Читать книгу Кузя - Виктор Блытов - Страница 6

Атаманское Правление располагалось в старинном двухэтажном здании. У входа стояли по полной казачьей форме дежурные казаки в высоких черных папахах и при шашках на перевязях через плечо. В дверях встретил казачий офицер с погонами старшего лейтенанта.

– Сотник Макаров, как доложить о госте? – спросил он, глядя на Кузьму.

– Это капитан 3-го ранга Гусаченко. Так и доложи! – ответил за Кузьму Павло Дмитриевич и затем, обернувшись к сопровождавшим казакам, сердито сказал, – шагом марш на дежурство, устроили здесь веселье! Сами теперь разберемся! А вот ты, Микола, задержись, доложишь Никите Прокофьевичу обстановку, что там и как было! – сказал он Павленко.

Сотник провел их в кабинет, где под картиной Екатерины Второй, вручающей дары запорожским казакам, сидел плотный бородатый дядька, за спиной которого был российский трехцветный флаг и знамя Кубанского казачьего войска.

– Что там у тебя, Павло Дмитриевич? Только ушел и опять назад. Что за моряка ты ко мне привел?

Тот вытянулся по стойке «смирно».

– Докладываю, Никита Прокофьевич! Нашим казачьим патрулем во главе с урядником Мыколой Павленко был задержан вернувшийся с Дальнего Востока на родную Кубань капитан 3-го ранга Гусаченко Кузьма Степанович. Вернее, не задержан, его попытались задержать, для проверки документов и выяснения обстоятельств появления в Краснодаре. По виду подозрительный! – он посмотрел на стоящего с курткой под рукой Кузьму, – поэтому его справедливо попытались задержать. Вопросов здесь нет. Я сам все видел, так как был рядом. Только вот оказия, трое задержать не смогли, а так все нормально!

Никита Прокофьевич сердито посмотрел на Кузьма и нахмурил брови.

– Как это трое не смогли? Наши вроде из десантуры?

– А так! Не смогли – и все! Еще двое подбежали помочь, так я уже вовремя остановил это Мамаево побоище, а то бы мы остались без наших казаков, и пришлось бы их лечить в больнице. Кузьма Гусаченко – морской офицер, прибыл на Родину в станицу Охотскую с Дальнего Востока и, как я понял, окончательно.

Он посмотрел еще раз на Кузьму и потом, понизив голос, уже почти шёпотом сказал:

– Он вполне может подойти вам для того дела, о котором мы давеча говорили с тобой и Науменко. По-моему, он спецназовец прирожденный. Один троих играючи и не самых слабых, одной рукой. Мы с тобой искали командира для нашего дела, а он – вот он здесь, сам прилетел к нам! Кстати, мы с его батькой Степаном немцев в гвардейской кубанской дивизии вместе рубали. Скажу честно, отменной храбрости казак. Разведчик он от Бога! Орден Славы и две «отваги» за ту войну.

Микола Павленко, в знак правильности доклада, стоя сзади, кивал головой и глупо улыбался.

Лицо Никиты Прокофьевича разгладилось, на нем появилась улыбка. Он, встав из-за большого стола, пошел навстречу Кузьме Гусаченко.

– Очень рад видеть вернувшегося на Родину казака! А чего небритый такой? – он погладил тыльной стороной руки щеки Кузьмы, – усы, понимаю – можно, казачья справа. А на щеках у тебя зачем трехдневная щетина? Ты же старший офицер. А у тебя, как у чеченского боевика!

– Так самолетом летел несколько дней. Побриться негде. Туалеты закрыты. Думал дома побреюсь уже! – начал оправдывался, как мальчишка, Кузьма.

– У меня здесь есть санитарная комната. Умывальник с туалетом. Можешь быстро побриться и помыться, привести себя в порядок. Бритва и туалетные принадлежности имеются? – спросил, засмеявшись, атаман, – а мы здесь стол с Павло Дмитриевичем пока сообразим. Небось, голодный с дороги? Подневаешь с нами, стариками, немного? И разговор к тебе есть серьезный.

