Читать книгу Нет предела - Виктор Самуйлов - Страница 11

Логинов ждал Сарина внизу:

– Вы не возражаете, товарищ капитан, если поселимся вместе? Койка освободилась: майор Еремин, наш пропагандист, с тяжелым ранением отправлен в Союз.

– Что и вам достается?

Лейтенант поджал губы:

– Всем тут достается.

– Извини… Как тебя зовут?

– Логинов Андрей. Вот наша комната, располагайтесь. Давайте ваш продаттестат, предписание. Я быстро все оформлю. Ужинать в столовой будем, готовят у нас прекрасно.

Олег покачал головой. С виду бумажный, обидчивый, краснеет. Как попал сюда? Вздохнул: что им-то, соплякам, дома не сидится? Не спеша распаковал рюкзак, открыл чемодан. Разложил, развесил в одном из двух, стоящих у стены узких фанерных шкафчиков, свои немудреные пожитки. Хлопнул по одеялу: пыль облачком подлетела вверх. Вышел во двор. Поколотил от души матрас, одеяло, положил их на лавочку, сам сел рядом, в тенистой беседке. Вдоль дорожек, вокруг беседки – подстриженные аккуратно кусты шиповника. Сама беседка, как толстым зеленым ковром, увита плющом.

Вот это дерево Олегу знакомо: густая, красивая листва, стройный, крепкий ствол, крона усыпана наливающимися желтизной плодами – это абрикос. Урюк – так они звали и дерево, и плоды; шутя, обзывали ребят из южных республик: урюк, саксаул. Вот это что за куст: ветки колючие, плоды висят – похожи на гранаты, но зеленые. На некоторых кустах – ярко-пурпурные цветы. Листья плотные, кожистые, маслянисто блестящие, зеленые с верхней стороны, матовые – с нижней. Сарин не выдержал, подошел к дереву, наклонился над цветками.

– Нравится? – раздался сзади голос Логинова.

– Странное дерево, куст? Тут плоды, тут цветы…

– Это гранатовое дерево.

– Как у меня там, в порядке?

– Конечно, на ужин в столовую пойдем.

Сарин голодно вздохнул:

– Перекусить бы неплохо: есть хочется, с утра крошки во рту не было.

– Хорошо. Давайте по городу пройдемся, зайдем в духан.

Олегу захотелось полежать, помыслить, но обидеть отказом Андрея с первой минуты знакомства не захотел. Насторожили намеки Новикова. Кто там о нем будет беспокоится? Неужели Марина? Не послушала, сделала по-своему. Да! Такая баба любого заставит под свою дудку плясать. Но то и плохо.

Лейтенант, забыв о цели выхода в город, таскал Олега по всяким историческим местам, умотав Олега окончательно. Каждая мечеть, минарет служили поводом для обширной лекции. Сарина хитроумным орнаментом, яркими красками не удивишь. Почти два года по Узбекистану колесил, насмотрелся. Его больше на базар тянуло: в лавочку зайти, посмотреть, что по чем, как живут, во что одеты. Странно, конечно: бегут девчата в джинсах, попками крутят. Тут же, укутанная в темное покрывало, как в мешок, и лицо черной сеткой закрыто, семенит таинственная женская фигура. Средневековье! Старик в римской тоге важно прошествовал. Мальчишки периодически налетают: неугомонные, оборванные, грязные. Долдонят одно и то же: «Командир, дай бакшиш!» Если не обращать внимания, отстают. Олег не выдержал, запросил пощады:

– Давай все же поедим и по домам. Может, хватит на первый раз?

– Ой, извини, увлекся. Мы чуть-чуть до древнего императорского парка падишаха Бабура не дошли. Ну, это в следующий раз. Ты заметил, какая необычная архитектура минарета мечети Масджид Пулехеса.

– Конечно, конечно, очень интересно, – поспешил согласиться Олег. Ну, все, не даст мне житья этот востоковед: нашел свободные уши.

Они зашли в один из духанов, сели за грязный, липкий от пролитой пищи, столик. Заказали по две порции булони.

– Это что такое?

– Чебуреки. Почти как у нас. Только зелени внутри много, может одна только зелень в начинке быть, попробуй, вкусно.

