Читать книгу Аналог - Вес – На - Страница 5

Первое что возникло в голове Ивана – разноцветные нити голосов. Они запекались в тугой запаянный временем клубок. Накладываясь друг на друга, перетягивая мысли и ложась параллельно, требовали сознание присоединиться.

Приоткрыв глаза, Иван догадался, что канаты состоят из слов, но смысл длинных предложений он никак не мог понять.

Сквозь набатный звон сознания проявился грязный стакан, голоса стали такими же мутными и разделились на не смыкающиеся грани, находящиеся в сотнях метров друг от друга.

– Смотрите-ка! Вроде очухивается Телик.

– Эй, Ваня, ты как?

Иван слышал голоса так, как будто они сначала проходили сквозь воду, а потом уже достигали его слуха, а слух тянул пудовой гирей голову в чёрную глубину.

– Ну, ты Сыч, ему и врубил!

– Так я от неожиданности! Открываю дверь – он бежит, и вы все орёте: «Держи его! Стой…», – извиняющимся тоном говорил Сыч, – у меня инстинкт…

БОМЖи – недавние эксперты и специалисты, собравшись вокруг нового постояльца не стремились найти справедливость вселенского масштаба. На фоне рухнувшей нерушимой системы социалистического общества, их искренне интересовал новый знакомый. То, что называется человечностью, в кругах, познавших бренность искусственно настроенных идеалов, даже не обсуждалось. Искусственное давно уступило место воспитанию и рефлексам.

– Ты главное предупреждай, когда инстинкт этот, тумблер в твоем чугунке щёлкает, чтобы свои успевали отойти, – пробубнил щуплый Костян двадцати лет от роду. Говоря он потирал щеку, но покидать окружение не спешил.

Смех надавил на барабанные перепонки Ивана, и ему показалось, что уши лопнули от боли.

– А, а-а-а!!! – заорал он, сжимая голову руками и корчась на грязном бетонном полу, – Сука! Сука! Тварь!

– Это Телик о тебе, Сыч! – хохотнул Сергей.

– Так ему можно, я ж его чуть без башки не оставил. Пусть… Может полегчает… – отходя от перенесённого в дальний угол склада Ивана, безразлично сказал Сыч.

Хорошо зная силу инстинкта выживания, он не сомневался в выздоровлении изобретателя. Однако, остро переживал неожиданно повышенное внимание к пришлому.

Оказавшись один в центре убежища, добавил голосом обиженного ребенка:

– Мужики, я ж выпить принес…

Никто не ответил, и Сыч побрел дальше в тень.

Иван затих, лишь слышалось в горячем летнем зное его глубокое размеренное дыханье.

– Пусть лежит, – тоном хозяина сказал Сергей, – отойдет. Пошли, поедим.

Все двинулись к дающей тусклый свет лампе в центре помещения.

В маленьком жёлтом пятне стоя на одном колене, приспосабливал под стол большой деревянный ящик Сыч.

– Во Телик ходячий, взял х-о-о-роший стол испортил, – сокрушался здоровяк, не задумываясь об инстинктах и искусственных вышках статуса.

– Мусор надо убрать, – констатировал Федора.

Когда принятый порядок вещей вернулся и на новом – более широком столе лежали скромные продукты, и стояло две полтора литровых бутылки самогонки Лизаветы Павловны, все заняли свои места и принялись есть. Ели тихо. Наливали часто.

Ужинали шесть человек – пятидесятилетний, плотного телосложения не высокий Сергей, инвалид – Погон, тощий старик – Федора, Сыч – как будто сошедший с экрана спецназовец; только грязный и голодный, девятнадцатилетний бывший детдомовец Костян, и совсем дряхлый на вид старик – с длинными, не стриженными, редкими седыми волосами и такой – же бородой.

– Ну, что, – первым заговорил Сергей, – обсудим сегодняшний день, друзья?

– Можно, – отозвался Погон.

– А ты не лезь поперек батьки, – беззубо шепелявя, отозвался старик.