Кузьма кивнул головой и быстро прошел за сотником Макаровым в умывальник приводить себя в порядок. Когда он вышел из умывальника, то круглый стол в соседней комнате был уже накрыт, в комнате на магнитофоне весело играла казачья мелодия, исполняемая известным на всю страну Кубанским казачьим хором:

На столе стояла украинская горилка, нарезаны были ветчина, колбаса, сало, на отдельной тарелке лежали маленькие огурчики, помидорчики и свежий зеленый лучок. Также в отдельной плошке лежала квашеная капуста. Рядом стояла тарелка с жареной рыбой.

– Чем богаты, капитан 3-го ранга, тем и рады! Сидай к столу, будь ласка! У нас все по-простому. Саня, разливай горилку по рюмкам! – скомандовал он сотнику Макарову.

– Не, погодите маленько, Никита Прокофьевич! – сказал растроганный Кузьма и кивнул на сумку, – у меня там дары Дальнего Востока. Немного купил для родителей, в Находку специально ездил. Горбуша холодного копчения.

Кузьма вынул из сумки завернутую в газету горбушу. По комнате сразу разнесся запах красной копченой рыбы.

– Родителям и вези! Убирай! Чего здесь достал? Я угощаю сегодня! У нас здесь добра хватит на всех. Кубанская рыбка! Такой, небось, давно не пробовал?

– Родителям еще есть, Никита Прокофьевич! То для вас, небольшой подарок от чистого сердца! – продолжал настаивать Кузьма.

– Раз так – спасибо! Для нас каждый родовой кубанский казак на вес золота. Мало нас на Кубани осталось. Сначала одна война, потом революция, потом расказачивание и выселения, потом вторая война. Немцы. Досталось казакам. Рады твоему возвращению, потому как есть для тебя здесь одно очень важное дело. Но об этом потом!

Пока сотник разливал горилку и резал рыбу, привезенную Кузьмой, Никита Прокофьевич в толстые круглые очки разглядывал Кузьму.

– Мне тут, пока ты брился, Микола Павленко рассказал, что ты владеешь интересной борьбой, – продолжил атаман, – троих положил одной левой и ничего не могли они с тобой сделать и, мало того, разоружил их милиционера. Расскажи, что за борьба? Мне дуже интересно!

– Японская, самурайская, немного развитая и усовершенствованная мной. Батя после войны на Амуре одно время охранял лагеря с пленными японцами, вот там и научился. Мы жили рядом с лагерем, и мальчишки каждый день бегали туда. Я одному японцу понравился, и он меня многому научил.

– А как объяснялись? – спросил атаман, накладывая себе на тарелку дальневосточной рыбы.

– А по-японски и объяснялись. Я выучил немного, голова светлая была. Вот и разговаривали. До сих пор помню. Много ведь общего между их самураями и нашими казаками. Мой наставник, звали его Хироси Такаяси, объяснил мне.

– Интересно рассказываешь! – задумался атаман, – я об этом как-то и не думал никогда. Но если взять историю, то, действительно, у нас много общего. Они рыцари и мы рыцари. И те, и другие военное сословие, образовавшие государство. Надо будет почитать научной литературы по этому вопросу. Сравнить обычаи. Это же целая тема для докторской диссертации. Интересно! За казацких самураев предлагаю поднять рюмки!

Он поднял рюмку и вслед за ним все присутствующие, кроме сотника Макарова, который еще что-то доставал из холодильника, подняли рюмки.

– Со знакомством! – скомандовал атаман.

Все присутствующие опустошили свои рюмки, кроме Кузьмы.

Кузьма осторожно поставил свою рюмку на стол, не поднося ко рту.

Атаман закусил водку огурчиками и посмотрел внимательно на Кузьму.