– Почему мы в тот духан не зашли? Он, вроде посолидней.

– Тут безопасней. Хотя, кто знает. Они все вроде лояльны и новому режиму и интернационалистам. Деньги делают: жить то надо. Этот, по-видимому, на ХАД работает. Ходит и слушает. Посоветовали тут питаться.

Духанщик, жилистый, бородатый мужик с огромным носом и хитрыми маслянистыми глазками, сам принял заказ. С достоинством поклонился, рявкнул что-то цыганистому мальчишке. Тот немедленно протер столик грязной сальной тряпкой. Заметив ироничный взгляд Олега, пару раз крутанул по столешнице рукавом долгополой рубахи. Рукав навряд ли был чище тряпки. Через две минуты они с удовольствием вкушали булони, или чебуреки, запивая их абрикосовым соком, поглядывая на немногочисленных посетителей.

– Вкусно, – заметил Олег, – но поменьше бы специй: и сверху печет, и изнутри теперь жарит.

– Это вы зря, товарищ капитан, здесь не Кавказ или Дальний Восток: корейцы, чимча или аджика. Тут все в меру с учетом климата.

Олег покосился на группу мужчин, пьющих чай.

– Знаете, как их вон те шаровары по-нашему называются?

– Откуда…

– Португ.

– Серьезно?.. Портки!

– Длинная куртка – куртый.

– Это что же получается? Языки похожи? С монголо-татарами по нашим местам, наверное вместе шастали, – сделал неожиданный вывод Сарин.

– Это все может быть, – засмеялся Логинов, – но язык другой, без сомнения. На пушту говорят, на фарси или дари. Около пятидесяти процентов населения – пуштуны. Таджиков – девятнадцать процентов, есть узбеки, хазарейцы, чараймаки, туркмены. Основная религия – сунитский ислам, потом шииты – самые жестокие исмаилиты, но их всего два процента. Богатая верхушка, как у нас до революции, власть в кишлаках, в провинции держит. Народ в кабале, нищете… голод, отсталость.

– Что-то не заметил, что у них слишком нище и голодно.

– Логинов занервничал:

– Ну, это же город, цивилизация, столица.

– Понял вас: это, как у нас Москва: пол-России за колбасой в Кремль к Мавзолею едет, – улыбнулся Олег. Потом добавил: – Я с ребятами разговаривал, кивнул неопределенно, – трудолюбивый, гордый народ. Никто особенно не жалуется на затурканную жизнь.

Логинов мучительно покраснел, отвел глаза. Олег продолжил:

– Полчаса назад слушал я тебя, может и не внимательно, но слушал. Так не сложилось у меня впечатления, что ты этот народ забитым считаешь.

Андрей вскинул голову, сверкнул голубыми, с золотистой искоркой, глазами:

– Одно другому не мешает. Древняя культура, мудрая далекая цивилизация! Сколько тут всего! Он топнул ногой, – несметные сокровища…

– Понял, понял, – Сарин успокоил не на шутку разошедшегося лейтенанта.

На следующий день после завтрака к ним подошел невысокого роста, крепкий подвижный майор. Бронзовое, шелушащееся, обожженное солнцем лицо. Светло-голубые глаза прищурены, от них к вискам лучиком – трещинки незагорелой кожи. Поздоровался, представился: «Майор Андреев, зам по пропаганде и агитации кабульского гарнизона. Извиняюсь за настырность, и, может, некоторую беспардонность. Раскачиваться нет времени, короче так: первый раз я с вами прошвырнусь, дальше без меня: забот выше головы. Пока на текстильную фабрику. Место непростое: женщины – существа непредсказуемые, – насмешливо посмотрел на Логинова, – шагнули аж в коммунизм: а что? Раскрепощенная, забитая восточная баба… Сладу нет. Война идет, кто-то, что-то ляпнул… а у них близкие, далекие родственники и по ту и по эту сторону фронта. – Склонил голову к Олегу. – Андрея увидят, млеют до обморока. Никакой бузы. Даже старушки платочком прикрываются».

