Читать книгу Прощай, солнце. Книга третья - Василий Варга - Страница 10

8

Оглавление

Большая часть человечества влачит жалкое нищенское существование и только ничтожно малое количество людей утопает в роскоши, считая это обычным явлением, нисколько не задумываясь о том, что судьба им щедро раскрыла свои объятия. Среди этих толстосумов есть убогие души, развращенные роскошью, не вмещаются в своей шкуре и рвутся к власти или совершают поступки, недостойные даже животных. Однако и здесь им нет покоя: власть и деньги еще больше портят натуру человека, особенно, если этот человек, волею случая, вылупился из нищеты, где был всегда унижен и очутился на пирамиде власти с пустым саквояжем, который надо наполнить долларами во что бы то ни стало.

Тимур, как только сказочно разбогател, стал меняться на глазах. Он мог в одной майке с тяжелой золотой цепью на груди и босиком выйти на улицу и долго прогуливаться, вызывая недоумение у прохожих. За ним в десяти шагах шла охрана. Когда он перегораживал путь молодым девушкам, растопырив руки, как птица крылья, а девушки возмущались и даже грозили милицией, один из охранников подходил вплотную и елейным голосочком цедил:

– Извините, мадам, это король Марокко, вы понравились королю.

Если девушка менялась в лице, и ее взгляд выражал готовность познакомиться поближе с королем, Тимур лез под лифчик и выражал неудовольствие скромной грудью.

– А почему у короля Марокко нет даже тапок? – спрашивали некоторые и, хохоча, уходили своей дорогой.

Это забавляло Тимура. В его окружении тупые и малограмотные бузосмены стали употреблять наркотики и стремились во что бы то ни стало приобщить к этому зелью своего шефа. Тимур стал задумываться: а что если и самому попробовать?

Первое легкое прикосновение к волшебному зелью Тимур сделал в компании юных амазонок, на теле которых не было даже золотого пояска, кроме серьги в носу, да на интимном месте, и получил небывалый кайф.

По его команде амазонки выстроились в ряд, сделав чуть-чуть грудь колесом, он подходил к каждой, массировал грудь, а потом и волосяной покров между стройными ножками, а затем доставал пачки долларов и разбрасывал над их головами. Они поднимали стодолларовые бумажки и кидали в него, потому что им было совершенно все равно: доллары это или обыкновенные игральные карты. Никто из них ни Тимур, ни амазонки даже не пытались проявить хоть какой-то интерес к противоположному полу. Девушки были деревянными, а Тимур кастрированным котом: наркотики отняли у них все, что даровано человеку природой.

Дня через два, когда Тимур полностью пришел в себя, он дал себе зарок: не притрагиваться больше к этой гадости.

Тамила умоляла его вернуться к семье, хоть на какое-то время, дабы могло появиться потомство, но он только смеялся, а в качестве оправдания высыпал ей в угол целый мешок с долларами. Она испугалась, стащила одело с кровати и накрыла злополучные деньги, из-за которых ее могли придушить в любое время.

Тимур не захотел больше жить в своей квартире на Ломоносовском проспекте и в гостинице «Севастополь» тоже, он перебрался в центр города, в гостиницу «Пекин», что рядом с площадью Маяковского. Здесь он платил тысячу долларов за номер в сутки. Сюда же и позвонила ему Натали, когда ее любовник Ефим Андреевич, по приглашению мэра столицы Лужкова, выехал с ним в Севастополь всего на трое суток.

Натали была не только внешне роскошная девушка, на которую теперь работали многие модельные магазины города, но и шикарная любовница, прошедшая отличную школу еще задолго до знакомства со своим благодетелем Ефимом Андреевичем.

Она появилась в гостинице, увешенная телефонными трубками, в коротком платьице, едва прикрывающем прелестную попку, с оголенными руками и плечами без лифчика, с едва прикрытой шикарной грудью и без какой-либо подготовки, психологической притирки, расстегнула рубашку, а потом ухватилась за брючный ремень Тимура.

Тимур только мычал от блаженства и предвкушения чего-то необычного, не испытанного им ранее ни с одной Афродитой, такой огненной и красивой женщиной, сжигающий все на своем пути и превращающий любого мужчину в половую тряпку, после первого же контакта.

