Читать книгу Аккорды мракобесия. Книга третья - Василий Варга - Страница 9

Огромная пирамида русского государства была взорвана революционерами – пролетариями, евреями, сбежавшимися со всей Европы по зову палача русского народа Ленина и латышами. Большевики и Ленин талдычили русским Иванам, что власть валялась на улицах, они ее, дескать, только подобрали. Но прежде, чем ее подобрать, они воспользовались помощью государств Европы и Америки, а так же своей марксистской пропагандой и разложением русской армии. Лозунг грабь награбленное, все принадлежит народу, земля крестьянам одурманили русских пролетариев и всю русскую интеллигенцию, которую сам же палач назвал говном. Я не буду погружаться в исторические дебри, это не моя цель. Если русские историки когда—нибудь прозреют, они перепишут пустые марксистские труды по истории заново. Коммунисты успешно изорвали, оболгали русскую историю и написали новую большевистскую, исказив все факты.

Стремление совершить революцию диктовалось внутренним желанием выдвинуться, стать над теми, кто не бузил, а вел размеренный образ жизни. Чего не хватало русскому еврею Герцену, что он уехал за границу и там вел подрывную деятельность против своей страны? Или, скажем бездарному еврейскому писателю Чернышевскому? И что? Все получили по заслугам.

Теперь надо было удержать захваченную власть, во что бы то ни стало. Ленин не спешил, он мыслил. Определял врагов. А выходило так, что кругом одни враги. Не знаешь, за кого браться в первую очередь. Пришлось вызвать к себе приближенных соратников единоверцев, которые предали свою веру за тридцать сребреников ради захвата власти. Это были его надежные помощники, его соратники, духовные последователи, которые, как и Ленин сами себя лишили совести и чести.

Лейба Давидович Бронштейн, ставший Троцким, Янкель Мовшович Кацнельсон, будущий Свердлов и бывший его наставник Миней Израилевич Губельман, в будущем Ярославский. Они подбирали себе звучные имена, утверждали свое поганое «я» при помощи штыка, пыток, расстрелов и разрушения того, что было веками до них построено.

Ленин всем пожал руку, рассадил в мягкие кожаные кресла, доставшиеся от эксплуататоров.

– Я пригласил вас по очень важному делу. Отныне никаких бронштейнов, кацнельсонов, муцельсонов и прочей сволочи не существует. Все члены нашего Политбюро превращаются в гусских и носят только гусские фамилии. Язык общения только гусский, никакого идиш, забудьте об идиш, как вы забыли о матерях, которые вас родили. Передайте мое распоряжение всем членам моего, ленинского Политбюро. Надо, чтоб ваши новые фамилии вошли в исторические книги, брошюры, печатались в газетах, звучали на площадях, собраниях, совещаниях. Народ не должен знать, что иудеи совершили государственный переворот в Петрограде и провели там Варфоломеевские ночи, которые дали архи важные результаты. Это архи, архо, арху важно. Все мы, превратившись в гусских, так и останемся в мировой истории – гусскими.

– Я не хочу быть гусским, – вдруг заявил Кацнельсон, – гусские подлежат уничтожению, правда, Лейба, мой дорогой брат?

– Давайте мы временно будем гусскими, а когда надо будет, когда возникнет такая необходимость, мы превратимся снова в нацию, избранную Богом. Но это будет во всемирном масштабе. Как ты, Ильич?

Все три негодяя захлопали в ладоши. Надо признать: это были не глупые люди и когда Ленин в конце сумбурной речи, стал жаловаться, что цели большевиков в точности не определены, и он сам не может найти правильного решения, и Свердлов и Троцкий, в один голос заявили:

– Если нам нужна победа, необходимо взяться за церковь. Ее надо снести с лица земли, а служителей расстрелять, повесить, поголовно, часть сжечь живьем на глазах у русских дураков. Дома, то бишь хижины в деревнях заколотить досками, входные двери, окна и поджечь. Пусть горят! Надо нагнать на них страх.

– Архи важная мысль, Янкель, – произнес Ленин и захлопал в ладоши, а потом по очереди обнял и расцеловал каждого. Он уже кое-что сделал раньше, как только захватил власть. Он тут же отобрал монастырские и церковные земли. Это был его едва ли не первый Указ, подписанный им – 26 октября 1917 года. Затем последовал второй, самый весомый Указ «О проведении беспощадного террора против церковнослужителей». Но, тогда он строчил по десять указов в день, и многие из этих Указов так и оставались указами, а теперь надо было начинать крошить русских не на словах, а на деле, и поэтому он вызвал людей, кому можно поручить исполнение, приведение в действие этих указов. И эти указы будут выполнены со всей тщательностью и неслыханной жестокостью, как настоящие негодяи, распявшие Христа, 2 тысячи лет тому назад.

– А я уже издавал Указы по вопросу церкви, но тогда не до этого было. Вот, к примеру, 20 января 1918, незадолго до переезда в Москву, мной подписан Указ «Об отделении церкви от государства». Это архи важный Указ, он подрубает сухо жилья под коленями каждого священнослужителя и церковь уже не сможет нормально стоять на ногах, а ведь стояла тысячу лет.

