Читать книгу Я хочу ещё - Василина Жидких - Страница 8

Глава 7:

Бес

 Я не думала, что Артур напишет мне на следующий день и скажет, что завтра у меня первый сеанс. Даже не рассчитывала, что он сможет так быстро отреагировать на мою просьбу, но он все же сделал это. И я благодарна ему за помощь. Что-что, а Артур хороший человек, и, чтобы не случилось, он никогда не бросит человека в беде.

 Алекс, говоря, что я давно не общалась с Артуром был лишь частично прав. С Артуром мы переписываемся каждый день в общем чате, просто я давно не говорила ему, как у меня дела на самом деле. Артур не дурак, он совершенно точно понимал, что я не в порядке и просто ждал, когда я ему сама об этом скажу.

 Мы познакомились с ним в одном не очень хорошем месте, и подружились в одной маленькой “комнатке” из которой мы не хотели выходить, предпочитая темноту, реальному миру. В тишине и в относительном одиночестве, нам было спокойно. Мы сблизились благодаря темноте. Когда пришло время выходить из “комнаты”, никто не сделал даже маленького шага к чугунной двери, которая защищала нас от внешнего мира. Мы лишь сделали вид, что готовы, но оба остались на своих местах.

 Со временем Артур пытался выйти, он уже был готов сделать шаг за дверь, но случилась ужасная трагедия – у него умерла мама, а папа сел в тюрьму за убийство жены.

 Тогда Артур стал закрываться и от меня. В нашей, и без того, маленькой “комнатке”, он возвел еще одну, только уже без права входа и выхода. Он просидел там долгих два года, а потом внезапно снес все к чертям и вышел свободным, захлопнув за собой чугунную дверь, оставив меня.

 Я думала, он больше не вернется, но нет, Артур навещал меня и даже не один.

Сам он не оставался, но оставались другие. Первым был Вася, после была Кира и не так давно к нам подселился Бессо. Я не знаю, зачем он в нашей комнате, но раз Артур говорит “надо” значит так и есть.

 Артур не закрыл этих людей со мной в одной “комнатке”, они закрылись сами в своих, а он лишь помог им переехать ко мне, чтобы ему было проще всех навещать. Он помогает нам выходить на волю, готовит к тому, что чугунную дверь все равно придется открыть.

 Кажется сейчас моя очередь открыть дверь вместе с Артуром. Сейчас он пришел за именно мной.

– М-да, – Артур тяжко вздыхает и отпускает мои руки. И сбитые костяшки он осмотрел, и заживающие порезы тоже.  – Мы каждый день переписываемся, но ты хоть бы раз об этом сказала. Ты же не маленький ребенок, Петра. Ладно ты к Самойловой идти не хочешь, но мне могла же сказать.

– Это было впервые за долгие годы, и я почти сразу тебе написала.

– Через неделю, и то, потому что Алекс попросил.  – Он снова недовольно хмурится и качает головой.  – Чувака зовут Артем Валерьянович, я познакомился с ним в университете. Он свой человек, поэтому решил попробовать без привлечения психиатра. Если он убедится, что справится сам, то он возьмется за тебя, а если нет, то придется навестить Самойлову.

– Как много ты ему рассказал?

– Во-первых заочно он о тебе знал давно, – я удивленно смотрю на Артура и тот хотя бы извинился, но ему пофиг.  – Я рассказывал ему о нашей группе “Люди Х”. Ему тема показалось интересной и он часто интересовался у меня вашими делами.

– И ты рассказывал?

– Делился наблюдениями, а он помогал советами. Знаешь же, что пока я учусь…

– Тебе нельзя ставить диагнозы, значит, ставил он?

– Да не ставил он, просто высказывал свое мнение. Когда ты написала мне, я сразу о нем подумал, потому что…

– Он обо мне уже все знает. Если ты ему веришь, значит и я попробую, – Артур ни разу не заставил в себе сомневаться.

– И на этом спасибо. Слушай, – Артур останавливается и подозрительно мнется.  – Я думал, что смогу присутствовать на сеансе, но он мягко послал меня к черту, поэтому я провожу тебя, передам ему в руки и зайду в конце.

– Ладно, – я не стала спрашивать о врачебной тайне. Артур явно больше меня знает, что ему, как студенту медицинского университета можно, а что нельзя. Да и пофиг мне, этот парень знает обо мне многое, не больше Алекса, но больше, чем другие мои друзья.  – Далеко идти?