– Ты шо, каптри, совсем не пьешь?

– Совсем не пью, товарищ, вернее, господин атаман! Извините, не знаю, как правильно! – запутался в обращениях Кузьма.

Все засмеялись. Встретить непьющего казака на Кубани было делом практически невозможным. Атаман, видимо, принял это, как специфику службы на флоте.

– Как назовешь, сынок, так и будет правильно! А что не пьешь – одобряю! Для нашего дела, которое я хочу тебе предложить, это даже необходимо.

Кузьма подцепил вилкой маленький огурчик и положил себе на тарелку.

– Говоришь, в станицу Охотскую едешь? – раскраснелся после выпитой рюмки атаман, – а если я тебе предложу здесь остаться? Мы сейчас должны сформировать казачий разведбатальон для Чечни.

Он посмотрел по сторонам и продолжил:

– Верховный атаман Союза казаков России в Государственной Думе отстоял наше право на государственную казачью службу. Именно казачью службу, не в простых войсках, а именно разведка, диверсии и т. д. И нам пришло распоряжение из Министерства обороны сформировать разведбатальон для выполнения специальных задач. К нам уже прибыл полковник из главного разведуправления курировать подготовку этого батальона.

Кузьма сразу стал серьезным. Несколько лет он находился на Дальнем Востоке и искал себе работу по сердцу. А здесь не успел доехать до дома, как уже предложили военную службу.

Правильно говорят в станице: «Где родился, там и пригодился. Может, сразу надо было ехать домой?»

– Сейчас в Чечне уже находится казачий батальон имени генерала Ермолова, укомплектованный наспех разными людьми с Терека, Кубани и Дона, – продолжил Никита Прокофьевич, – есть проблемы, да и он используется не всегда по своему назначению. Вслед за батальоном имени Ермолова с Терека и мы получили разрешение на формирование кубанского разведывательно-диверсионного батальона. Его условное наименование «Тамань». Донцы тоже думают формировать батальон имени генерала Бакланова, но у них там такой разлад, что и говорить не хочется. Несколько войск там, куча атаманов. Никто никому не подчиняется. А от генеральских эполетов глаза рябят. Их казаки к нам едут служить. Вот ты, может, пригодился бы нам со своими знаниями и навыками, если согласишься? Ты же боевой офицер, хотя и флотский. Подумай!

Атаман закончил и внимательно посмотрел на Кузьму, ожидая, что он скажет.

– Товарищ атаман! – решился Кузьма называть так атамана, – я сначала к родителям съезжу, огляжусь там, а потом посмотрим. Несколько лет не был дома. Разрешите? Хоть немного отдохну.

– А времени у нас мало оглядываться осталось! – пробурчал в черную с проседью бороду атаман, – через месяц батальон должен быть готов к ведению боевых действий и выступить в Чечню.

– Так это ж война! А я боюсь, что не справлюсь! – засомневался сам в себе Кузьма.

– Ну, едешь в станицу – так в станицу. Езжай! Посоветуйся с отцом! Родину сейчас защищать надо. Мы казаков уже начинаем собирать в лагерях. Понятно, что подготовим, но без хорошего командира, сам понимаешь, отряд не отряд. А у тебя лицо хорошее и я верю тебе, что ты можешь справиться с этим важным заданием. Кем в станице думаешь работать, если не пойдешь в наш отряд?

– Пока не знаю, не думал! – покраснев, сказал Кузьма, – может, на железку, к отцу.

– Во-во, только и осталось! Офицер флота, капитан третьего ранга и на железную дорогу, рельсы таскать! Другого ничего не надумал? Тебя же минимум пять лет в военном училище учили. Присягу давал? Сейчас Родину защищать надо! Ты казак или нет? Или другие, необученные, должны тебя и твою семью защищать от супостатов? – раскрасневшись, наседал на Кузьму Никита Прокофьевич.

