Читать книгу Нет предела - Виктор Самуйлов - Страница 3

Ну, а если о вчерашнем, если поднапрячься… Вечер накануне, как обычно начался, так же привычно и закончился. Никаких неожиданностей не предвиделось, лишь бы по-умному домой добраться. Тронулись с малого, что потом было, и как Олег домой попал, в толк не взять. Ментовки избежал, в том и прелесть, но и еще что-то было?.. С утра разлепил веки: бутылка вермута у дивана – полная, тяжело покряхтел, похлопал себя по щекам, полный мрак… и сейчас не вспомнить, по чьей подсказке поперся в военкомат. Но ведь кто-то сбил его с толку? Кто там был? Что за разговор? Что-то очень важное произошло!? Посыл-то он удержал, а вот что к нему прилагалось, какой смысл этого посыла – вылетело напрочь. Да… такие дела, по всей видимости, за смыслом и приперся к военкому.

Встал сегодня ни свет, ни заря: охи да вздохи. С полчаса ходил возле стакана с вином. Опохмелился, отдышался, потащился в город: может, там прояснится. Нет – отлуп. Полный, пузатый полковник досадливо поморщился: «Ты соображаешь, куда лезешь?» Олег чертыхнулся. Не вспомнить, еще и жара эта…

Посмотрел через оконное стекло внутрь комнаты. Возвращался домой подавленный, расстроено ругал себя. Стекляшку в запале успешно миновал, но у винного остановился. Подумал, зашел, купил пару портвешка. Дерьмо винцо, но дешево и градусы есть. Стоят теперь бутылки на столике, в солнечных лучах кровавым рубином искрятся: краска хорошая. Опять ругнулся, зашел в комнату, налил полный стакан, посмотрел на свет: благородный, глубокий оттенок, а отрава. Вздохнул, зло сжался нутром. Все! АЗС вышелкиваю одним движением: выпил, хакнул свирепо, потер ладонью лицо, теперь – до победного конца.

И вдруг!.. Растеряно присел на диван. «Вспомнил! Все вспомнил!» Утром незабытая часть вчерашнего разговора потащила в военкомат. А нужно было чуть по-другому, в другое место. Стукнул кулаком по колену: «Ну, обормот! Ну, пьянь!» – вскочил, возбужденно забегал по комнате. Посмотрел на часы: все, сегодня поздно. Добро, себя в порядок приведу. А завтра?.. Завтра с утра в училище. Вышел, успокаиваясь, на балкон. Там! Вон… немного левее огромных, желтых корпусов турбинного завода! Во-о-н… кипеневыми, зелеными шапками клубятся ясени, тополя – их кроны. Чуть темнее, смотрятся осадистые холмы вершин, корявых от времени осокорей. Отсюда кажется эта зелень непролазно дремучей. А под нею совсем по-другому: ухоженные газоны, вдоль асфальтовых дорожек – постриженные ромбом кусты жасмина, шиповника. Обширный, пегий от зноя, замерший асфальтовый плац в окружении могучих, старых деревьев. Там все сурово, вечно, монументально: и деревья, и корпуса построек из бурого кирпича, выщербленного временем, со всевозможными портиками и балконами. В этой строгой тишине и жара как-то поспокойней. Возле плаца – двухэтажное здание, оно вроде не велико, вроде неказисто издали – штаб. Начальник училища и все его замы и службы в этом, с виду благосклонном, приветливом, строении находятся. Вот туда Олегу и нужно. «Балбес!» – опять ругнул себя. Но ведь и верно! Приказал себе, не трави душу. И не травил, как переехал, ни разу в те места не заглянул.

Вспомнил застолье в портовом ресторанчике, какого-то чина напротив! Вроде, подполковник… Разговор весь так и не восстановил в памяти, но и этого хватило, чтобы в нервном ознобе заметаться по комнате. Похоже, в его судьбе, в его жизни все может неожиданно перемениться. Сарин откинулся на спинку дивана. Ну что, парень? Не спугни, не напортачь… Ведь ты кричал! Орал! Истерики закатывал, как институтка… Почему тут… почему…? Вот тебе и почему…

До полуночи возился Олег: грязи и мусора за время холостяцкой жизни скопилось немало. Убрался, сполоснулся в ванной. Усмехнулся: «Стараюсь. Эх… Неспроста стараюсь! Сплюнь, – налил вина, с наслаждением выпил, – ну… краска!»

Развернул карамельку, забросил в рот, задумался. Может, рано занервничал, ладно, утро вечера мудренее. В сон провалился, как в яму. Открыл глаза с первыми лучами солнца. Балконная дверь открыта: дышалось легко, утренняя свежесть приятно бодрила. Золотистый лучик зацепился за уголок комнаты, отраженный стеклом, мягко надавил Сарину на прикрытые веки. Лежал тихо, трепетное ожидание замерло вместе с этим лучиком. Все у тебя будет хорошо! Все!..