 ***

– Так, жди меня здесь, – Артур усадил меня на скамейку.

– Хорошо.

 Он поздоровался с медсестрой проходящей мимо и заскочил в кабинет, у которого он меня оставил.

Психотерапевт

Артем Валерьянович.

 Когда то я была уверена, что со всеми докторами начинающимися с “псих” навсегда покончено. Я надеялась, что больше никогда не вернусь в лечебницу и уж точно к Самойловой я не рвалась. Сделаю все возможное, но к ней пойду в последнюю очередь.

 Убеждая себя, что все в порядке и бояться мне нечего, я прождала Артура отбивая нервную дробь ногой. Медперсонал проходя мимо и замечая нервозность, лишь снисходительно улыбался. Пару медсестер наспех бросили мне, что волноваться не стоит и Артем Валерьянович хороший специалист. Молодой, но очень толковый. Вот она прелесть частных клиник, я им сейчас пол пробью, а они лишь улыбаются.

 Когда Артур наконец то вышел и махнул мне рукой, я вскочила на ноги и подошла к нему.

 Это не ошибка.

 Это верное решение.

 Мне нужна помощь.

 Помощь от человека начинающегося с “псих”.

– Ты чего такая взвинченная? – шепотом спросил он, прикрывая немного дверь.

– Не знаю, может быть потому что мне страшно?  – съязвила я, на что Артур, совсем как медперсонал этой клиники, снисходительно улыбнулся.

– Понятно, – отвечает он, пропуская меня внутрь. Я сразу натыкаюсь на пронзительный взгляд ярко голубых глаз и неуверенно киваю Артему Валерьяновичу. Тот сощурившись кивает в ответ, но ничего не говорит.  – Напишешь мне, как закончишь, хорошо?

– Обязательно.

 Артур оборачивается к Артему Валерьяновичу и махнув рукой на прощание, ушел закрыв за собой дверь оставив нас в тишине.

 Я стояла молча, пока меня рассматривали.

– Не думал, что когда-нибудь встречусь в живую с кем-то из группы “Люди Х”, – мне указывают рукой на зеленый диван стоящий за цветастой ширмой, которую я не сразу заметила, когда зашла внутрь.

 Сняв куртку, я села на диван и положила ее рядом с собой, а Артем Валерьянович взяв со стола ручку и блокнот, подошел и сел в кресло.

– Петра Град, – негромко протянул он, перелистывая лист моей анкеты, которую я заполнила у медсестры.  – Вы же чешка?  – молча киваю, все еще боясь открыть рот.  – Хорошо, – Артем Валерьянович складывает руки на коленях и снова пронзительно на меня смотрит. – В каком возрасте Вы переехали в Россию? – неожиданно спросил он, не сводя с меня изучающего взгляда.

– В пять лет где-то, – тут же отвечаю я, пытаясь припомнить точный возраст, когда родители окончательно переехали в Питер. – Это важно?

– Смена обстановки по-разному влияет на человека, так что да, это важно, – тут же ответил Артем Валерьянович поясняя свой вопрос. – Мне стоит объяснять, как пройдет первый сеанс?

– Вам стоит рассказать, что Вы обо мне знаете, – вот, что меня больше всего пугало. Как много он обо мне знает.

– В Вашем голосе явно слышно осуждение, – он прищуривается и вяло ухмыляется.

– Мне все еще не нравится, что Артур говорил обо мне за спиной.

– Он не говорил конкретно о Вас, мы лишь обсуждали ситуацию, а как Вас зовут на самом деле, я узнал только вчера. Петра, Вы же понимаете, что в группе “Люди Х” Артур идет, как доктор, а не пациент?

– Я понимаю, просто, – как бы объяснить почему именно меня это смущает.  – Мне не нравится, когда меня обсуждают.

– Это Ваше право, но тем не менее, Артур делился со мной без злого умысла.

– Знаю, поэтому не ругалась с ним. Так Вы расскажете, что обо мне знаете?

– В десять у Вас была попытка суицида, Вы Х-71, – я нехотя киваю и жду продолжения.  – И Вам ставили дистимию, в последний раз Вы наблюдались у некой Самойловой, к которой возвращаться не собираетесь. Не объясните почему? И как Вы у нее оказались.

