Читать книгу Аккорды мракобесия. Книга третья - Василий Варга - Страница 6

Теперь, когда на огромных просторах России шла Гражданская война, а Белое движение сдавало позиции повсеместно, вождь был на вершине самооценки полководца, теоретика, непобедимого стратега и нисколько не сомневался, что мировая революция состоится. К тому времени он, практически уже сломил хребет великой страны, и команды, которые он посылал Дзержинскому или Лейбе Бронштейну, выполнялись с величайшей точностью. Как тут не поверить в свои дарования военного стратега? А все благодаря правильным настойчивым действиям. «Ничего, что я низенький, коротенький и чуть кривоногий с лицом азиата и чуть щурится глаз, – мысленно он прощал себе свои природные недостатки, – зато башка у меня варит за миллион рабов, которые меня уже сейчас обожествляют».

Как ни крути, все говорило о его гениальности, мудрости, предвидении. В ту мучительную ночь, которую он провел в подвале, ожидая выстрела Авроры, и у него были мокрые и обвалянные в собственных фекалиях штаны, все было правильно, все было мудро. Это поступок гения революция, гения всех трудящихся. Все пили водку и поганились с бабами, а он сидел в подвале и Троцкий лежал на нем, как на куче говна, дабы в случае чего, ни один осколок не задел вождя. И это тоже было его решение, это было мудрое решение.

Незадолго до захвата власти, Ленину, бывшему немецкому шпиону, и в голову не могло прийти, какие блага ждут его в России. И только что—то внутреннее, что—то дьявольское тянуло его за уши, как медведя к пчелиному улью.

Едва захватив власть, он тут же положил волчий глаз на банковскую систему страны. Соратники стали возражать. Любой еврей из Политбюро мыслил сугубо индивидуально. Зачем переводить банк в подчинении социалистической системы хозяйства, если можно на время оставить в покое и загрузить мешки с золотом для собственных нужд.

– Ну, черт с вами, по сто миллионов каждому я разрешаю национализировать и разместить в швейцарских банках. Мне, к примеру, хватит и 80 миллионов. Если народная власть падет, и мы снова очутимся в эмиграции, хватит на целых два поколения, – усмирял Ленин своих подопечных.

Все это он вспоминал, выпростав ноги и закинув лысую голову на подголовник кожаного кресла при тусклом свете керосиновой лампы. Уже дрема охватила все его члены, просящие элементарного отдыха. Когда закрылся второй глаз, он, будто ему шило воткнули в одно место, вскочил и зажег лампу.

В шелковых кальсонах, не застегнув мотню, бросился к столу. Указ! Надо издать указ о национализации банков, где тонны золота.

Перо тут же очутилось в руках, но со стороны затылка в ночной шелковой рубашке неожиданно прилипла к нему Инесса. Она уж изголодалась, дышала в затылок жарко, обильно, впиваясь в вождя как пиявка.

– Ты ко мне не подходишь, а я живая, скучаю, не спала, как и ты, пойдем, отдохнешь на моей груди, а потом отпущу, ладно уж.

– Инесса, прости, не могу, нет времени, а дело безотлагательное. Состряпаю Указ, потом приду, иди пока, прохладно тут.

Декрет о национализации банков нанес мощный удар по тем, кому удалось избежать ночных ужасов под названием Варфоломеевские ночи, он затронул и бедное население Петрограда, а затем и Москвы.

Копить на похороны уже стало традицией для любого русского бедняка. За всю жизнь можно накопить значительную сумму, что бедные люди и делали. А национализация все отобрала. Национализация это отдельная тема, она проходила трудно, но дала возможность Ленину и его камарилье положить значительные суммы денег в иностранные банки на случай, если большевикам придется драпать из России. У самого Ленина накопилось около 80 миллионов золотых марок в Швейцарском банке.