В восемь Олег стоял у зеркала, разглядывая свое отражение. Тщательно отглаженная кремовая рубашка подчеркивала мужественную жесткость лица. Даже цвет глаз изменился. Появилась глубокая пытливая напряженность. Похлопал по карманам: документы на месте. Щелкнул ногтем по бутылке с вином: «Ну, с богом!»

Через КПП пропустили без вопросов. С замиранием сердца ступил под тень ясеневых крон, глубоко вздохнув, пошагал к штабу училища. «А вдруг, с пьяных глаз почудилось, или сам, этот подпол, наплел, чего попадя. Раскрутил себя, – даже приостановился. Матюкнулся, – Институтка!»

Дежурный по штабу задержал Сарина, – Вы к кому, по какому вопросу?

Олег глянул на часы, – По какому вопросу не знаю, к десяти начштаба вызывал.

Лейтенант равнодушно кивнул, – Идите, второй этаж, направо.

Сарин осторожно прошел по ковровому покрытию. Тихо – до звона. Стучит где-то пишущая машинка. Задержался у училищного знамени, кивнул в приветствии головой. Солдатик вытянулся. Знакомо: жарко, тяжко два часа на одном месте топтаться. Поднялся на второй этаж, остановился у оббитой, бордового цвета дерматином, двери. Табличка серебром сияет:

Вот оно что… Олег усмехнулся. Как давно это было!.. четырнадцать лет назад, штаб приема училища. Сарин одним из первых приехал из своей части, и его, и вот этого подполковника, а в то время рыжего, долговязого солдатика, бросили на прорыв, в помощь начбюро приема капитану Лагутину. Абитуриентов со всех концов страны – сотни. Да где там сотни, и это вспомнил: одна тысяча восемьсот человек прибыло. С утра до вечера с Генкой и еще парой солдат корпели над документами, оформляя ребят по всем службам. Им предстояла медкомиссия, потом вступительные экзамены.

Болоткова, студента политехнического института, после первого курса на год призвали в ВС. Парень грамотный, заметили, а может знакомство, служил год при училище. Дружили они в то время не очень долго, месяца два, пока Олег сдавал экзамены, а там дороги надолго разбежались. Встретились, когда Олег, окончив училище, распределялся по месту службы. Болотков после института остался в ВС: получил назначение на должность начальника строевого отдела в учебный полк. Предлагал Сарину в нем инструктором. Олег отмахнулся: не для меня, а вот на Дальний Восток – не откажусь, и совсем хорошо, если в морскую авиацию попаду. Так оно и получилось, поблагодарить Гену в то время не успел. Сейчас сделаю. Постучал, вошел.

– Вы к кому? – поднял голову от машинки рыжий лейтенант.

Сарин остолбенел, – Генка?..

– Нет, нет, все вот так. Наверное, вы давно не виделись. Лейтенант Зорин. Проходите.

Олег осторожно прикрыл за собой дверь, – Разрешите?

Из-за массивного стола поднялся высокий подполковник. Мелкая россыпь веснушек, седые с рыжинкой, виски, чуть одутловатое лицо, смеющиеся глаза и сталь в их темной глубине. «Он, Гена, несомненно, он!»

– Ну что? Узнал? Я уж искать хотел. Здравствуй!

Внимательно вглядываясь в друг друга, обнялись.

– Давай-ка по-старому: я – Гена, ты – Олег.

Сарин несколько смешался: вроде все так, но и готовность вытянуться перед высоким должностным лицом за два года разгильдяйской жизни не притупилась. Заметив мучения Олега, Болотков хлопнул его по плечу.

– Ладно, ладно, расслабься, давай присаживайся, поговорим. И без лирики. В общих чертах знаю, знаком с твоими метаниями и терзаниями, но треп под градусом все же не впечатляет.

Олег растеряно буркнул, – А что я тебе говорить должен? Ты не поп, в грехах исповедоваться не собираюсь. Вины с себя не списываю, если она есть… ни на кого не в обиде. Ну, а что лишнего наплел, извини, пьян был!

– Успокойся, – Генка встал, прошелся по кабинету. До этого сидел рядом с Сариным, теперь, немного подумав, занял свое обычное место. Что-то переложил на столе, выровнял телефоны: их целых четыре стояло по левую руку. Сдул невидимую пыль с полированной столешницы.

«Что ж ты нервничаешь, мой старый товарищ… – Олег ругнул себя, – пришел за делом, не лезь в бутылку»…

Болотков поднял голову, вонзил холодный, немигающий взгляд в Олега.

«Черт! Глаза, как штык ножи»…

– Ну что, капитан Сарин? В пекло лезешь! На передний край? Кровью что-то кому-то доказать хочешь? – усмехнулся, – кому! Ни-че-го! Не имеет смысла ни доказывать, ни, тем более, кровь за это лить! Ни перед кем ты, Олег, не виноват… И никто другой! Нахмурился, – только скажи, зачем к военкому без меня поперся, сопли распустил?

Сарин поежился, сердито задышал:

– Ну, что смотришь? Забыл или запил, о чем говорили? Или инициативу хотел проявить? Если запил, понятно. Если инициативу, то дурак! Сам знаешь как к этому в ВС относятся.