– Потому что если я приду к ней это будет означать, что я проиграла. После попытки суицида, меня поставили на учет, но потом силами дедушки меня с него сняли лет в 15, но я все равно была под наблюдением школьного психолога. За мной следили и, когда мое состояние ей не понравилось, меня направили к психиатру Самойловой Елене Николаевне для консультативно-лечебной помощи. Я не считала, что это мне нужно, а она все убеждала меня, если я буду халатно к себе относиться, то обязательно встречусь с ней позже. На последней встрече, я пообещала ей, что мы больше никогда не встретимся.

– Почему школьный психолог решил отправить к психиатру? Она ведь объяснила Вам причины, – Артем Валерьянович сделал первую заметку.

– Евгения Львовна увидела, как я разбила руку о стену, – я заметила его взгляд на своих костяшках.  – Проблемы с гневом, – пояснила я, а он снова оставил заметку.  – Не думая, что мои слова приведут меня к психиатру, я отвечала ей честно. Сказала, что иногда не могу справиться с эмоциями и они берут надо мной верх.

– Это был разбитый кулак или что-то еще?

– Нет, она увидела порез на ноге. Что-то меня разозлило, кажется учитель вывел из себя. Мы готовили макет для городского конкурса и у меня в руках был канцелярский нож, – до сих пор хорошо помню ошарашенные лица одноклассников.  – Я сама не заметила, как поранила себе ногу. Самойловой я врала, что это несчастный случай, – чтобы снова не поставили на учет.

 Артем Валерьянович хмурится и смотрит на мои длинные рукава, и я не смогла понять знает ли он о порезах. Сказал ему Артур об этом или умолчал? Наверное сказал, подумала я и задрала рукава свитшота, вытягивая руки вперед. Порезы не были глубокими и уже начали затягиваться, но все равно были видны.

– Петра, Вы пытались покончить с собой или намеренно резали себя?

– Я не знаю, – потому что не помню, как это вообще произошло. – Просто в какой-то момент я перестала понимать, что творится в моей голове. Там словно появился кто-то чужой, и мысли этого человека, стали моими. Я уже не я.

– Можно взглянуть? – Артем Валерьянович придвигается ближе и протягивает ко мне руку. – Когда это случилось? – ласково спрашивает он, разглядывая рваные порезы.

– В прошлую субботу, – Артем Валерьянович отпустил меня, а я снова натянула рукава по самые пальцы.

– Артур говорил, что у Вас паническое расстройство. Как часто случаются приступы? – он снова делает пометки в бумаге.

– Чаще, чем я того хотела бы. Иногда бывает, что один раз в неделю, а бывает, что по три раза, – от одного раза сложно отойти, а после трех, я готова пойти на все, лишь бы этого больше не испытывать.

– Вас отправляли к кардиологу и эндокринологу?

– Я проходила их, но нарушений или отклонений не было.

– Во время панического расстройства, люди могут неосознанно навредить себе сами, – оторвавшись от бумаги, он пронзительно смотрит на меня из-за стекол квадратных очков. – В тот день, когда Вы порезали себя, это было похоже на панический приступ, или это было что-то другое? Можете рассказать, что произошло?

– Начиналось все именно так, – я помню, как бешено колотилось сердце. – Я пыталась успокоиться, но в какой-то миг я перестала чувствовать свое тело. Помню, как сильно испугалась, когда посмотрела в зеркало.

 Мое отражение что-то говорило мне. Я видела, как шевелятся губы, но я была уверена, что молчала.

– Может воды?

– Нет, спасибо, – я мягко отказалась и быстро смахнула нахлынувшие слезы, которые не сразу почувствовала на своем лице. – А еще я стала часто плакать. Без причины могу разрыдаться, это выматывает.

– Ничего страшного, – Артем Валерьянович протягивает мне картонную коробку с салфетками. – Возможно гормональный сбой. Цикл не нарушался? Задержки не было?

– С этим все нормально, – за этим я слежу куда пристальнее.

– Хорошо, но к эндокринологу я все равно выпишу направление, – он снова натянуто улыбается. – Что было дальше?

