Читать книгу «Грант» вызывает Москву - Василий Ардаматский - Страница 11

Первая встреча Шрагина с Григоренко состоялась в воскресенье на бульварчике возле пристани.

Согласно вступившей в действие схеме связи, их встречу охранял Федорчук. Он занимал наблюдательный пост со стороны города, и Шрагин все время видел его.

Шрагин и Григоренко сидели на скамейке, положив между собой на газетном листе хлеб и помидоры, – просто устроились два приятеля перекусить и отдохнуть в тени.

– Крепче всех чувствует себя Федорчук, – говорил Григоренко тихим, глухим голосом. – По-моему, очень у него удачно с бабой получилось…

– Избегайте давать свои оценки. Только факты, и как можно короче, – прервал его Шрагин.

Григоренко обиделся, замолчал. Потом продолжал говорить отрывистыми фразами. Из его рассказа Шрагин выяснил, что все товарищи – один похуже, другой получше – закрепились. Однако оставалось тревожным положение с работой. Товарищи спрашивали, следует ли просить работу через биржу труда. У Дымко откуда-то были сведения, будто всех, кто помоложе, биржа заносит в особый список для отправки в Германию.

– Откуда он это знает? – спросил Шрагин.

Григоренко улыбнулся:

– Опять же деваха одна есть, на бирже работает. Дымко с ней познакомился у Федорчука.

– Федорчук эту девушку тоже знает? – спросил Шрагин.

– Лучше ее знает Федорчукова… ну, как ее… ну, невеста, что ли, не знаю.

– Какое у Федорчука впечатление о ней?

– Я не спросил.

– Напрасно.

– Мне же о ней не Федорчук сказал, а Дымко.

– Что он сказал?

– Да он, вроде, пошутил, спросил: не стоит ли ему, как Федорчуку, боевую подругу завести?.. И сказал про эту самую… ну, девушку.

– Что он говорил о ней?

– Сказал, что лицом она хорошая, – чуть улыбаясь, ответил Григоренко. – Сказал, веселая, на все чихает.

– Вы ему никаких вопросов не задавали?

– Нет.

– Передайте Дымко мой приказ: он должен сблизиться с ней, все о ней выяснить – из какой семьи, почему осталась, что думает. В среду вечером мы опять встретимся по расписанию. Кстати, как у вас с работой? – спросил Шрагин.

– Думаю пока обойтись. Семья, в которой я живу, обеспеченная – кустари, одним словом. Хозяин ходил в городской магистрат, зарегистрировал там свою семью и меня тоже, сказал, что я его работник, и никаких вопросов по этому поводу не было.

– Осторожней, Григоренко, заметите малейшее осложнение – срочно устраивайтесь.

– Я все время начеку, Игорь Николаевич.

– Надеюсь на это. Ну, пора прощаться. До свидания.

Шрагин смотрел ему вслед, и на душе было неспокойно. Он думал о том, что его боевые товарищи уменье и опыт будут приобретать только теперь, когда борьба уже началась. А наука эта не простая: самая малая ошибка может стоить жизни. Вот тот же Григоренко. Сейчас он, вроде, не трусит, но он и не понимает, что в их положении осторожность – это совсем не трусость. Его придется учить еще и деловитости и даже умению говорить кратко и точно выражать свои мысли – для связного это очень важно… «Ну что ж, будем учиться все вместе», – подумал Шрагин, встал со скамейки и кружным путем направился домой. Некоторое время Федорчук в отдалении сопровождал его, проверяя, нет ли слежки.

Шрагин шел по пустынным улицам, уже затопленным сумеречной синевой, и думал, как удивительно устроен человек. И трех лет нет, как он по приказу партии оставил работу инженера-судостроителя и стал чекистом. Разве мог он подумать, что однажды окажется в этом занятом врагом городе и будет возглавлять здесь целую группу и вести тайное сражение? Но это случилось, и он уже работает. И работа, какой бы опасной она ни была, как всякая работа – к ней, оказывается, можно привыкнуть, и в ней есть свои рабочие будни…

Подходя к дому, Шрагин опять увидел генеральскую машину. Шофер спал, нахлобучив на нос пилотку.

Шрагин нарочно хлопнул дверью, когда входил, и тотчас из гостиной вышла Эмма Густавовна.

– А вот и наш Игорь Николаевич! – громко воскликнула она. – Заходите к нам хоть на минутку. У нас генерал Штромм.

Шрагин вошел в гостиную и увидел сидевшего в кресле генерала, сегодня он был в штатском. Ему было лет сорок пять, может быть, чуть больше. Крупное прямоугольное лицо, массивная фигура. Очевидно, близорук. Он разглядывал Шрагина, сощурив глаза.

