Читать книгу Снег - Василий Иванович Беленников - Страница 5

Переговорив с Пашей, отец возвращался к своим заботам. Телега с колхозниками проезжала немного дальше, от нас до центра – рукой подать, так и считалось, что мы жили в центре, и уже следующей остановкой была конечная. Пара вязалась к телеграфному столбу на пятачке у Дома быта. Паша бросала «беремок» сена из брички под ноги лошадям. И все разбредались кто куда: бабы – по магазинам; мужики – по своим делам, все вроде как по разным. Но забирать мужиков приходилось зачастую всех в одном месте. Паша хорошо это место знала. И, подождав немного после условленного часа, безошибочно направляла свою двуконку именно туда, где и забирала, а иногда, в буквальном смысле, подбирала несамостоятельных уже колхозников.

Место это называлось «Голубой Дунай». Вот такое романтичное, хотя и экзотическое для наших мест название. Конечно, плод фантазии ветеранов недавно закончившейся войны. Мужиков-победителей, освобождавших Европу и видевших этот самый голубой Дунай воочию, успевших дохнуть пьянящим воздухом весны и победы, насладиться мечтами о перспективах счастливой жизни в кругу родных и близких на родной земле, на просторах свободной и теперь уже обязательно счастливой Родины.

Тогда жизнь плавно возвращалась в своё русло. Отполыхали и утихли долгожданные встречи у выживших в боях и уцелевших в оккупации и тылу. Стали стихать стоны, заканчиваться слёзы у недождавшихся. Пора было возвращаться к мирному труду.

Ёмким газетным стилем послевоенную ситуацию можно обрисовать одним абзацем:

В обескровленной стране, потери погибшими которой, в отличие от союзников и покорённой Европы, в десятки миллионов, власть не решилась честно объявить, победного энтузиазма всё-таки ещё хватало на восстановление порушенного, пришедшего в негодность и запустение. Как много надо было сделать!.. И как много надо было делать сейчас и немедленно. Жизнь не стояла на месте и не ждала никого. Всё шло своим чередом без всяких скидок и поблажек. Не сделаешь сегодня – завтра будет поздно. Не остановишь ни зиму, ни весну, ни лето, ни осень. Природу не уговоришь подождать. Надо было жить дальше. Волна победного духовного подъёма ухнула в бездну послевоенной необходимости, только и осталось, что всё вернулось на круги своя. И ничего почти на селе не изменилось. А то, что в мечтах и поначалу было так сладостно: дом, семья, работа – постепенно приобретало обыденность старого, довоенного, обрыдло-униженного, полурабского существования.

А как же?.. а где же голубой Дунай?.. Не в одних же только воспоминаниях и мечтах?.. За что кровь проливали?! Где эта голубая мечта о свободе и счастье?!..

Но вот, кажется, немного отпустило, оттаяло во время Хрущёвской оттепели.

…И, как нечто небывалое, безоглядно дерзновенное, растёт внизу нашего села, поперёк Терновой балки, грандиозная по сельским меркам и доселе невиданная плотина, ну и котлован – размаха необычайного – соответственно.

Терновка – речка мала. Но за год (благословенны родники её!) – «раскинулось море широко»! Нижние огороды-улицы, мосты-переправы утонули в нём. И – ладно! Для такого дела – не жалко. По сельскому берегу высадили пирамидальные тополя. Здесь же, недалеко от плотины, в самом глубоком у берега месте, выросла вышка для прыжков в воду. Да не какая-нибудь, а в несколько ярусов, высотой в три, пять и десять метров! Чуть дальше по берегу – лодочная станция и наша «Потёмкинская лестница» – широкий каменный пролёт с тёсанными резными перилами, уходящий нижними ступенями в набегающую волну. Сюда причаливали прогулочные лодки для посадки-высадки «любителей морских прогулок». Ещё чуть подальше, на косогоре, от села – вылетом в «море» построили кафе-веранду, светлую всю, прохладную, в разноцветных стеклянных витражах. Здесь подавалось бочечное пиво и всё прочее, включая воды, вина, водку на разлив и в бутылках ну и, конечно, разнообразную закуску. Притом по ресторанной схеме с отдельными столиками и официантами.

Здесь же можно было «продолжить», опустившись непосредственно на берег. Расположиться, скажем, на травке на солнышке, или в тени кустов, или же на стянутых сюда огромных каменных кругах и корытах затопленных «морем» колодцев.