Пожилые люди, проживавшие в городах и поселках, все те, кто откладывал, возможно, всю жизнь по копейке на похороны, лишился этих сбережений, оказавшись ограбленным любимым вождем. Под грабеж попали все те, кто раньше доверял государству больше, чем соседям и держал свои сбережения в банке. Банк всегда гарантировал гражданам их сбережения в виде вкладов от копейки до огромных сумм. Любая старушка могла откладывать по рублю в свою копилку на похороны, а потом нести в банк, где государство гарантировало сохранность, да еще выплачивало проценты. А теперь все, у кого находились денежные средства на банковских счетах, – крохотные или огромные, оказались раздеты донага. Как всегда, вождь что-то обещал, он как бы вцепился в пролетария, держал его за горло, намереваясь отрубить ему голову, но при этом говорил: потерпи, попадешь в рай. И в этот раз он пообещал, что интересы бедных будут защищены и на их вклады национализация банков не распространится. Но проходили дни, недели, месяцы, годы, а ограбленный не только имущий класс, но и пролетариат, так и остался ни с чем. Отныне ему следовало жить надеждой.

Поскольку Германия больше не высылала миллионные суммы на содержание террористов, стоявших теперь у власти, то чекисты могли пополнять свои карманы за счет имущих и той же национализации банков.

Следующим шагом, который осчастливил Россию, был шаг, направленный на частичное уничтожение крестьянства как класса и возвращение к коммунистическому крепостному укладу жизни. Это – полная ликвидация частной собственности на землю и введение коллективных хозяйств в виде колхозов. Но до этого подарка – земля крестьянам в цветочных горшках, вводилась продразверстка или насильственное изъятие хлеба, выращенного и собранного крестьянами. Сюда включался и скот и птица, и свинина в живом и битом виде.

Сугубо по-ленински звучал этот декрет, он подавался в виде борьбы со спекуляцией хлебными запасами в интересах народа, который должен был подвергнуть крестьянство уничтожению, как кулаков-эксплуататоров. Практически любой крестьянин, у кого во дворе были две курицы и один петух, мог быть объявлен кулаком. А крестьянская беднота – это деревенские алкаши и воришки, которым приходилось если не попрошайничать, то воровать. Так они и жили, но работать из них никто не желал. Это были деревенские люмпены из поколения в поколение прятавшиеся под зонтиком нищеты и уже сросшиеся с этим зонтиком, они с одной стороны ничего не могли сделать, а с другой и не желали изменить свою жизнь. А советская власть поставила этих люмпенов над имущими, вооружила их и разрешила грабить.

– Да что вы! – укоряли деревенского мужика чекисты, – у вас корова, у вас две курицы, тощие, правда, но вы все равно эксплуататор. Корову сдайте на мясо, курицы тоже, пролетариат голодает, пролетарские массы за рубежом, которые вот-вот ринутся в бой с ненавистной буржуазией, тоже нуждаются в продуктах. А зерна у вас, сколько? ведро? Ого, да вы того – кулак! Ваня, арестуй непокорного кулака. А где тут еще кулаки? У кого две коровы и двое телят, и земли больше, чем в цветочном горшке, что подарил вам Ленин?

Конечно, крестьяне не могли воспринять эти дикие установки на «ура» и прятали хлеб, как могли и где могли, – ведь то количество продуктов, что подлежало грабежу, определяли чекисты. А то количество хлеба, положенного крестьянину, выращенного собственным трудом, хватало на кормежку кур и петухов, но никак не людей.

Ленин возмутился. Он тут же издал новый Указ о том, что и как делать: «…точно определить, что владельцы хлеба, имеющие излишки хлеба и не вывозящие их на станции и в местах сбора и ссыпки, объявляются врагами народа и подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из его общины».

А изгнание из общины означало принудительное переселение в Сибирь, в лагеря. Крестьяне вместе с семьями погибали прямо в пути. Над ними издевались коммунисты-бронштейны, мечтающие стереть русских с лица земли и заселить эту землю евреями.

