Читать книгу Прощай, солнце. Книга третья - Василий Варга - Страница 7

5

Оглавление

Ася пролежала в больнице долгих четыре месяца, и когда ее выписали, чувствовала себя удовлетворительно. Физическая немощь постепенно уходила, а духовная травма не покидала ее ни на минуту, наоборот, усиливалась и требовала выхода. В глубинах нашего сознания прячется бесчисленное количество защитных элементов, о которых мы даже не знаем. Они выходят наружу неожиданно, не сразу отвечают на запрос: что же делать дальше. Проходят мучительные дни и ночи, и вдруг мозг как бы сам подсказывает, как выйти из, казалось бы, безвыходного положения.

Ася долго не могла понять, кто жил у нее внутри, почему врачи избегали разговора с ней по поводу ее родов.

В ее сознание закралась мысль о неком заговоре, особенно после того, как попыталась однажды заговорить об этом с Борисом. Борис был хмурый и какой—то злой, все отнекивался, возможно, щадил ее, или в глубине души винил и себя, но ответа на вопрос: почему врачи не могли сохранить жизнь ребенку, она так и не получила ни от врачей, ни от мужа.

«Да, я должна сделать все возможное и невозможное, чтоб у нас были дети. И они будут у меня, я еще рожу, возможно двоих, а то и троих, это нормально, ибо, что это за семья, если нет детей? Борис так богат, он может иметь хоть десять детей», успокаивала себя Ася.

В день выписки из больницы он приехал за ней на новой машине, ту, разбитую, сдал в ремонт, а себе купил новенький БМВ. Ася была легкая как перышко, куда только девалась ее упитанность, ее вес, который она с трудом носила на своих ногах.

Борис смотрел на нее и скупо улыбался: перед ним была не Ася, а худая старушка с проседью и гусиными лапками у нижних век и двумя глубокими морщинами на бледных щеках.

Впалый живот, с которого только недавно сняли швы, побаливал, как бы возражая против резких движений, а мышцы на ногах превратились в труху, так что ей пришлось опираться обеими руками на руку Бориса, когда они направлялись к лифту.

Как только они вышли на улицу, во всех ее членах появилась дрожь, хотя на дворе стоял август и Борис был в костюме. Она не знала, куда деваться от холода, а признаться Борису так не хотелось, но все же она сказала, когда села в машину:

– Холодно здесь что-то. Нельзя ли включить печку?

Борис нажал какую-то кнопку на передней панели, и тут же струя горячего воздуха обдала ее парным молоком, а затем стала, как бы жечь, пока не выступил пот на лбу.

Ася не желала возвращаться в свою квартиру на Таганке: она была одна и не могла бы за собой ухаживать. Но Борис даже не спрашивал ее об этом. Он подвез ее к ее дому и остановил машину у знакомого ей подъезда.

Домработница Маша приготовила диетический обед: легкий овсяный суп на курином бульоне и печень трески с яйцом сваренным вкрутую.

– Ну, вы тут без меня обойдетесь, – сказал Борис, едва коснувшись плеча Аси, – а то у меня в пять часов важная деловая встреча. Я буду довольно поздно.

Ася не успела раскрыть рта, как он уже взялся за ручку входной двери и тут же вышел на лестничную площадку.

– Кушайте, – сказала Маша, садясь напротив. – Вам врачи предписали диету, недели на две, а затем, когда пройдете повторные анализы, вам разрешат употреблять обычную пищу.

Ася помешала суп серебряной ложкой в тарелке, хлебнула два раза и отодвинула в сторону: он показался ей совершенно безвкусным. Яйцо, сваренное вкрутую и где-то с чайную ложку печени трески, она проглотила только ради того, чтоб Маша не приставала к ней с вопросами, вкусно это или не вкусно и почему она совсем ничего не хочет кушать.

– Мне рекомендовано дробное питание, – сказала она Маше, когда та устремила на нее вопросительный взгляд, и губы у нее стали шевелиться, чтобы задать традиционный вопрос: почему вы так мало кушаете. – Маша, все очень вкусно, приготовлено добросовестно, никаких у меня претензий к тебе нет. Я просто не могу много есть. Но это временное явление.

– Врачи рекомендовали вам диету, но не сказали конкретно какую. Если вы помните, скажите, будем ее придерживаться, нет ничего проще.

Маша стала убирать со стола, выливать суп в ведро, а печень трески и одно яйцо, которые Ася не съела – в холодильник.

– Я потом, примерно через час доем, – сказала Ася. – А есть, кроме жирного и жареного, мне можно все, но не переедать. Ты можешь быть свободна до трех часов дня, а я побуду одна. Хочу почувствовать себя самостоятельной.

– Да, да, конечно. Я съезжу на рынок, наберу продуктов, будут ли у вас заказы? что бы вам хотелось на обед?

– Мандарины, апельсины, грейпфруты и все что имеет оранжевый цвет, – сказала Ася и улыбнулась.

Оставшись одна в квартире, она подошла к входной двери, подергала за ручку слабыми белыми пальчиками, в которых было так мало молодой крови, как и в ее теле и убедилась, что дверь заперта и запор. «Ну вот, теперь буду делать то, что мне хочется, я одна, полная хозяйка… в своей квартире. Сколько мне еще здесь быть, чтоб никто не стал намекать на то, что не мешало бы пожить в своей квартире, дабы там все не отсырело и не покрылось плесенью и пылью. Он не будет со мной жить, если я не смогу родить ему ребенка. Не везет моему Борису: с первой женой у него ничего не вышло, и я его вторая хоть и не законная половина тоже оказалась никудышной. В таком случае, он будет искать подругу до тех пор, пока она не родит от него наследника. И было бы глупо поступать иначе. Господи, как я хочу быть здоровой, стать матерью, ибо если этого не будет, то…».