– Добрый вечер, господин генерал, – с умеренной почтительностью сказал по-немецки Шрагин, остановившись посреди комнаты.

– Добрый вечер, добрый вечер, счастливый избранник, – с притворным недовольством басовито отозвался генерал, тяжело поднялся с кресла, подошел к Шрагину и протянул ему руку. – Штромм, Август, – четко выговорил он.

– Шрагин, Игорь.

– Шрагин? О! Мы оба на «с»? Простите, а как вы сказали имя?

– Игорь.

– Игор?

– Да.

– Таинственные русские имена, – покачал головой генерал. – Посидите с нами. Мне ведь придется докладывать моему родственнику и о вас. И вы тоже наш родственник, И-гор. – Генерал басовито рассмеялся.

Эмма Густавовна поставила перед Шрагиным кофе.

– Что же вы не спрашиваете, где ваша Лили? – с противной интонацией спросила она.

– Я ошеломлен знакомством с живым немецким генералом, – улыбнулся Шрагин.

– Вы предпочли бы знакомиться со мной – мертвым? – громыхнул генерал своим басовитым смехом.

– Лили валяется в постели, – сказала Эмма Густавовна. – У нее страшная мигрень. Позовите ее, может быть, все-таки она выпьет кофе?

Шрагин встал и, извинившись перед генералом, прошел в комнату Лили. Она ничком лежала на диване.

– Лиля, что с вами? – тихо спросил Шрагин.

Она вскочила, села и удивленно уставилась на Шрагина.

– Ах, это вы, – с облегчением сказала она. – Страшный сон видела, б-р-р! Он все еще там?

– Мама хочет, чтобы вы показались, – сказал Шрагин.

– Он вызывает у меня тошноту. Я не пойду. Скажите, мигрень, и она не хочет портить всем настроение.

– Мигрень так мигрень, – сказал Шрагин и ушел в гостиную.

– Какая прелесть, какая прелесть! – гудел генерал. – Послушайте, И-гор, я только сейчас узнал, что ваша жена пианистка. Это же прелесть! Она просто обязана угостить нас Бетховеном.

– У нее, господин генерал, страшная головная боль, и с этим нельзя не считаться, – мягко сказал Шрагин.

– Немецкий генерал не должен ни с чем считаться, – заявил Штромм почти серьезно.

– Но вы же еще и человек и к тому же родственник, – улыбнулся Шрагин.

– Поймал, черт побери! Капитулирую перед мигренью. Хо-хо-хо! Садитесь, И-гор, и примите сердечный привет от Вильгельма фон Аммельштейна, вашего… гм… кто же он вам приходится? – но соображу, хо-хо-хо, но в общем это достойнейший и… – генерал поднял палец, – богатейший человек. Я ему звонил по телефону, рассказал о моем визите в ваш дом. Он так разволновался, что стал заикаться. Говорит, что сегодня у него первая за многие годы настоящая радость – он узнал, что не один на Земле. Надеюсь, вы понимаете, чем это пахнет?

– Не совсем… – ответил Шрагин.

– Боже, что с вами сделали коммунисты? Он не понимает, что для него означает, если богатейший фон Аммельштейн признает в нем родственника!

– Расскажите нам, что нового, – вмешалась Эмма Густавовна.

– Нового? – Генерал поднял брови. – Ни-че-го. Меня лично интересует только одна новость – падение Москвы. И это случится, можете быть уверены. – Он обратился к Шрагину: – Мне сказали, что вы работаете на верфи. Как там у вас дела?

– Пока еще никак, – ответил Шрагин.

– Что же это дремлет наш дорогой адмирал Бодеккер? Он же прославленный администратор верфей рейха.

– Завод разрушен, работа предстоит гигантская. Рабочих нет, инженеров нет, – вздохнул Шрагин. – А между тем как хочется работать…

– Вот это прекрасно! – воскликнул генерал. – Ваш ответ я сегодня же включу в сводку. Я не устаю всем твердить, что для русских главное счастье – работа и, если мы обеспечим их работой и приличным жалованьем, они станут могучей опорой рейха. Верно?

– Да, мы любим работать.

– Слушайте, И-гор, значит, вы поддерживаете мою мысль?

– Сделать это, однако, не так просто. Для этого нужно немедленно начать восстанавливать все, что разрушено, – с достоинством и сдержанно отвечал Шрагин, решив раз и навсегда принять этот тон для бесед с генералом.