– Самое главное беспощадность к попам, чтоб нагнать страх на русских обезьян, – сказал второй, самый жестокий после Ленина, головорез Троцкий.

– Повторяю: сжигать живыми, – добавил Свердлов, почесывая бородку.

– Отрезать уши, язык и даже половые члены и повязав шею веревкой, водить по селам и улицам городов, – добавил Миней Губельман-Ярославский, выползший из темного угла из-под занавески.

– Губель-Мубель Ярославский, уж! выполз. Теперь тебе задание. Разработать с Янкелем инструкцию по уничтожению церкви, да так, чтоб можно было снести ее с лица земли. А я уже сегодня подпишу Указ о запрещении деятельности Поместного собора.

– Лейба, дай команду артиллеристам, пусть обстреливают Кремль. Кремль – это сплошные церковные храмы. Они революции не нужны.

Ленин был не только хитрым, но и коварным жидом. Еще до заседания тройки, священников выволакивали из церквей, отрезали им уши, прибивали язык к подбородку, водили по улицам, а потом вешали на фонарных столбах.

За более чем 900 лет, не малый срок, церковь накопила огромные богатства. Цари, императоры, аристократы, богатые купцы жертвовали церкви огромные суммы и драгоценности, одевали иконы в золотые и серебряные оклады, украшенные сверкающей россыпью дорогостоящих камней. Священные книги заковывались в золотые переплеты.

Бесценная церковная утварь, выполненная искуснейшими ювелирами целых поколений, составляла гордость храмов, лавр, монастырей и прихожан.

Церковь вела большую, полезную общественную работу, строила бесплатные больницы, приюты, богадельни, дома презрения, школы, училища и многое другое.

Христианская нравственность в дореволюционной России была не пустыми словами: бытовое убийство к началу XX века стало такой редкостью, что если оно происходило в каком-нибудь маленьком уездном городке, о нем с удивлением писали все столичные газеты.

После свержения старого уклада, церковь понимала, что в данной обстановке ей надо вести себя тихо и незаметно, но не выдержала, видя, что «рабоче-крестьянское правительство» с хладнокровием взирает на голодное вымирание рабочих и крестьян.

Патриарх Тихон направил Ленину письмо, в котором выразил согласие передать часть церковных ценностей для закупки хлеба в помощь голодающим. В этой инициативе замешанной на наивности Патриарха, полагавшего, что правительство, даже приняв эту помощь, использует ее для нужд голодающих, кроется вечная забота о нищих, обездоленных и попавших в смуту верующих и неверующих.

Однако Ленин пришел в сильное возбуждение. Он не допускал кого бы то ни было творить блага его народу, который теперь принадлежит не церкви, а ему лично, дьяволу в образе человека. Письмо Патриарха он воспринял как возмутительный вызов, сделанный церковью.

В извращенном мозгу вождя не было места для понимания благородных и жертвенных порывов. Любое действие он оценивал только с точки зрения беспощадного политического фехтования насмерть. Вызов был очевиден. Правительство бездействует, а потому церковь, чтобы «унизить нас, подчеркнуть свое влияние» вылезает с подобными предложениями. Она как бы нас контролирует и укоряет. Но не выйдет, хитрые попы! Не выйдет! Мы пойдем другим путем!

В спешном порядке собрав Политбюро, Ленин зачитал послание Патриарха и заявил, что настало время по-настоящему взяться за церковь и покончить с церковниками.

После сорокаминутной трескотни, когда он уже едва стоял на ногах, последовал вердикт по-еврейски.

– Необходимо обвинить церковь в нежелании поступиться своими богатствами для помощи голодающим, что принуждает советское правительство конфисковать все церковные ценности!

Политбюро было в восторге. Аплодисментам вперемежку со стрельбой от переедания икрой, не было конца.

– Цель! какая цель этого благородного мероприятия, Ильиц, дорогой? – громко спросил Янкель Кацнельсон.

– Вы как дети, не понимаете элементарного, – произнес Ленин, показывая потемневшие от черной икры зубы. – Цель одна: полнить партийный фонд огромной суммой «в несколько сотен миллионов золотых рублей (а, может быть, и нескольких миллиардов)». Никто из нас не знает точной суммы, что создает дополнительный азарт, столь необходимый для решительных действий во благо революции и каждого из нас.

Пока Патриарх Тихон ожидал ответа на свое предложение от советского правительства, Ленин подписал декрет «Об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих». Этот шаг привел в восторг всю маленькую синагогу: каждый готов был поклясться на Торе в том, что отдаст все силы, чтоб выполнить эту адову работу.

В стране насчитывалось около 80 тысяч православных церквей.

Вооруженные до зубов отряды ВЧК ринулись к воротам храмов и монастырей. Верующие пытались своими телами защитить драгоценные святыни. Большевики, без каких-либо колебаний, открывали огонь. Уложив сотню-другую, в основном старушек и стариков, прямо у парапета и шагая по трупам, еще не истекшим кровью, врывались вовнутрь храмов и церквей с дикими восторженными воплями, приступали к грабежу.