Она подошла к зеркалу, расстегнула халат и ахнула: во весь живот, подобно жгуту зиял красноватый рубец, с которого не так давно сняли швы. И рубец этот все еще ныл, если до него дотрагиваться, если делать резкие движения и даже если спускаться вниз по каменным ступенькам.

Ася тут же застегнула халат на все пуговицы и стала разглядывать морщины на лице, под глазами и ниже подбородка. Их, этих морщин, было много, тоненьких, едва заметных у глаз и две предательские дугообразные бороздки, опоясывающие рот. Гусиные лапки у глаз можно убрать, если постараться, а вот две бороздки…, с ними придется смириться.

Она достала пинцет и стала выдергивать посеревшие, еще не белые волосы у правого виска, тут их был целый пучок, но в конце концов махнула рукой на это и перешла к бровям: они нехорошо разрослись и их путем выдергивания тоже надо было привести в порядок.

«Нет, это все бесполезно. Даже в самом дорогом салоне из меня не сделают ту, которой я была года два тому назад. Мне нужно другое, я должна выздороветь: в здоровом теле здоровый дух, как говорили древние римляне. А потом буду наводить марафет. Я так хотела, чтоб все было хорошо, и радовалась, когда почувствовала, что у меня будет малыш. Но, должно быть, я совершила что-то такое, незаконное, пыталась увести мужика от больной супруги, и вот Бог наказал меня за это. Иначе и быть не может».

Ася вошла в спальню, не закрыв за собой дверь. Фотография Бориса все еще висела над ее кроватью, на прикроватных тумбочках те же ночники и кровать точно так же аккуратно убрана. Здесь она когда-то предавалась страсти с Борисом, когда его жена лечилась в Италии, совсем не думая о том, хорошо это или дурно. Она долго стояла у спинки кровати, устремив свой взор в лицо чужого, родного человека, в чью жизнь она так необдуманно вмешалась. Жена у него красивая как королева, но недуг отнял у нее эту красоту, недуг способствовал тому, что Борис привязался к ней еще больше, а она была только рада этому. И вот что из этого вышло: Ася вслед за Людой стала очередной жертвой.

«Если я уйду из жизни, как ушла Люда, кто следующий будет стоять перед образом Бориса? А пока я должна быть на месте Люды. А когда меня не станет, пусть на моем месте будет третья. Таков закон природы, если уж мы, слабые существа, попали под эту губительную струю. Но прочь пессимистические настроения, а то так рехнуться можно. У меня и так уже сдвиг по фазе».

Она медленно подошла к изголовью, открыла верхний ящик, на дне которого лежал имитированный под золото ключик, и открыла им нижнюю дверку. Там, на полках лежали пачки стодолларовых купюр. Она не стала извлекать и считать, сколько там пачек, быстро закрыла дверку и поставила ключ на место.

«У Бориса много денег, он мне еще принесет. Сегодня же я напомню ему. Когда он придет, интересно? и с кем он проводит время? Не может быть, чтобы молодой мужик так долго обходился без женщины, особенно когда у него практически неограниченные возможности».

Она ушла из спальни и в одной из комнат стала рассматривать библиотеку и из многочисленных книг выбрала Стендаля «Красное и черное». Она уже когда-то читала этот роман, но смутно помнила его содержание. Страстная романтическая любовь привлекала ее теперь больше, чем раньше. Ей так хотелось быть главной героиней, хоть на какое-то непродолжительное время, что она, не отрываясь от страниц, в течение нескольких часов просмотрела четвертую часть книги.

Уже Маша вернулась с Москворецкого рынка, принесла всяких фруктов и овощей, вкусной рыбы и отменного свежего мяса, молодой телятины.

– Анастасия Ивановна, заказывайте обед, я все принесла, – сказала Маша, заглядывая в комнату Аси.

– Я ничего не буду заказывать, что приготовишь то и будет, – сказала Ася и снова уткнулась в книгу.

– Надо кушать, поправляться. Вашему мужу не семьдесят, не надо забывать об этом. Это я так по бабьи, с советом, а вы… сами решайте, как поступать.

Ася промолчала, но когда Маша закрыла за собой дверь, подумала, что она права. Надо что-то делать. Она закрыла книгу и пошла на кухню к Маше.

– Ты принесла семгу в готовом виде. Вот я ее и буду… с вареным яйцом.

– И коньячку немного… для аппетита, – добавила Маша.

– Нельзя: врачи запретили.

– Можно, но только немного, не более пятьдесят грамм. Это даже полезно. И попросите Бориса Петровича, чтоб вам достал путевку в Турцию, Болгарию, там вы быстро поправитесь. А то тут одной в четырех стенах, да еще переживаете, небось.

– Да, случается. А ты, ты замужем?

– Да, замужем, – соврала Маша. – Муж – водитель троллейбуса, зарабатывает не то чтобы…, но жить можно.

– А дети у вас есть?

– Нет. И я не знаю, кто из нас виноват. Надо обращаться к врачам, – сказала Маша, накрывая на стол.

– Ну и как без наследников?

– У нас, кроме квартиры, ничего нет, поэтому никто из нас не думает, кому останется нажитое после нашей смерти.

Ася немного выпила коньяку, сделала всего два глотка, и поела лучше, чем утром. Ее сразу стало клонить ко сну.

– Пойду, прилягу, – сказала она, вытирая губы и поднимаясь из-за стола. – А ты передай Борису, что я хочу к нему в Новые Черемушки, мне здесь тяжело.

Прощай, солнце. Книга третья

Подняться наверх