Волна ласково плескалась у ног. Дул лёгкий свежий прибрежный ветерок, не жаркое здесь солнышко умиротворяло. Тут же, на бережку, находили приют и успокоение перебравшие и выдворенные под белы рученьки посетители этого чудесного кафешантана. Оно – это кафе – конечно, как-то называлось официально, кажется – «Встреча» – сейчас уже точно никто и не вспомнит, но народная молва тогда его так и окрестила: «Голубой Дунай».

Дальше по бережку расположилась пожарная часть с каланчой в два этажа всего, и ещё подальше – её дебаркадер – выезд в море для заправки чистой глубинной воды в пожарные машины да и в обычные водовозки.

На этот описанный выше райский участок набережной можно было легко опуститься прямо из сельского парка культуры и отдыха (преобразившегося тогда новыми цветниками и гипсовыми скульптурными группами стандартного по тем временам набора: арками трудовой славы, пионерами с горнами и барабанами, колхозницами со снопами и рабочими с молотом, полногрудой девушкой в трусах, майке и с веслом…) по пешеходной дорожке, погулять перед сеансом в кинотеатре «Дружба» (ныне Дом культуры им. В. А. Холодилова), полюбоваться «морским» пейзажем, постоять на порожках «потёмкинской лестницы», послушать умиротворяющий плеск волны, подышать во всю грудь вечерним воздухом. А на любом транспорте можно транзитом проехать этот приют отдохновения, опустившись с западной стороны от сельской площади и выехав вверх, в село, за пожаркой. Или наоборот.

Что Паша регулярно и проделывала.

Противоположный от села берег – крутая гора с полоской песчаного пляжа у подножия. Вот где было раздолье для любителей искупаться, позагорать в летний зной. Здесь же в былые лета – идеальное место для рыбной ловли на закидушки. Дно у берега было пологое, глубина набиралась плавно. Купались все: кто умел и не умел плавать, дети и взрослые. Но женщины и девушки всё-таки отдельно, немного подальше от общей купальни. Сюда же привилегированно причаливали и прогулочные лодки с отдыхающими, пожелавшими искупаться.

На самой горе тогда по всей длине Терновой балки располагались каменные карьеры. В рабочие дни гремели взрывы, здесь добывали известняк: дробили бут, резали штучный камень, грузили окол. Поэтому во время футбольных состязаний, очень, кстати, популярных тогда, между соседними сёлами, терновцев болельщики соперников называли «гаманами». Наши в долгу не оставались и донских называли «свистунами», а безопасненских – «лягушатниками». Прозвища эти были неслучайными и имели за собой скрытый смысл и историю. Что касается «гаманов», то гаман на местном диалекте (у Даля этого значения нет), – необработанный известняк легко подъёмного размера. Мы тогда – пацаны, враждуя соседними улицами, иногда устраивали на общих огородах (когда улицы в разные стороны, огороды – вместе) перестрелки – побивание друг друга каменьями. Как правило, это были земляные, засохшие, не рассыпавшиеся после вспашки комья, или гранаты кукурузных корней. Но часто в ход шли боевые наступательные средства – камни-саморожни, или каморожни (что то же самое, самороженный камень – известняк), строго запрещённые уличной «международной конвенцией»… Тут уж без синяков, слёз и увечий («шишек», как правило) не обходилось. А если доставалось большим каморожнем, то пострадавший поднимал такой рёв!.. Порой потерпевшему было не так больно, как обидно из-за вероломства противной стороны. И тут-то уже, жалуясь друзьям-соратникам, или когда доставалось ещё и ремня от родителей, или в межуличных по этому поводу переговорах-разборках, доводилось, что ударили во-о-от та-а-аким!!! гаманом (или ещё, – гамаём).

В общем, «гаман» значит – дикий, неотёсанный, грубый, невоспитанный, наглый. Вот так вот…

Зато у нас был фирменный стадион, огороженный капитальной стеной из штучного камня с резными арками проходов, с каменной трибуной для почётных гостей и мачтами для флагов команд!

Заслонившись от карьерного грохота крутым переломом горы, в затишке, по берегам пруда с весны и всё лето до осени сидели рыбаки с удочками. Не было и для пацанов ничего увлекательней, как сидеть на тихой зорьке и следить за поплавком или колокольчиком закидушки, полуослепнув от солнечного зайчика в неподвижном зеркале воды. Да и приварок для дома от этого занятия был немалый. Одна беда, куревом баловались, зато об остальной дури тогда даже и не задумывались. Не до того было. Было чем заняться поинтересней.