилось, что в тот день мне надо было с кем-то поговорить… С кем-нибудь, кто выслушал бы и, кто сказал бы, что все хорошо, что меня любят. Мне это было нужно, но я наткнулась лишь на глухую стену.

– Ты позвонила, чтобы сказать, что не приедешь? – прямо спрашиваю я, особо не ожидая от нее ответа. Затянувшись в последний раз, слыша, как она тяжко вздыхает, я вдавливаю сигарету в белую пепельницу и спрыгнув с подоконника бегу в ванную, чтобы умыться.

 Меня начинает трясти.

 Я включаю воду, чтобы заглушить ее дыхание. Мне противно от того, что она не может найти в себе силы и признаться в том, что мы давно чужие люди, живущие в разных мирах не связанные между собой ничем, кроме фамилии. Я признаю это, а почему она не может?

– Мне пора, потом еще позвоню.

Она снова сбегает.

 Сжав телефон, я опускаю руку и тянусь к тумбочке, чтобы положить его сверху, но рука вздрагивает и телефон летит вниз. Я опускаюсь на колени, чтобы поднять его, и в этот момент, я чувствую, как сильно, до тошноты в горле, сжимаются мои легкие. Резко выровнявшись, я хватаюсь за горло, когда с трудом получается сделать вдох и случайно встречаюсь взглядом со своим испуганным выражением лица. Отражение знает, что она пришла.

Это случилось снова.

– Нет, нет, нет, – бормочу я, набирая в руки воды. – Пожалуйста, не надо, – прошу я, снова пытаясь набрать воды.

 Резко задрав голову, я смотрю на свое отражение и испуганно отшатываюсь назад, когда замечаю, что отражение пытается мне что-то сказать. Я вижу, как шевелятся губы и это пугает до сильной дрожи в теле, потому что я сама молчу.

 Зеркало говорит, но из-за оглушающего гула в голове я ничего не слышу.

Меня предупреждают, а я не слышу.