Но на этот раз какая—то сила, вернее, бессилие, неизвестно откуда взявшееся, подвело Тимура, вернее опозорило его перед Натали, от одного взгляда которой он воспламенялся небывалой до того страстью. Что такое? почему? – шептал он себе, щупая свою плоть и если бы это была не его плоть, а скажем плоть Бахтияра, он оторвал бы ее, как бурый стручок фасоли ни на что не пригодный и вышвырнул бы его в окно к подножью памятника Маяковскому.

Натали смотрела на него широко раскрытыми глазами, в которых застыл один единственный вопрос: что случилось, почему ты медлишь? Твоя царица перед тобой обнажена, она вся твоя, бери ее, а то будет поздно. Тимур начал дрожать. У него дрожали руки и ноги, а плоть уменьшилась до безобразия.

Натали оттолкнула его, чтобы посмотреть, что там и расхохоталась. Это был злой хохот, он звенел в ушах Тимура целую неделю.

– Ты что— кастрированный? Да там у тебя ничего нет, импотент! А я, дура, мчалась, как угорелая и у меня там, ниже пупка все пылало и пылает сейчас, я не знаю, что делать, как унять свою страсть. Ну-ка, покажи язык!

Тимур покорно высунул язык.

– Короткий, даже клитора не достанет, – отрезала Натали, и стала облачаться в роскошную одежду.

– Не уходи, я приду в себя, куда я денусь, – впервые в жизни попросил он женщину, которую никогда раньше не считал себе равной.

– У меня нет времени, – презрительно отчеканила Натали. – К тому же у тебя член, как у пятилетнего ребенка, а мне нужен… толстый, длинный, красивый, с большой шляпкой и чтоб эта шляпка дышала. Я, ты знаешь, беру эту шляпку в рот, она такая нежная и такая эластичная, просто балдеж; и когда начинаю чувствовать, что она как бы пульсирует у меня во рту, тогда я раздвигаю свои прелестные ножки, прижимаю колени к животу, и прошу партнера, чтоб он внедрил эту шляпку туда, где ей положено быть. А ты как думал? За что мы вас, оболтусов, любим? за эту шляпку. Тяжело рожаем и делаем аборты, и снова ложимся в постель и все ради этой шляпки. А ты что? Да у тебя там нет ничего, фу, ты не мужик… и не баба! прощай!

– Да не шляпка это вовсе, а головка, – произнес Тимур, чтобы сказать хоть что-то.

– Иди ты…

– Сама иди.

Натали, одетая, взялась за ручку двери.

– Давай, выпьем, – произнес Тимур, наполняя бокал коньяком.

– Дерьмо, – произнесла Натали, и исчезла за дверью.


Тимур проснулся на следующий день, в десять утра, как маленький ребенок в собственной луже.

Кто-то нажимал на кнопку звонка с той стороны двери. Это был Бахтияр.

– Что надо? – спросил Тимур, кулаком протирая правый слипшийся глаз. – Кто это?

– Бах.

– Иди в п…

Но Бах не уходил. Он знал, что батона протрет глаза и только потом их откроет. Но замок молчал. Бахтияр подбородком едва коснулся кнопки звонка. Дверь неожиданно раскрылась.

– Входи, – произнес Тимур, одетый только в трусы. – Снимай штаны!

– Для чего, батона?

– Я попробую тебе сунуть, а ты скажешь, длинный у меня член или нет.

– Не могу, батона.

– Почему?

– У меня геморрой.

– А, я и забыл. Ну, хорошо. Говори, зачем пришел, почему ты, как мой зам, не можешь без меня решить ни одного вопроса? И сейчас…, небось, кто-нибудь чихнул, и ты уже прибежал.

– Прокурор Дупленко тебя ищет, – виновато произнес Бахтияр.

– Пошли его на х…

– Сам пошли. Тебя он не арестует, а меня уже к вечеру в Москве не будет.

– Дай мне его телефон.

Бахтияр порылся в портмоне, достал телефон Владимира Павловича. Тимур набрал его номер и, не здороваясь и не спрашивая, как у него дела, как семья, сразу бросился в атаку.

– Я таких прокуроров в гробу видал! Не звони мне больше, я тебе ничего не дам. Что, что? Пошел ты в п.., у меня прокурор города, господин Иваненко под пятой, понял? Ну, если понял, то не х. меня беспокоить. Тимур теперь великий человек. Он уважаемый человек, он все может: всю вашу прокуратуру выкупит с потрохами и продаст испанцам, понял? Его состояние знаешь сколько? шестьдесят миллионов долларов. Так-то. Ну, как, ты меня понял? Если понял, то приезжай в гостиницу, пообщаемся. Не придешь, ну как знаешь, дело твое. Но я к тебе тоже не поеду: времени жалко. А приедешь, бросишься мне в ноги, отвалю тебе что—то, так и быть.