– Присягу давал Советскому Союзу, но Советского Союза больше нет! Значит, получается, что я свободен от присяги! – искал оправдания Кузьма, не ожидавший такого напора.

– Ты же не стране, а народу присягу давал! Вспомни слова! – продолжал наседать атаман, – ты казак или так?

– Казак, наверное, но я оказался не нужен армии, и меня сократили!

– Дураки, Кузьма, тебя сократили! Надо было их сократить, окопавшихся в тылу, моря не видевших и кораблей, а они оказались шустрее. Тебя, боевого офицера, сократили, как и многих других. Это беда нашей страны. Ты хочешь служить, а тебя сокращают. А тот не хочет служить, его силой заставляют.

– И что я должен был делать, по-вашему? – первый раз задумался Кузьма над этой проблемой, – если эту стенку даже головой не пробить? Если всех нормальных офицеров разогнали, повыгнали с флота и с армии? Боевых палубных летчиков с нашего авианосца в отставку отправили!

– Твоей вины в этом, Кузьма, нет, не корись! Это наша беда! Это проблема страны и народа, что посадили себе на шею кучу дармоедов, которым наплевать на страну и весь наш народ. Хотели, як лучше буде! Избавились от меченого Мишки, да пришли крокодилы, что позубастее его будут! Полстраны развалили, кровью залили, а сами сидят и пьянствуют!

Никита Прокофьевич встал и заходил по комнате.

– Создали в Чечне криминальную зону для отмывания своих грязных денег. А потом и войну развязали, когда между собой что-то не поделили. А сколько появилось защитников «мирного чеченского народа»: и исламские пропагандисты, и Европа, и США. Все аж злобой против России пышет! Развалить хотят Россию, Кузьма! Поэтому и нужны стали офицеры Родине такие, как ты. Не могу дать тебе недели, если ты воин и настоящий казак, а не ряженый, то должен понять, что сейчас решается в Чечне – быть России или не быть. Если Чечня у них пройдет, то завтра будет Ингушетия, потом Дагестан, Татарстан, Башкирия – все пройдут по этому пути. Видели мы все это уже и с Югославией. Времени у нас нет ждать. Чтобы вылезти их этого дерьма, надобно каждому, кто может держать в руке оружие, и готов встать в строй, найти свое место. Я предлагаю тебе место, на котором завтра начнет возрождаться наше казачество. Будь у меня сын, такой как ты, я бы ему поручил, так нет, дочки у меня! – заулыбался он, – когда еще внуков нарожают? Не гражданским же возглавлять святое дело возрождения России? Так ты согласен со мной или на железную дорогу? Рельсы ворочать? – спросил атаман и, назидательно подняв палец, сказал, – усмирить сегодня Чечню – это предотвратить завтра развал России!

Кузьма задумался. В комнате повисла тишина. Было стало даже слышно, как тикают большие часы, стоявшие в углу комнаты.

Павло Дмитриевич деликатно покашлял в кулак и его кашель стал слышен по всей комнате. Сотник Макаров застыл ледяной статуей около холодильника.

Пятерней Кузьма причесал волосы, немного успокоился и, подумав, сказал:

– Убедили вы меня, Никита Прокофьевич. Все сам видел, через все это прошел. Сам думал об этом, а вы смогли в трех словах растолковать. Но если это дело святое, я один его не потяну, нужны помощники. И если сегодня мы хотим возрождать казачество и казачью службу, то в первую очередь нам будут нужны офицеры спецназовцы, знакомые с горным делом, подрывной работой. Но я не спецназовец, а морской офицер. И в армейских делах немного понимаю! – Кузьма улыбнулся своей обезоруживающей открытой улыбкой и добавил, – вроде, армия у нас есть. Есть генералы Рохлин, Шаманов, которым, вроде как, можно верить, есть офицеры, не продавшие за баксы свою совесть. Но слишком много дураков, на мой взгляд, и предателей.