– Согласен, – кивнул Штромм. – Но огромное количество ваших людей мы вывезем в Германию, в Польшу, во Францию. Люди, которые хотят работать, нам нужны везде. Уверяю вас, никто без работы не останется. Ведь вы инженер? С Бодеккером не познакомились? Я вас отрекомендую.

– Спасибо, мы уже знакомы. К тому же не в моих правилах пользоваться протекцией.

– Мне бы хотелось узнать, И-гор: вы остались сознательно? – продолжал генерал.

– Как вам сказать? Бессознательно поступают только животные.

– Хо-хо! Замечательный ответ!

– Это безобразие, – врезалась в разговор Эмма Густавовна. – Как только сойдутся двое мужчин, они сразу начинают говорить о деле и никого больше не хотят замечать. Я прошу вас, генерал, рассказать, как там у вас сейчас в Германии.

– Как? Изумительно, милейшая фрау Реккерт, и-зу-ми-тельно! Нам, живущим в эту эпоху, будут завидовать все будущие поколения. И все это фюрер, фюрер и еще раз фюрер. Он, фрау Реккерт, подумал и о вас. Мой рейхсминистр, когда я уезжал сюда, сказал мне: «Фюрер озабочен судьбой осевших там немцев». Слышите, фрау Реккерт? Фюрер озабочен вашей судьбой!..

Шрагин наблюдал генерала с огромным любопытством, и одновременно его мозг фиксировал все, что могло пригодиться для дела.

– Да, господа, – разглагольствовал генерал. – Новая Германия уже родилась и идет к великому будущему. Конечно, еще не околело поколение чистоплюев, еще барахтаются где-то бывшее чиновничество и бывшие плутократы. Но мы всю эту мразь уничтожим, смею вас уверить! Вот, рассчитаемся с русскими, с англосаксами и потом одним ударом окончательно очистим воздух Германии от испражнений прошлого! Пардон, фрау Реккерт! – Он даже извинение выкрикнул, как команду на плацу. Затем медленно обернулся к Шрагину и сказал напыщенно: – И я хочу вас, молодой человек, предупредить: любите вы работу или не любите – это все-таки не главное. Ваша судьба зависит от того, поймете ли вы величие фюрера и новой Германии. Если нет, вас растопчет сама история, запомните это.

– Я уже сейчас все это прекрасно понимаю, – твердо и убежденно ответил Шрагин.

– Тогда хайль Гитлер! – неожиданно гаркнул генерал и выбросил вперед руку.

Шрагин, чуть помедлив, тоже поднял руку и негромко произнес:

– Хайль… Гитлер!

– Браво, И-гор! Вы первый русский, который передо мной приветствовал гений фюрера…

Эмма Густавовна снова попыталась увести разговор от политики, которая ее всегда пугала. Она попросила описать, как выглядит ее родственник фон Аммельштейн. И вдруг генерал Штромм снова закричал:

– Кстати, вот и ваш родственник, фрау Реккерт, тоже непозволительно долго воротил нос в сторону. Когда я женился на его племяннице, я, естественно, вошел в его дом. Бывало, придем с женой в гости. Я – хайль Гитлер! А он – здравствуй, дорогой мой друг. Я все понимал и с опаской для себя терпеливо смотрел, что будет дальше. И только когда мы прибрали к рукам Австрию, Чехию, Польшу, Францию и я однажды пришел в его дом и сказал «Хайль Гитлер!», он, наконец, ответил тоже: «Хайль Гитлер!» И тогда я обнял его и сказал: «Слава богу, теперь мы действительно родственники». Но разве я могу забыть, что он признал фюрера только после того, как фюрер подарил ему Европу? Вот он, генерал кивнул на Шрагина, – даже он понял все гораздо раньше…

Вскоре генерал уехал. Прощаясь, он сказал Эмме Густавовне, чтобы она не опасалась никаких притеснений со стороны оккупационных властей.

– Все, кто нужно, мною предупреждены, – сказал он. – Однако я и мои друзья оставляем за собой право ходить к вам в гости. И вы уж поймите, пожалуйста, нас, попавших на чужбину. Дли нас ваш дом как остров в черном океане.

– Прошу вас, не стесняйтесь, – лепетала Эмма Густавовна.

Генерал поцеловал ей руку.

– Ради бога, не провожайте меня, – сказал он. – Я уже чувствую себя здесь как дома.

Хлопнула наружная дверь, взревел мотор автомобиля, и все стихло.

Эмма Густавовна смущенно смотрела на Шрагина.

– Все-таки это ужасно! – проговорила она устало. – Мне иногда кажется, что я вижу все это во сне.