Майор понравился Сарину. Несмотря на некоторую суетность, обладал цепким, острым умом. В несколько минут объяснил Олегу, с чем тому придется столкнуться в их работе, все это с хорошим юмором. Обрисовал живо и доходчиво.

– Все может быть: провокации, диверсии. Главное – не паниковать. Кабульские предприятия – все ваши. Где начался разлад, брожения – вы там.

– Как мы узнаем, где эти брожения? – спросил Олег.

– Об этом не беспокойся: узнаешь, подскажут.

Отвел Сарина в сторону. Логинов разговаривал с молодым лейтенантом.

– Слушай, капитан! Андрей твой – переводчик, бесценный парень. Грамотный… Мне не понять, я работяга, технарь по движкам на АН-12. Десять лет в Завитинске протосковал: руки морозил, теперь тут отогреваю, – пошевелил узловатыми, с навечно въевшейся в кожу маслянистой чернотой, пальцами. – Филфак он закончил. Культура востока. Точно не знаю, как у них в университете обзывается. Родители… О! Высокие люди… В шоке, конечно: кто знал, что мальчишка ринется сюда? Не смотри, что звонкий – настоял, как скала. Мол, мне для работы нужно. Вот так. Тексты он готовит, сам же читает. Твоя основная обязанность – обеспечение его безопасности. Народ слушает. Новиков подсказал тебя к нему пристроить: боевой, обстрелянный офицер, взвод разведки, лучшего не придумаешь.

Сарин расстроился: «Нагородили! Обстрелянный!.. Роль штатного болтуна! Ох, Марина, Марина! Что наделала!»

Куда ни шло, замполит неприятная должность. Но, если летчик никудышный, штурман – тьфу, одна дорога в комиссары. Но, хоть работают ребята: квартиру под расширение выбить, ребенка в ясли, в сад устроить, с путевкой помочь. Ну и морально: кого поддержать, кого придержать. Не счесть, сколь таких мелочей в тихой гарнизонной жизни. Особенно, если полк по командировкам, вот как их: корабли, дальние походы. Пропагандистов не уважали: трепачи как один, и бабники. В лекционный час любую уговорят…

Андреев, заметив подавленное состояние Сарина, попытался его успокоить:

– Не навсегда, замену ждем. Еремина неделю, как выбили, завертишься, охнуть некогда будет.

Ехали долго. Центр проскочили, закрутились по тесным улочкам, зажатым стенами дувалов. Часто останавливались, пропуская встречные машины.

Шевельнулся Андреев.

– Не расстраивайся, капитан! Головной боли тут хватает. И пулю словить очень просто… Не так уверенно добавил, – агитируем, агитируем! Заварили кашу. Явно – наша ложка тут не к месту, – спохватился, сердито насупившись, замолчал.

В любой стране мира, и даже таком древнем городе, как Кабул, трикотажные фабрики расположены на окраине. Их уже ждали. В огромном пыльном цехе – сотни полторы женщин. Весело перешучиваются, строят глазки. Одежда простенькая: открытые халатики, на голове косынки. У некоторых, в основном, пожилых, плотные накидки, платок низко опущен на лицо. Майор, пробираясь, к импровизированной трибуне: сложенные друг на дружку тюки с мануфактурой, заметил Олегу:

– Все так, как и везде. Труд женский: мужиков не хватает, война. Плевали они на законы шариата. Девки – кровь с молоком, живут по общагам, ребята – безотцовщина. Они у нас самые идейные, равноправные и все такое… но и самые… только зацепи.

Говорил майор, лейтенант переводил. Слушали не особенно внимательно: хихикали, поглядывали на офицеров. Сарин заметил, что сопровождавшие их сарбозы по одному исчезают куда-то. Он, было, занервничал, но, увидев, как опустив головы, скрылись несколько женщин, только хмыкнул: «Понятно!..»

После лекции Логинов отвечал на вопросы. Андреев подсел к Олегу.

– Эх! Жаль тут курить нельзя. Смотри, Николай, не соблазнись! Вон та, раскосая, глаз с тебя не сводит.

– Они все тут раскосые. И зря ты! Что я, не понимаю?