– Это ты правильно говоришь, Кузьма, и мое стариковское сердце радуют твои слова, что не перевелись нормальные, хорошие люди! – атаман пригладил пышную черную с сединой бороду, – дадим тебе офицеров и казаков с опытом. Десант, морская пехота, спецназ. Есть у нас такие и много. Соберем здесь на Кубани и на Дону. Уже собираем. В 1612 году Россия возрождалась с Нижнего Новгорода от простых людей, а сегодня надо, чтобы возрождение пошло от нас, от казаков. Нам в первую очередь нужны люди, у которых сердце болит за Родину, не безразличные люди. Не обижайся на старика. Я, как увидел тебя, сразу решение принял. Ты понравился мне. Во-первых, наш природный казак, во-вторых, недавно с армии, в-третьих, сердце у тебя золотое. Я сразу людей вижу, что от кого ждать можно! – засмеялся атаман и обратился к сотнику Макарову. – Сережа, позвони в Охотскую, там у нас военком, атаман нашей казачьей дружины. Зленко его фамилия. Пусть поговорит с Кузьмой. Он уже подбирает людей в отряд в окрестных станицах. Завтра уже начинается сбор подобранных казаков по всей Кубани в Марьинских лагерях.

– Как завтра? – удивился Кузьма, – а дом, а повидать родителей?

– Павло Дмитриевич! – обратился атаман к боевому товарищу отца, приведшему Кузьму, – позвони его отцу, поговори! Если казак добрый, то поймет ситуацию. Нам нужен, кровь из носа, командир отряда «Тамань», именно склада Кузьмы. А лучше – съезди в Охотскую. Возьмешь мою машину, заодно и Кузьму отвезешь.

– Нет, извини, Никита Прокофьевич, никак не могу сегодня! Разреши завтра съездить! – покраснел Павло Митрич, – брат жены моей Алевтины Геннадьевны – Николай Геннадьевич – третьего дня помер. Сегодня похороны вечером. Завтра я обязательно съезжу в Охотскую, повидаю боевого товарища и поговорю с ним по всем вопросам. А сегодня только позвоню Степану.

– Мои соболезнования тебе, Павло Дмитриевич!

Он прошел к сотнику Макарову.

– Сережа, отвезешь Павло Дмитриевича домой! Он спешит, потом Кузьму отвези в Охотскую, времени нет у него автобус ждать. А завтра с утра туда же поедешь с Павло Дмитриевичем.

– Будет сделано, господин атаман! – четко отчеканил сотник Макаров.

– Нет, не надо меня везти, я сам доберусь. У меня уже билет на автобус куплен и, потом, мне надо будет еще по магазинам пройти – гостинцы купить родителям! – воспротивился Кузьма.

– Как решишь, так и будет!

Павло Дмитриевич посмотрел на часы и сказал:

– Я пойду, пожалуй, Никита Прокофьевич. Пешком пройдусь, на такие дела негоже на атаманской машине ехать.

Атаман снова погладил бороду и, уже глядя на Кузьму, спросил:

– Даешь слово офицера, что не отступишь, а доведешь дело до конца?

– Слово морского офицера! – ответил Кузьма, понимая, что со стороны выглядит смешно, но он всегда считал, что морские офицеры на голову выше армейских.

Атаман усмехнулся в бороду.

– Слово морского офицера – не просто слово, а камень, гранит?

Кузьма смутился.

А атаман уже обратился к сотнику Макарову:

– Сережа, оформи мой указ на войскового старшину Гусаченко. Назначить командиром казачьего отряда специального назначения «Тамань».

Кузьма понял, что это не снится и все это серьезно.

– Твое звание капитан 3-го ранга, а сколько это звездочек? – спросил атаман.

– Одна большая, как у майора.

– Понятно! – атаман сделал серьезное лицо. – Сережа, пиши мой указ! Присвоить казачье звание войскового старшины Кузьме Гусаченко. Это три больших звездочки на погонах, но на ранг ниже казачьего полковника. Вот так!