Погон опустил глаза, как будто не желая испепелить взглядом сидящих за столом.

– Батя, что скажешь? – обратился Сергей к старику.

– Что сказать… Думаю если бы это был не он, он бы не побежал.

– Я тоже так думаю, – согласился Сергей.

Все остальные закивали в знак согласия.

– Значит, Петрович был прав? – спросил Федора.

– Я ж говорил! – вдруг горячо и от того громко на высоких нотах заговорил Костян.

– Петрович всегда правду говорит! Я Петровича Всю жизнь знаю … – паренёк осёкся и всхлипывая договорил: – Зна-л … Он всегда говори-л правду …

Костян опустил голову, и видно было, что ему не стоит наливать суровой настойки местной стряпухи.

– Ты иди, ложись, сынок! – Батя похлопал старческой рукой по предплечью паренька, шмыгающего носом.

– Налейте ещё, – голосом полным скорби попросил Костян.

– Можно, – согласился Батя, – помянем Петровича.

Все выпили молча. Закусили. Костян попытался встать, но сивуха лишила его равновесия, он повалился на Погона. Погон молча погрузил парня на плечо и понес в приспособленный для сна угол склада. Вернулся Погон с уже отстегнутой фальшивой культёй.

– Вырубился, – констатировал местный шеф безопасности.

Разрезая воцарившуюся тишину воспоминаний, из темноты полился густой, басовитый голос:

– В нашем городе больше не будет таких преступлений! Я вам заявляю, как прокурор города!

Сидящие за столом переглянулись, но на лицах не было страха, скорее безысходность застыла одинаковым отпечатком прижизненного слепка, и каждый мог видеть себя в смотревшем на него.

– Эти преступления позор для всех кто принёс присягу Родине! – продолжал Иван поставленным голосом.

– Как же это он так? – первым заговорил Сыч, – точно голос Пыжова!

Оставив выпивку и закуску, все встали и пошли на знакомый голос кабинетного начальника.

На сваленной в углу ветоши раскинув руки и ноги, лицом вверх, еле шевеля губами лежал Иван.

– Сыч, тяни лампу сюда, а вы тащите ящики, – приказал Батя, – вечер, похоже, будет долгим.

– Скажите, а у Вас есть подозреваемые? – зазвучал молодой женский голос из уст Ивана.

– Конечно! Я же сказал, что преступлений больше не будет! – сменил высокие ноты баритон прокурора.

– Конечно, не будет, урод! Это же ты убивал этих ребят! – закричал своим голосом Иван, – теперь, когда понял, что всё может вылезти, ты не будешь убивать! Ты не спрячешься! А я тебя вижу! Я знаю, что это ты! И я тебя достану, козёл!

– Извините, мне сообщают, что у нас неполадки в эфире, – женский голос, – у нас произошла техническая накладка – врезание другого канала.

– Конечно врезание, – надменно констатировал голос Ивана, – вам всем надо ещё глаза и уши врезать! Вы что ослепли? Пыжов убийца!

Иван заметался выброшенной на берег морской звездой. Сгребая и разбрасывая тряпки охрип в проклятиях и затих между сугробов отслуживших вещей.

– Вот блин Зорро! – хлопнул себя по ноге Сыч.

– Дурак, – мрачно сказал Погон.

– Да, заткнитесь вы, – рявкнул Сергей.

– В этом году доход населения увеличился на десять процентов, – отозвался Иван приглушенным женским голосом.

– Врёшь! – ответил сам себе собственным голосом.

– Что это? – полился женский голос.

– Это правда! – сменила женский голос собственная речь Ивана, – Ты всё врёшь, метёлка крашенная! Твою статистику сочиняют у тебя под юбкой!

– Безобразие! Это оскорбление! – Иван снова передал женские ноты и следом плач.

– Ах, ха, ха. Мы, звёзды, – появился новый молодой мужской голос, – должны быть всегда на высоте!