– Что тут понимать! Хоть и шурави – под формой мужик играет. Отправили одного…, грузом двести. Нет, не подумай, что пугаю: предостерегаю. Сам знаешь: сто раз осечка, а единожды и кочерга брякнуть может. Все! Пора заканчивать. Андрей что-то краснеть начал, на нас оглядывается. Идем выручать.

Уже сидя в машине, Олег спросил Логинова, отчего тот так смутился?

– О жене спросили: красавица или нет, есть ли дети.

– А ты?

– Я ничего. Они всегда о женитьбе спрашивают.

– Чего же покраснел?

Шофер засмеялся:

– Успела его одна востроглазая чмокнуть в щечку, мол, знаем, что не женат.

– Следи, как бы не испортили мальчонку. Эх! Повезет же какой-нибудь!..

За месяц Сарин с Логиновым облазили весь Кабул. Где только не по бывали, ездили по афганским частям. Это самое простое: многие из офицеров учились в Союзе, русский знали и, как говорится, разделяли взгляды старшего соседа на положение в мире и стране. Однажды побывали в тюрьме. Ехать до нее оказалось довольно прилично: километров двадцать по асфальту и пять по проселку. Сопровождали какого-то журналиста. Позвонили из пятого управления ХАДа.

В комнату вбежал запыхавшийся Логинов:

– Собирайся, едем?

– Это куда? – Олег разомлел на койке, вставать не хотелось.

– В Полечархи, в тюрьму, с самыми заклятыми врагами увидимся.

– Всю жизнь мечтал, – недовольно пробурчал Сарин, трясясь в БТР по пыльному проселку. Рыжеватый, с усиками, мужчина, удивленно смотрел на Олега.

– Неужели вам не хочется узнать, о чем думали эти люди, совершая гнуснейшие преступления? Калечат детей, убивают стариков, насилуют женщин.

Чего они хотят? Им не нравится, что народ будет сам управлять страной?

– Да ладно Вам, что вы агитируете меня. У нас своих хватает и тюрем, и проблем.

Андрей толкнул Сарина в бок, Олег замолчал. И чего разворчался: ехать в такую жару неохота, вот чего. Но все же не пожалел, что пришлось тащиться по пыли целый час. Тюрьма его поразила: как в кино. Чистота, идеальный порядок: на кухне, на разделочных столах, приготовлены бараньи туши. Спортивная площадка – мечта, заключенные во время прогулки могут поиграть в футбол, волейбол. Есть штанга, гантели. Окончательно добило Сарина наличие плавательного бассейна. Разрешают плавать даже заключенным. Уже дома, сидя на койке, Олег возмущался:

– Ты видел, Андрей? Нет! Ты видел? Я тебя спрашиваю! У нас в военном, в высшем училище, где готовили цвет нации – летчиков – нет бассейна! Поволжье, лето, жара, духотища, окунуться бы – негде! Ты понимаешь – негде!..

Сарин встал, забегал по комнате. Логинов молча листал толстый, пыльный Талмуд.

– Так я не пойму, студент, где нищета, где? Радио, телеаппаратура, шмоток, продуктов, фруктов, – я в жизни в Союзе не видел столько даже во сне. Бывал в загранке, Ханой, Сокотра, Сен – Дени, есть что посмотреть. Но и там, и туда мы несли свободу, равенство и… – Олег упал на койку. – Идиот, чего мелю!!!

Но Логинов не отличался любопытством в житейских ситуациях, на оговорку Сарина, где тот побывал, не обратил внимания.

– Успокойся, товарищ капитан, мы ведь в кишлаках не бывали. Смотришь не так. Оно, это обилие, однобокое, рядом нищета, убожество.

– Ну, хорошо! – 0лег опять загорячился. – Действительно, я и в школе с трудом разбирался: где богатые, где бедные, тем более сейчас. Машина шикарная, «Жигуль – пятерочка», значит богатый. «Адидас» на ногах, «Вранглер» на заднице – буржуй.

– Не мешай работать, – отмахнулся от него Андрей.

– Болтун – находка для шпиона, – расстроено ворочался на постели Олег.

– Хорошо, Андрюха – лапоть, кроме своих фарси да пушту ничего не замечает.