– Не помню, – тихо ответила я, пытаясь вспомнить что было в ту субботу. – Я уснула в ванной на полу, а когда проснулась, то вроде как пришла в себя. Я не сразу поняла, что произошло, пока не увидела кровь. Я не испугалась, а молча встала, чтобы вымыть руки и тогда увидела то, что казалось мне игрой разума. – Закрыв лицо руками, я глубоко вдохнула. – Думала это обман зрения, но на зеркале на самом деле была кровавая надпись, – я поняла, что это была кровь, когда убиралась в ванной комнате.

– Что было написано?

– "Бес", – я снова вытираю слезы и отворачиваюсь не в силах смотреть в пронзительные голубые глаза. – Меня сестра так в детстве называла. Мы не в самых лучших отношениях, – и это еще мягко сказано. – Но я не общалась с ней уже больше трех месяцев. Я вообще разговаривала с мамой, когда это все произошло.

– Вы не думали о том, почему сами себе написали это послание? Почему бес? Иногда мы сами знаем корень проблемы, но игнорируем его.

– Я могу лишь догадываться, – коротко выдохнув, я попыталась расслабиться. – Сестра всегда считала меня наказанием за грехи родителей, для нее я была зловредным демоном, разрушающим нашу семью, только тогда я ей не верила, но сейчас… – Черт, а он прав. – Кажется я сама себя бесом считаю.

– У Вас сложные отношения с сестрой?

– Очень сложные.

– Вас это сильно тревожит?

– Совсем нет, – меня давно перестала трогать придурковатость старшей сестры. – Мне плевать на нее, меня не трогает и хорошо. Дело не в сестре, а в матери. Меня давно не покидает мысль, что я не нужна ей.

Маме никто не нужен.

– И за это Вы на нее в обиде?

– Нет, я в обиде на нее за то, что она не может этого признать. Она не может набраться смелости и сказать самой себе, что дети для меня не главное. Если бы она это признала, всем было бы проще, а так эти игры в "дочки-матери" напрягают. Она пытается быть нужной нам, но ей не интересны ни наши проблемы, ни наши жизни. Мама всегда была сама по себе, – я вообще не понимаю, зачем она рожала, если не готова быть матерью. – Мы ей в тягость, – мы обуза от которой она сбегает. – Я хочу для вас самое лучшее, говорит она, когда в очередной раз откладывает приезд.

– Не кажется ли Вам, что Ваши слова звучат эгоистично?

– Кажется, поэтому я никогда не говорю об этом вслух. А Вам не кажется, что ребенок может чувствовать, когда он не нужен своим родителям? – спрашиваю я в ответ. – Я чувствую, что никому не нужна.

– А Вам самой кто-то нужен?

– Да, и это не мама, – точнее уже давно не она. – Есть люди которые мне нужны, и если Вы сейчас спросите говорила ли я с ними о том, что со мной происходит, то нет, я не говорила.

– Если не секрет можете сказать кто эти люди, и почему Вы не говорили с ними об этом?

– Дедушка, он уже в возрасте и у него слабое сердце, я не хочу, чтобы он волновался. Ему и так хватает забот, не хочу его тревожить. – Бабушку парализовало после инсульта и весь его мир теперь крутится вокруг нее, я не хочу, чтобы он чувствовал себя виноватым за то, что не может сойти с орбит. – Сводная сестра, мы не так близки, но у нас есть особая связь. И Алекс, мы с ним дружим с детства и по его просьбе я здесь, – только с ним я почти открылась. – Ну и Артур. Все. Наверное, моя ошибка в том, что я слишком поздно обратилась за помощью. Я долго игнорировала проблему, или может на самом деле не замечала, что у меня довольно надолго затянулось плохое настроение, которое привело к странным мыслям.

– Вы нашли силы, чтобы признаться себе в том, что Вам на самом деле нужна помощь, что нашем суровом менталитете довольно редкое явление. Вы не опоздали, а пришли вовремя. – Я кивнула, но должного облегчения не почувствовала, не думаю, что оно должно было появиться. – Сейчас Вы себя хорошо чувствуете?

– "Хорошо" это относительное понятие. У меня все как обычно, – ответила я на секунду задумавшись о том, какое у меня сейчас состояние. – Мое "как обычно", это состояние, в котором я живу уже больше пяти месяцев, – если так задуматься, то со мной творится что-то неладное уже давно.