С икон срывались драгоценные оклады, золотая и серебряная утварь, включая дароносицы и паникадила XV—XVII веков, литые золотые кресты Древности.

Выковыривались драгоценные камни, срывались переплеты с библий, конфисковались все найденные золотые и серебряные монеты. Пылали костры из древних икон, горели рукописные инкунабулы, Библии XIII века, крушились алтари.

И это было только начало.

Опомнившись от шока, вызванного ленинским декретом, патриарх Тихон обратился с воззванием ко всем «верующим чадам Российской Православной церкви» (оно полностью приведено в этой части книги): «С точки зрения церкви, подобный акт является актом святотатства. Мы не можем одобрить изъятия из храмов, хотя бы и через добровольные пожертвования, освященных предметов, употребление коих не для богослужебных целей воспрещается канонами вселенской церкви и карается ею как святотатство».

Воззвание святейшего патриарха объявлялось с амвона церквей, передавалось из уст в уста, расклеивалось на стенах домов, призывая народ к сопротивлению.

Но по всей стране у храмов происходили настоящие кровавые побоища. Безоружные верующие не могли оказать какого-либо организованного сопротивления вооруженным до зубов чекистам. Во многих местах толпу просто рассеивали пулеметами, а арестованных расстреливали в тот же день.

Понимая, однако, сколь велик авторитет церкви среди простых русских людей и побаиваясь всенародного восстания, власти, как всегда, прибегали к лицемерным и лживым призывам, апеллируя к «народу» и «трудящимся массам».

Кацнельсон – Свердлов тут же сочинил и опубликовал правительственное сообщение в сугубо еврейском духе:

«Правительству чужда мысль о каких бы то ни было преследованиях против верующих и против церкви… Ценности созданы трудом народа и принадлежат народу. Совершение религиозных обрядов не потерпит никакого ущерба от замены драгоценных предметов другими, более простыми. На драгоценности же возможно купить достаточное количество хлеба, семян, рабочего скота и орудий, чтобы спасти не только жизнь, но и хозяйство крестьян Поволжья и всех других голодающих мест Советской Федерации… Только клика князей церкви, привыкших к роскоши, золоту, шелкам и драгоценным камням, не хочет отдавать эти сокровища на дело спасения миллионов погибающих. В жадном стремлении удержать в своих руках ценности любой ценой церковная привилегированная клика не останавливается перед преступными заговорами и провокацией открытых мятежей. Сохраняя по-прежнему полное внимание и терпимость к верующим, Советское правительство не потерпит, однако, ни единого часа, чтобы привилегированные заправилы церкви, облаченные в шелка и бриллианты, создавали особое государство церковных князей в государстве рабочих и крестьян».

Ленин был в восторге. Вернулись его былая энергия и боевой задор. Глаза блестели, как во времена выкинутого им гениального лозунга – «Грабь награбленное!».

19 марта 22 года он направляет секретное директивное письмо членам Политбюро, руководству ГПУ, Наркомата юстиции и Ревтрибунала, готовившихся к совещанию по поводу оптимизации и координации действий различных служб в выполнении Декрета об изъятии церковных ценностей:

«На этом совещании, – указывает Владимир Ильич, – провести секретное решение съезда о том, что изъятие ценностей, в особенности самых богатых лавр, монастырей и церквей, должно быть произведено с беспощадной решительностью, безусловно ни перед чем не останавливаясь и в самый кратчайший срок. Чем большее число представителей реакционной буржуазии и реакционного духовенства удастся нам поэтому расстрелять, тем лучше. Надо именно теперь проучить эту публику так, чтобы на несколько десятков лет ни о каком сопротивлении они не смели и думать. 19. III. 1922 г. Пред. Совнаркома

В. Ульянов (Ленин)».

Еще никогда, даже во времена деспотизма древних, глава государства не решался ставить свою подпись на документах подобного рода. Решительность Ленина, в подавляющем большинстве случаев лично санкционировавшего все преступления своего режима, служила предметом зависти, как у Сталина, так и у Гитлера.

К этому времени он уже страдал от последней стадии сифилиса и ка бы мстил всем, кто должен остаться после него с правом топтать русскую землю, а судьба лишала его этой возможности. Решительность вождя, берущего своей подписью ответственность за преступления подчиненных, имеющих право сослаться на полученный приказ, не могла не вызывать у них уважения с долей восхищения. В данном случае оказались довольны все: и те, кто, группировался вокруг Троцкого, в надежде сбежать за бугор с чемоданами набитыми золотом и драгоценностями, и те, кто, группируясь вокруг входившего в силу Сталина, чтобы остаться, безбедно прожить в России. Церкви были разграблены, как и приказал Ленин, «с беспощадной решительностью» и «в кратчайший срок». Расстреляно 40 тысяч священников, дьяконов и монахов, а также около 100 тысяч верующих, входивших в церковные «двадцатки» и общины. Чистая прибыль составила два с половиной миллиарда золотых рублей. По мнению западных специалистов, эту цифру следовало бы увеличить раза в три. Все-таки храмов и монастырей было очень много, а существовали они, в среднем, лет по 300.