– Будет сделано! – отчеканил Макаров.

– И еще, Кузьма, мы подобрали тебе помощника, тоже из морского спецназа. Будете вместе готовить отряд. ГРУ подключится, контрразведка поможет. Здесь все серьезно. Война.

– Буду рад с ним познакомиться! – ответил Кузьма, вставая.

– Микола Павленко! Проводишь нового командира на автобус. Поможешь ему купить подарки родителям! – подвел итоги застолья атаман, подходя к дверям.

Николай Павленко помог подобрать кофточку для матери, радиоприемник с часами-будильником для отца и небольшой кофейный сервиз на две персоны сестре с мужем. На этом деньги у Кузьмы и закончились.

Вместе пошли пешком на автовокзал. Кузьма шел и вдыхал теплый весенний воздух и радовался возвращению на Родину.

– Кузьма Степанович, ты на меня не обижайся, ради Бога. Дурак я! А дураков учат! – который раз повторял Павленко, заглядывая в глаза Кузьме.

– Да ты что, Николай? Проехали! Все нормально!

– Приезжай, Кузьма Степанович, поскорее в лагеря! Я тоже иду в отряд «Тамань» и уверен, что твой опыт там пригодится.

Они обнялись, попрощались и Кузьма сел в автобус, отходящий в станицу Охотскую. Вернее, автобус шел к морю в Туапсе, но по пути заезжал в стоящую немного в стороне от основной трассы станицу Охотскую. В стареньком автобусе народа было много. Галдели женщины. Было много вещей, видимо, что-то купили для домов. Кузьма уступил свое место немолодой женщине с маленьким ребенком и встал в проходе.

Уже отъезжая, Кузьма увидел махавшего ему рукой Николая Павленко. Скоро переехали мост через Кубань и Краснодар остался позади.

«Республика Адыгея» – прочитал Кузьма придорожную надпись и увидел среди домов минареты какой-то мечети с позолоченным полумесяцем наверху.

«Как все рассказать родителям? Как объяснить?» – думал он, покачиваясь в такт старенькому автобусу, весело подпрыгивающему на всех колдобинах.

У шофера надрывалась на весь автобус какая-то кавказская мелодия. Но Кузьма думал о другом. Он думал о новой службе и не представлял себя в должности командира разведбатальона.

Расположенная между Краснодаром – столицей Кубанского казачества – и портовым городом Новороссийск станица Охотская играла важнейшее, стратегическое значение в переброске грузов со всей России в Новороссийский порт.

Когда-то за Кубанью солдаты Охотского полка построили маленькое крепостное укрепление. Выгодное положение укрепления сразу стало понятным и горские партии набег за набегом делали на мешавшую им прорваться к богатым казачьим районам станицу. Солдатских сил стало не хватать, и высшим руководством Кавказской линии было принято решение кликнуть по станицам, так называемой Черномории, охотников, желающих переехать в станицу, способных воевать в сложных условиях.

Поехали жить в опасную станицу самые смелые, храбрые, не боявшиеся ничего, казаки. Жен они брали в набегах на черкесские аулы и поэтому в лицах многих станичников проглядывала смуглота и горбоносость горцев. Многие станичники сами породнились с горцами различных черкесских племен, оставшихся в России, и поддерживали с ними хорошие отношения.

Расказачивание после революции и гражданской войны силой ударило по станицам бывшего Кубанского казачьего войска, всех более или менее крепких хозяев выселили куда подальше. От Дальнего Востока и до казахских степей рассыпали бывших жителей Охотской станицы, оказавшей ожесточенное сопротивление красным войскам, без права возвращения и без разбирательства кто прав, а кто нет.

И лишь после смерти Сталина в станицу стали возвращаться небольшие остатки некогда выселенных казачьих семей. Тянуло казаков на Родину к своим куреням, к погостам предков.