– Вы можете дать определение этому состоянию в нескольких словах? – Артем Валерьянович потянулся за бумагами и взяв их в руки, стал что-то быстро писать. – Это заметки на основе которых я буду оценивать Ваше состояние, – его взгляд остановился на моих руках и снова вернулся к карте. Он уже оценил мое состояние.

– Черная дыра, – быстро ответила я, потому что уже думала о том, как это называется. – Вакуум, – это одно слово, но оно подходит идеально.

– Можете сказать, когда впервые заметили свое` странное поведение? Может быть странные мысли? Когда Вы впервые обратили внимание на то, что с Вами, что-то не так?

– Не так давно, если подумать. Мой образ жизни многими осуждается и в какой-то момент, меня перестали волновать слухи, которые ходят обо мне в академии. Я тогда обрадовалась тому, что наконец-то повзрослела, а оказалось, что мне было все равно на то, что обо мне говорят. Просто плевать.

– Разве это плохо?

– Плохо, когда это "просто плевать" распространяется не только на слухи, но и на всю жизнь. Я ложилась спать и вспоминала, что не ела сегодня, и такая плевать, утром поем, но утром я не ела, потому что нечего было есть. Я забывала покупать еду, потому что мне все равно. Мне приходилось идти в магазин и что-то покупать, когда я на репетициях падала в голодные обмороки, – преподаватели боялись, что я загоняю себя долгими репетициями или занятиями в тренажерном зале, но все было проще. Я тратила больше энергии, чем получала. Поражаюсь, как я еще не умерла во время какого-нибудь танца. – Но я не понимала, что это голодные обмороки, потому что не чувствовала голода.

– Когда Вы заметили, что плохо едите, Вы это исправили?

– Поставила себе напоминания. Я ем, когда напомнит телефон.

– А Вы пытались как-то изменить положение, когда поняли, что плохое настроение, это не плохое настроение?

– Я скорее не изменить пыталась, а скрыть и забыть, – ответила я, поразмыслив о том, что я начала для этого делать. – В нашей академии довольно подвижные творческие ребята, которые любят веселые вечеринки.

– Вписки?

– Можно сказать и так, но это слово ужасно.

– Вы стали ходить на вечеринки?

– Ходила я и до этого, но мне нравилось проводить время с друзьями и танцевать, а после, я стала пить, и когда поняла, что алкоголь может заполнить ту пустоту в моей груди, то перестала себе отказывать.

– Петра, прежде, чем принять решение, мне нужна Ваша медицинская карта и некоторые анализы. Список Вам даст медсестра, когда будете уходить.

– Мы уже закончили?

– Нет, мы только начали.

***

– Я не думала, что буду выжата как лимон, – тихо сказала я Алексу, чтобы шедший за нами Ян ничего не услышал. – Он из меня все соки выжал, мне кажется, я никогда столько не говорила, – и никогда столько не рассказывала, хотя казалось бы после Самойловой я должна быть готова ко всему.

 Он задавал самые откровенные вопросы, и ждал не менее откровенных ответов, для которых я не была готова. Я не хотела говорить о сестре, о нашем с ней детстве, но, когда он спрашивал и смотрел на меня так пронзительно, язык сам развязался. Хотя я немного рассказала.

– И что дальше? – так же тихо спросил Алекс, искоса оглянувшись назад.

– Не знаю, – я задумалась об этом, когда уже стояла на остановке. – Мне надо сдать анализы, может быть после этого будет известно точно?

– О чем шепчетесь голубки? – я вздрогнула, когда мне на плечо упала рука Яна, резко притягивающая меня к нему.

– О том, как по-тихому от тебя избавиться, – отвечаю я, сбрасывая его руку. – Мы можем сегодня чуть раньше закончить?

 Я еще не говорила с мамой, и я все еще не извинилась за то, что вспылила тогда на улице. Прошло уже два дня, а я еще ни разу не говорила с ней. Я писала ей на следующий день, но она не отвечала, и звонки мои игнорировала. Боясь, что могло что-то случиться, я позвонила Дане, и он сказал, что мама была со Стасей весь день. Вчера поговорить с глазу на глаз тоже не удалось, потому что мы были допоздна в академии и когда я пришла домой, мама уже спала, а когда я уходила сегодня утром, она еще спала. Надеюсь, мне получится сегодня застать ее дома.