Читать книгу Прощай, солнце. Книга третья - Василий Варга - Страница 11

Тамила, жена Тимура, в жилах которой пульсировала все еще молодая кровь, делая ее щеки не только розовыми, но и пунцовыми, сейчас бродила по комнатам совершенно одна, что-то искала, как маленький ребенок, потерявший куклу. Уже целую неделю многочисленная шумная родня Тимура не беспокоила ее: все они поселились в роскошных московских квартирах и потеряли интерес к дому своего благодетеля. Тем более что Тимур как бы находился в бегах.

В самые первые дни Тамила считала, что у нее гора свалилась с плеч, и теперь она свободна, как птица в безлюдном поле: любую комнату она может занять, петь и танцевать, ходить раздетой, и никто не скажет ей ни плохого, ни хорошего слова. Она снова обрела права цивилизованной женщины, избавилась от восточного базара, ибо ее квартира была превращена именно в такой базар. Не стало ругани, мата, плевков на пол, по ее коврам никто теперь не ходил в грязных сапогах, ей никто не говорил: молчи, женщина.

Но прошла неделя, другая и Тамила затосковала по общению с людьми. Ей хотелось, чтоб хоть кто-то издавал человеческий звук. У нее была кошка, которую она назвала Флоренс, но кошка только мяукала и то, когда хотела кушать, либо же просилась на улицу.

И вот, появилась забота: Тимур высыпал целый мешок долларов в угол, а потом исчез. Где он бродит, в чьих объятиях он пребывает, она не знала. А деньги остались. Их так много, просто ужас! Что с ними делать?

Похоже, что Тимур не интересуется деньгами так же, как и своей женой: свалил в кучу и пропал без вести. Но деньги, не только зло. Деньги это огромные возможности, они приносят радость, независимость, роскошь: у тебя все есть. Нет необходимости экономить на собственном желудке, на тряпках, без которых в молодые годы просто не обойтись. Ты, встав, идешь умываться, медленно вытираешься полотенцем и приходишь в восторг от своего посвежевшего за ночь лица, потому что сон был хорош, и сны были просто райские, неземные, а потом думаешь, что приготовить на завтрак, теряясь в выборе блюд. Ты серебряным голосом болтаешь по телефону с подругой или с дружком, от чьего голоса теплая волна окутывает твое сердце, – и все это потому, что у тебя все хорошо, ты как гражданин Америки с вечной улыбкой на лице. Вот, что такое деньги.

Ты можешь отправиться в центр, на Тверскую, или в Божий храм – церковь, и оказать помощь нищим с протянутой рукой: там ведь не только люди, способные к труду, но предпочитающие этот вид заработка, – там есть действительно нищие, для кого просить подаяние – это единственный способ избежать голодной смерти. А к божьему храму жулики не ходят вовсе.

Ты можешь возродить благородную деятельность меценатства, процветавшую в России, до захвата власти большевиками, взять шефство над круглыми сиротами и больными, помочь нищему писателю, или неизвестному композитору, чей талант будет признан только после его смерти. Вот, что такое деньги.

Тратит же американский миллиардер Сорос огромные деньги на помощь нищим в других странах, в том числе и на содержание прогрессивных партий, находящихся в оппозиции к правящему антинародному режиму.

Но… надо иметь мужество и не поддаваться соблазну, ведущему к разврату души и сердца.

Эти мысли будоражили мозг тридцатилетней женщины, никогда не знавший гармоничного полного счастья. В безнадежном отсутствии личного счастья, похожего на четкую линию горизонта в горной местности, она хваталась за материальное счастье, так похожее на весенний снег.

«Где найти место в доме, чтобы спрятать эти деньги? – спрашивала себя Тамила. – Если Тимур вспомнит и спросит, я скажу: спрятала, вот они здесь. А если не вспомнит, что ж, прекрасно. Но то, что я могу взять отсюда тысяч сто и спрятать в другой тайник, он не догадается и это совершенно точно».

Она осмотрела все углы в каждой комнате, но они не сулили ничего хорошего: все было четко пригнано: дощечка к дощечке, полоска к полосе. И только в туалете, где проходили трубы с верхних этажей, и уходили вниз, был едва заметный короб, сколоченный из пластика и закрывающий трубы. А там, на самом верху, с трудом можно просунуть руку и обнаружить пространство между полом верхнего этажа и потолком туалета.

Тамила так обрадовалась, что захлопала в ладоши. Там можно спрятать не один, а два мешка денег: просторно, сухо, незаметно. Тамила стала упаковывать пачки долларов в газету, перевязывать тесемочкой и, взбираясь по домашней лестнице, укладывала их, заполняя пространство между потолком и полом. Эта процедура длилась несколько часов, у нее пот выступил на лбу и между лопатками, но, казалось, не было никакой усталости. Лишь бы никто не звонил в дверь, лишь бы никто из родственников не порывался войти с целью просто проведать и удостовериться, кто в квартире находится еще кто-то, кроме нее, Тамилы.