Эта мечта уроженца западной Украины Лейбы Бронштейна и сейчас леденит душу. Лейба Бронштейн-Троцкий, вообще, не стеснялся говорить вслух о планах и целях государственного переворота 17 года: *"Русский народ нам нужен лишь, как навоз истории. Россия – наш враг. Она населена злыми бесхвостыми обезьянами, которых почему-то называют людьми. Нет ничего бездарней и лицемерней, чем русский мужик».

Захватив власть и получив особые (неограниченные) полномочия, ленинцы отобрали у крестьян 50 миллионов гектаров земли и сделали ее ничейной, а так называемые кулаки были лишены жизни. Жертвами этой дикой акции стали почти четыре миллиона крестьян (3,7). Их вывезли из веками обжитых мест и бросили на произвол судьбы в глухие районы Сибири и Казахстана. Там их ждала трагическая, мученическая смерть. Часть умирала в пути от голода и болезней, которые никто не лечил: они были лишены права на любую помощь.

Россия дорого заплатила за свою наивность, за свою доверчивость, которую можно назвать головотяпством. Этот подарок преподнесли ей три человека – Мордыхай Леви (К. Маркс), Энгельс и Ленин – величайшие злодеи, воспитанные на параграфах древней Торы. Пока в душе любого русского будет гнездиться рабство, рабовладельцы духа будут почитаться гениями, эдакими благодетелями народных масс, без учения коих жизнь была бы мрачной и скудной как ржавая решетка с четырьмя углами.

И все же наш долг – покаяться перед убиенными за злодейское истребление крестьян гусским вождем Лениным-Бланком. Но, похоже, до покаяния слишком далеко. Нынешний политический бомонд все еще мыслит ленинскими категориями, даже в том случае, когда отрекается от него.

Когда коммунизм в советский период буйно расцвел, Советскому союзу все равно пришлось покупать хлеб у загнивающих капиталистов… миллионами тонн. Разрушенный дом трудно восстановить, легче построить новый, но большевики ничего нового, ничего хорошего, кроме ракет и атомных бомб, и то… построить так и не научились: сам Ленин запрограммировал развал коммунизма.

А пока боженька, у которого уже подросли дьявольские рожки, торжествовал, потому что прежде, чем приступить к ликвидации имущего крестьянства как класса, он вызвал Бронштейна и сказал:

– Лейба, сейчас я скажу тебе очень важную, архи важную вещь. Бросай все и поезжай в губернии, собери всех наших братьев по крови, всех своих. Именно они, пролетарии должны возглавлять все экзекуции по уничтожению русского мужика. Я хорошо помню твою установку про бесхвостых обезьян, которых ты собираешься уничтожить, чтоб заселить земли этих дураков евреями. Я не совсем согласен, но иногда думаю: ты – прав. Так вот, если ты хочешь этого добиться, организуй своих, обеспечь их полномочиями и вместе с нашими представителями, тоже евреями, вырезайте, выжигайте все деревни. Или сейчас, или никогда. Если ты посмотришь на наш управленческий бомонд, то увидишь: у нас все пролетарии. А в Политбюро только Молотов и Джугашвили инородцы, остальные – наши люди. Давай, Лейба, действуй!

Лейба расцеловал своего наставника и тут же засобирался в Царицын. Собрав около тысячу своих, выступил перед ними с пламенной речью под бурные овации и тут же каждого наградил неоспоримыми полномочиями, выдав квадратную бумажку с печатью и своей подписью. Пролетарии разбрелись по губернии, как голодные волки в лесу выходят за добычей.

В результате образовалось своеобразное еврейское лобби с Лениным и Бронштейном во главе. Они становились членами ВЧК, им подчинялись воинские части, брошенные на подавление народных волнений и осуществление расстрельных дел.

Ленин высоко оценил их экзекуцию, открыто высказал мнение, что если бы не свои на периферии, коммунистам не удалось бы удержать власть в своих руках.