Тимур выключил телефон и теперь набросился на Бахтияра. Бахтияр опустил руки вдоль швов потертых джинсовых брюк, согнулся в туловище и уперся подбородком в худую грудь, на которой можно было без особого труда сосчитать ребра. Обычно люди кавказской национальности долго и эмоционально спорят, доказывают друг другу свою правоту, если даже один из них явно виноват в чем-то, и иногда дело доходит даже до потасовки, а тут Бахтияр, как любой русский парень, молча выслушивал несправедливые порицания в свой адрес.

– Ты почему, твою мать, тут же соглашаешься с каким-то прокурором и выполняешь его задание? Ты должен отвечать так: я маленький человек, ничего не знаю и не могу знать, мне не положено знать, поскольку я всего лишь туфли чищу своему боссу. Да иногда ему в жопу заглядываю. А ты что? как только усек, что с тобой болтает прокурор, сразу, даже не выслушав его до конца, помчался через весь город, чтобы тут поднять меня с кровати и сообщить, что, видите ли, он мне названивает. Да на х. он мне нужен. Смотри, у тебя ширинка на брюках не застегнута, оба шнурка на ботинках развязаны.

– Я… не успел, шеф…

– Молчать, когда с тобой разговаривает Тимур. Ты не знаешь, что Тимур – все?! Кто тебя вытащил из грязи? Из дерьма, где ты валялся. Ты в помоях рылся, в мусорных бачках копался, чтобы найти старые кеды без шнурков, у тебя задница сквозь штаны светилась, потому что ты носил одни штаны по три года, так это было или нет?

– Так, шеф.

– Тогда почему ты не ценишь добро, свинья неблагодарная?

– Так точно, свинья, шеф… кастрированный вепрь.

– Иди, и чтоб я тебя не видел, на мои глаза не попадайся, пока я тебя не позову сам. Ты понял или не понял?

– Понял, шеф.

– Что понял?

– Не попадаться на глаза, сидеть в своем номере и не выходить, даже если гостиница будет объята пламенем, до тех пор, пока вы сами не позовете, шеф.

– Где входная дверь?

– Не могу знать, шеф, – простонал Бахтияр, не поднимая головы.

– Как от тебя воняет, – сказал Тимур и дал Бахтияру коленкой под зад. Тот быстро сообразил, что дверь у него за спиной, мгновенно повернулся, ухватился за ручку и когда получил второй удар босой пяткой ниже ягодицы, выскочил в коридор.

– Благодарю, шеф, – зазвенело в коридоре.

После ухода Бахтияра Тимур стал у окна, громко расхохотался: он как бы компенсировал свое непредвиденное поражение этой ночью, и стал разглядывать площадь Маяковского и сам памятник поэту. «Какой он маленький, – подумал Тимур, глядя с высоты. – Интересно, из чего он состоит? Если из камня, не годится, а если из металла, я выкуплю его и отправлю в Грузию. Маяковский, он же грузин, он в Грузии родился, чего ему тут делать? Сейчас все можно купить, потому что все продается, были бы деньги. А у меня много денег. Даже у президента их столько нет, сколько у меня. – Он смотрел на свое отражение, слабое, расплывчатое в окне, поднимался на носках и расправлял руки в стороны, чтоб самому себе казаться гигантом. – А, эта сучка Натали, просто не может возбудить мужчину, вот и все. Я здесь причем? я ни причем. Надо ей сказать об этом. Да я ее тоже выкуплю у того же Раскорякина за пять миллионов долларов. Он жадный, он ее продаст. И она, когда станет моей рабыней, я заставлю ее лизать пятки, а потом мою шляпку до тех пор, пока она не затвердеет. И все равно я ее не стану трахать. Покажу ей эту шляпку, поднесу к ее губам, но глотнуть не дам. Это будет моя месть за издевательство надо мной. Ишь, кобыла! Ей двадцать сантиметров нужно. Да скольких я трахал, все были довольны, благодарили и говорили, что я – супер мужик. Так—то, Натали, Севастопольская сучка. Чего еще? А, пожрать надо». И он позвонил в ресторан, чтоб принесли ему завтрак.

Прощай, солнце. Книга третья

Подняться наверх