«Надо вызвать отца с каким-нибудь порванным рюкзаком и чтоб он был в рваной одежде: в таком виде он не привлечет внимание не только жуликов, но и пограничников, заполнить его рюкзак долларами, пусть везет на Украину. Они там голодные сидят. Или самой отвезти? Но…, что, если отец не выдержит, у него начнется мандраж при виде такого количества денег? ведь все может сорваться, а отец погибнет. И я… не смогу выдержать. Вот если сейчас мне позвонят в дверь, у меня руки и ноги начнут дрожать, бандит сразу все поймет и холодным тоном процедит: жизнь, или кошелек? И я скажу: жизнь! берите все, только оставьте мне жизнь».

Тамила бросилась к входной двери, чтоб убедиться в надежности запоров, обрадовалась и побежала принимать душ. Она делала это с невероятной поспешностью, будто куда-то спешила. Наспех вытершись чистым огромным полотенцем, она завернулась в него же и, сунув босые ножки в тапки, бросилась на кухню. Бутылки с шампанским были не только в холодильнике, но и в буфете. Тамила выбрала французское шампанское и наполнила бокал. Волшебная жидкость растеклась по всем жилочкам, согрела их. Тамила глубоко вздохнула и впервые произнесла: а все же хорошо жить на свете!

Второй бокал остался недопитым, так как ее хорошее расположение духа прервал звонок в дверь. Тамила вздрогнула и осталась без движения. Больше не звонили, но загремел телефон. Она сняла трубку.

– Это Талейран, племянник Тимура. Открой дверь.

Тамила открыла дверь.

– Сними обувь, пожалуйста, – сказала она. – Чай будешь?

– Где Тимур? Почему нет Тимура? Что это за жена, от которой муж куда-то уходит и дома не ночует? Вы что, все время ссоритесь с ним?

– Я ни с кем никогда не ссорюсь и с Тимуром тоже. А вот где он ночует и с кем ночует, лучше бы спросить вам самим, ну, может, не тебе, тебе он никогда не признается, а вот отец Тимура мог бы это сделать. Ты передай ему мою просьбу.

– У тебя тут кто-нибудь есть? – нагло спросил Талейран.

– Ты с этим и пришел сюда? Тогда иди, все посмотри, не забудь залезть под кровать и заглянуть под ванную, а потом выметайся. Мне все это неприятно и даже оскорбительно. Я вам не абхазка и не грузинка, я русская и у нас другие отношения с мужьями, и с мужчинами вообще. Я такой же человек и если муж не прикасается ко мне по полгода, я имею полное моральное право завести любовника. Передай это своим родственникам.

– Ну, знаешь, ты немного права. Не говори Тимуру, что я приходил к тебе, – сказал Талейран и стал собираться. – Мне-то, в общем, все равно: ми просто иногда думаем, что ты виновата в том, что наш Тимур все дни в бегах.

– Конечно, у вас всегда женщина виновата во всем. Даже в том, что ее муж потаскун.

– Эй, женшина, не забывай, кто ты есть, – сказала Талейран, выходя на лестничную площадку.

Тамила смотрела в спину Талейрана и думала о том, что если бы она была мужчиной, то могла бы более круто поговорить с ним, нахалом, а то и грубо вытолкать за дверь, наградив хорошей оплеухой. Но… и она почувствовала, как слезы душат ее горло от обиды и от бессилия что-либо сделать.

Она вернулась в прихожую и набрала номер Бориса. Борис был на работе, и поднял трубку.

– Борис Петрович, ты у себя? я сейчас подъеду, ты не очень занят? О, это очень хорошо.

Она быстро собралась, сунула в сумку пачку с долларами и спустилась во двор. На остановке вытянула руку, иномарка мчащаяся куда—то, остановилась, Тамила открыла заднюю дверь и назвала адрес.

Борис встретил ее тепло: обнял и поцеловал в щеку.

– Ты не сердись, что я приехала так неожиданно: со мной происходит что-то необычное в последнее время. Меня преследует страх, – сказала она, глядя ему в глаза, как старому другу. – Скучно мне и тяжело, вот потому я и приехала.

– А где твой ненаглядный? – спросил Борис.

– Шляется, где еще.

– Он, кажется, очень разбогател: приобрел целый корпус гостиницы «Севастополь» и получает шестьдесят тысяч долларов в месяц, а может и больше. Это слухи, правда, но слухами земля полнится, – произнес Борис, широко улыбаясь. – Так что тебя можно поздравить.