– Нет, ты должен в поле пахать! – грозно возразил Иван от себя.

– Не понял… – недоуменно прилип к звуковой волне молодой мужской голос.

– Это же Влад Влади! – узнал популярного певца Сыч, но стушевавшись под взглядами слушателей, замолчал.

– Чё ты не понял? – давил голос Ивана на звезду попа, – Иди в поле пахать! Мудями потряси на сенокосе!

– Я, талантливый певец! – возмущённый голос Влада Влади, – Это оскорбление!

Сыч снова не выдержал:

– Так его, Ваня! Дави его!

Сергей толкнул развеселившегося спецназовца в бок и проговорил шёпотом:

–Да, заткнись ты! Мешаешь.

Иван не останавливался и продолжал, как лучший пародист всех времен и народов:

– Ты талантом своим, раздвигаешь или вставляешь? Или как масть ляжет или как тебя уложат? – серьёзно спросил он невидимого оппонента.

– Хи, хи, хи, – засмеялся голосом девушки, видимо журналистки.

– Ты чё лыбишься, овца?! – потерял звёздную надменность Влад Влади.

– Мудак! – констатировал недостойное поведение молодого щегла голос Ивана, – Тебя в тундру надо, петь северному сиянью, чтоб оно искажалось сильнее!

– Гы – гы – гы, – одновременно грохнул смех присутствующих.

Иван снова заметался, запрокинул голову, застонал и затих.

С улицы послышалась трель сверчка. Где-то вдалеке электровоз подал два коротких гудка. Мужчины терпеливо ждали.

– Молчит что-то, – ещё продолжая посмеиваться сказал Федора.

– Настройка антенны сбилась, – весело подмигнул Погон, но сам скрыл удивление небывалой удаче и первым отошёл от незваного гостя в глубину склада.

Сев на давно ставшую привычной инвалидную коляску, мыслями обратился внутрь, ища рычаги, которые не могли не заржаветь под натиском солнечной радиации. Их давно разъело коррозией нравственности, залило сивухой покорности и засыпало пеплом надежды.

«Скоро, скоро придётся откапывать меч, похороненный долгими годами ожидания. Станет ли сила спасением или плахой – вот в чём вопрос».

Выпивая очередную порцию ночного тумана, монстр вздрогнул от иглы памяти, заметался по лабиринтам пор в поисках того, кто затронул сердечную мышцу городского гиганта.

Где-то на границе снов, за поющей рыбой и перед высотным шпилем, увидел Нианзу Ли ищущего то, что необходимо самому зверю. Оставил шахматную доску и шпиона, налегке отправился в Нью-Джерси.

Курортный Лонг-Бранч обдал сознание необычного путешественника солёным бризом. На балконе бунгало нервно поигрывая мышцами агент ЦРУ хмурит брови, пытаясь в прошлом найти потерянный след китайца.

«Я тебе помогу», – беззвучно обращается к американцу Рихард.

Один из верных солдат армии партизан молнией вонзается в тренированное тело. Агент ЦРУ подобно собаке, попавшей под дождь, пытается стряхнуть наваждение, но вскоре мысленно благодарит проведение за найденное звено в истории с «Теликом».

«Необходимо скомпрометировать Нианзу Ли», – решает американец и допив виски набирает засекреченный номер.

Отныне китайский шпион отмечен клеймом жертвы.

«Красная идея коммунизма не заменит сердце, а социалистическая машина не довезёт туда, куда можно лишь подняться по ступеням», – мысленно изрекает Рихард.

Предводитель армии партизан не всё знает, но охотника на свою добычу чует, как наг пробудившийся вулкан. Герой всех времен никому не прощает эмоциональных ошибок. Яркие вспышки чувств его конёк, за этого скакуна и держатся солнечные вампиры. Но скоро, скоро, он их лишит вечного двигателя – человеческих эмоций.

Старик за доской хитро осматривается. Поняв, что партию продолжить не с кем разочарованно поднимается и отправляется в парк покаяния ждать новой встречи.