В станице стала развиваться промышленность, прошла железная дорога и многие бывшие станичники пошли работать на производство и на железную дорогу. Дети, как правило, уезжали в военные училища в Ростов, Рязань, Краснодар, Харьков.

Стыдно казаку не служить в армии и поэтому служба в армии считалась чем-то необходимым для потомков казаков. Кузьма же удивил всю станицу, поехав учиться в Черноморское высшее военно-морское училище имени Нахимова. Наверное, он был первым из станицы, решившим стать моряком.

В стране наступили новые времена. Шла полным ходом Чубайсовская приватизация. В конце 1994 года началась война в Чечне, называвшаяся наведением порядка и разоружением вооруженных формирований или восстановлением конституционного порядка. Конца и края той войне не было видно, и даже невоенному человеку было понятно, что Российская армия, как всегда, к войне не готова.

Армия терпела поражение за поражением, и, хотя полки и бригады вроде продвигались в горы, занимали города и бывшие казачьи станицы, потери были несоизмеримы ситуации, а успехи оставляли желать лучшего.

Дух демократии и анархизма уже проник в армию, проел ее тысячами мелких дыр. Лучшие офицеры уже ушли из армии на вольные хлеба. А те, кто остались, были не в состоянии управлять подразделениями, служить примером для солдат, решать сложные задачи современного боя. Некоторые офицеры и даже генералы отказывались ехать в армию и служить.

Надо отметить, что значительная часть солдат и милиционеров в Чечне занимались откровенным мародерством. С непонятной жестокостью они расправлялись даже с мирным населением, со своими сослуживцами. Офицеры и прапорщики почти открыто торговали оружием, обмундированием, боеприпасами, продовольствием.

Заброшенная в Чечню и не готовая к длительным, тяжелым и кровопролитным боям, армия в условиях этой непонятной войны быстро разлагалась, и что самое страшное – не имела определенной цели. Более или менее сносно воевали только отдельные части, которые смогли сохранить нормальных командиров и нормальные взаимоотношения между солдатами. Потери армии ужасали. «Груз-200» стал нарицательным во многих городах России.

Некоторые солдаты и даже офицеры по призывам депутатов Государственной Думы от демократических фракций целыми отделениями сдавались вместе с оружием в плен, откровенно не выполняли приказов начальников.

В Чечню бросились по призыву либеральных СМИ и так называемых правозащитников матери пленных и пропавших без вести солдат. Они ходили от селения к селению, встречались с полевыми командирами, им что-то обещали. И в конечном итоге сами попадали в плен, становились рабынями в горных районах Чечни.

Руководители боевиков передвигались по Чечне, несмотря на блокпосты федеральных войск, практически свободно. А когда задерживались, то незамедлительно от руководства федеральной группировки проходила команда – «отпустить». Даже простым солдатам было понятно, что предательство в этой войне существует на самом высоком уровне.

У боевиков не было проблем с новым вооружением. Новые, самые современные виды вооружения поступали боевикам прямо с заводов, производивших эти вооружения. Обучение производили инструктора, прошедшие подготовку в американских учебных лагерях по стандартам НАТО. Боевики имели самые последние данные по размещению или передвижению тех или иных частей. Нападения на караваны с оружием, продовольствием и солдатами на горных дорогах и в местностях были постоянными. Раненые боевики лечились в самых лучших клиниках Грузии, Азербайджана, Германии, Украины и Турции и уже скоро вставали в строй.

На территории Кавказского региона исчезали целые эшелоны с товарами, продовольствием и вооружением. Рэкет, бандитизм, проституция, наркотики, торговля органами и детьми – вошли в лексикон всего населения в прошлом великой страны. В недалеком прошлом защитница прав населения милиция – сама втянулась в криминальные разборки и частично на стороне бандитов. Бандиты стали проникать во власть и принимать выгодные для себя законы.