– Не в деньгах счастье, Борис. Ты тоже не беден, но ты счастлив? Едва ли. Видишь, как все выходит. Если бы тогда, в доме отдыха, я не познакомила тебя с Людой, может быть, мы с тобой были бы счастливы? Я иногда думаю об этом, но все не решаюсь признаться тебе в этом.

– Возможно, да, но теперь уже поздно, не так ли? Поезд ушел.

– Еще не ушел, Борис. А где твоя новая любовь и как у тебя с ней дела?

– Я отправил ее в Грецию на курорт. Остальное все сложно, я не хочу пока думать об этом, потому, что мы с ней оба загнаны в тупик. Судьба нас туда запихнула. А вот выйти из этого тупика мы, целыми и невредимыми не выйдем. Остается только разрушить этот тупик. Только хватит ли сил?

– У нее были трудные роды?

– Да, очень: оба ребенка неживые родились, и больше детей у нее не будет.

– Я вам не завидую, – сказала Тамила. – И я тоже в тупике. Денег полно, а счастья нет. Недавно он притащил целый мешок с долларами, вывалил мне в угол и, хохоча, удалился, я до сих пор не знаю, где он, что с ним, и что делать с этими деньгами.

– Мне сказали, что он стал употреблять наркотики, это очень опасно. Его надо спасать. А что касается денег это нагрузка на психику. Самое лучшее, что можно придумать, это отправить их за границу. Там все надежно, а у нас нестабильно: сдашь, а потом тебе покажут дулю, как это уже было не раз.

– Мы оба страдаем одним и тем же недугом.

– Каким? – спросил Борис.

– Отсутствием детей.

– Да, это правда, – согласился Борис и почесал за ухом.

Разговор как будто был закончен, но Тамила не собиралась уходить. Она рассказывала всякие, то смешные, то грустные истории, а потом сказала:

– Не оставляй меня сегодня одну, мне страшно.

Это прозвучало неожиданно и свалилось, как снег на голову. Борис растерялся и скороговоркой произнес:

– Что ты, что ты? Как можно? Давай, я тебя куда-нибудь спрячу, пристрою на ночь у своих друзей. А Тимуру, если он появится, скажу, что тебе угрожали, ломились в дверь, не давали заснуть, и ты не знала к кому обратиться, вот и…

– Все так, но я имела в виду несколько иное направление, я… мне не с кем даже пообщаться, я так одинока, как может быть одинок человек в большом городе, до которого решительно никому нет дела. Нет, ты, пожалуйста, не думай Бог знает что, мне от тебя ничего такого не нужно, чтоб не вписывалось в рамки морали, хоть сейчас не поймешь, где границы между моральным и аморальным поведением. Я хочу пройтись с тобой по бульвару, потолкаться в толпе, может, зайти в кафе, выпить бокал шампанского.

– Тамила, лапочка, нет ничего проще. Я оставлю машину здесь, и мы можем, как простые смертные добраться до Арбата городским транспортом, там погулять, как в девятнадцатом веке. Идет?

Тамила подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши.

– Да, конечно, поехали, тем более что я там ни разу не была. Я живу в Москве, а Москвы совершенно не знаю: все время в четырех стенах. Даже если вместо обоев наклеить доллары, все равно счастливой не будешь. Мне не нужны его доллары, квартиры, дачи, мне нужно нечто другое.

– Что именно?

– Мне нужно так много, так много и в то же время, так мало, словом, мне нужно то, что вмещается в одно слово: счастье.

– Оно у тебя будет, не все сразу, – утешал ее Борис.

Когда они вышли на улицу, Тамила взяла Бориса под руку, прижалась как маленький ребенок к его плечу и всю дорогу щебетала, как сорока. В метро уже начался так называемый час пик, когда в каждом вагоне пассажиров как селедка в бочке. Бориса прижали к спутнице так, что он чувствовал каждую частичку ее тела, а она от несказанной радости то закрывала, то открывала глаза и не шевелилась, словно замерла.

На Арбате они долго гуляли, дурачились как в молодости, и этим Тамила заслоняла свою настоящую жизнь, полную неразрешимых противоречий.

Борис тоже будто проснулся. Он рад был тому, что их никто здесь не знает, никто на них не обращает внимания, и они принадлежат только себе.

– А, давай бродить всю ночь, – сказала Тамила.

– Нельзя, к нам начнет приставать милиция.

– Но я домой не хочу: там меня никто не ждет.

– Ладно, поедем ко мне, – сдался Борис.

– Поедем, поедем, с удовольствием, – запела Тамила и чмокнула Бориса в щеку.