– Перебрал крепко, с утра опохмелился, в голове ералаш, вот и поехал, – Олег поморщился под внимательным прищуром глаз Болоткова, но взгляда не отвел.

– Военком же заметил твое состояние, о ком, говорит, беспокоишься? Бичара, алкаш подзаборный, подведет!

Сарин почувствовал, как наливаются кровью щеки.

– Ну, ну! Краснеешь, значит, все на месте. Давай помыслим. Ты должен понять: я тут, в отличие от некоторых, не опохмелялся, хотя и болел, а работал. Короче, поспрошал… извини. Есть некоторые неясности, но не главные, чисто бытовые.

Олегу казалось, Генка в некотором обязанном затруднении. Ему стало стыдно, еще больше обидно: «Чего навязываюсь?» Поднялся, – Извини, если дело, так дело, нет – так нет.

– Сядь, совсем распустился на гражданке. Ну, хорошо. По серьезному, желание твое, если, как говорится с позиции Родины, понятно и оправдано. А может, еще какой подтекст есть?

Олег нервничал под колючим взглядом Болоткова. Устало посмотрел тому в серо-стальные, холодные глаза, – Какой еще подтекст? Откуда? Пропадаю, как последняя падла, пропиваюсь, гнию заживо! Не сегодня – завтра под забором сдохну или своей блевотиной захлебнусь. Сколько там молодых, глупых гибнет, им бы жить да жить. Сам пойми, мутит меня от своей никчемности. Там хоть польза какая, а тут!.. – Олег махнул рукой, – Ну пью! От тоски, от ненужности. Не преступник, не вор…

Генка задумчиво постучал карандашом по столу, – Да… Не вор, не преступник. Тоска… ненужность… мутит. Да…

Олег следил за выражением лица начальника штаба. Вспомнил, что прочили когда-то Генке в институтских стенах высокие перспективы. А действительно, умница, какой умница в далекое время был Болотков. Зачем остался в армии?..

Генка поднялся, открыл сейф, достал неполную бутылку коньяка, две рюмки. Заметил ироничный взгляд Олега. Улыбнулся:

– А как же, и опохмеляемся… Тоже, – разлил коньяк, поднял стопку, – давай по чуть-чуть и к военкому. Есть возможность помочь герою, пожелавшему остаться неизвестным в выполнении своего интернационального долга, – сделал глоток: «Хорош!» – добавил, – в дружественной нам стране. – Остро глянул на Олега, повторил, – есть возможность, но очень – очень непросто это сделать, о-о-чень высокий уровень исполнителей.

Сарин почувствовал, как его начало знобить: жарища, духота, а лоб покрылся холодной испариной: «Не может быть! Не может быть!» – застучало в висках.

– Да не трясись ты раньше времени, – заметив состояние Олега, бросил Генка.

– Я не боюсь.

– Это понятно, что не боишься, а я вот боюсь, – Генка поставил было бутылку в сейф, подумал, отдал Олегу, – пристрой, пригодится, – крикнул в приоткрытую дверь, – Зорин, где машина?

– На месте, товарищ подполковник.

– Если что, я в военкомате.

– Все понял.

Подходя к газику, Болотков придержал Олега:

– Слушай внимательно. Официально с тобой никак не получается. Консультировались со своими в штабе округа. Можно сделать, но возни… и времени много уйдет – война, не дай бог, кончится… – поморщился, – затянули акт. – На что-то решаясь, заглянул Олегу в глаза, – без выкрутасов решил?

Сарин сердито боднул головой.

– Понятно… есть вариант, очень хороший, без сучка и задоринки. Два-три дня, и ты на месте. Твое разумное согласие нужно.

– Да согласен я! На все согласен!

– Не ори! – поморщился Генка, – с семьей у тебя все?! Развод!.. О матери хоть подумал? И приветы не шлешь. Кстати, почему?

– У нее своих забот хватает, не до меня. Не тяни!

– Не тяну, слушай! В тот день, как я тебя встретил, утонул по пьянке в Волге капитан Максимов. Направление у него в Афган, должность – командир мотострелкового взвода. Сегодня какое? Десятое июня. Пятого обязан был прибыть в часть. Тут какие-то именины, комендант сделал бумагу. Сам знаешь, как у нас, он вроде убыл, и в часть по идее должен прибыть, а хлоп – утопленник, и что ты думаешь?.. вот так! Теперь сообрази, что этому сердобольцу грозит.

– Что заслужил, то и получит, – так и не понимая, какая связь может быть между утопленником Максимовым и живым Сариным.

Болотков передернулся, как от зубной боли, – Ты вместо него поедешь!

– Ну и прекрасно, не обязательно летчиком, я на это и не рассчитывал.

– Каким летчиком? – взвыл Гена, – под его документами служить будешь: был Сарин, будешь Максимов! Ну, понял?

– Все понял…

– Да ничего ты не понял, садись в машину, поехали! До военкомата двадцать минут. Сиди, мысли.

Вся жизнь Сарина, как в калейдоскопе промчалась перед глазами, защемило сердце. Мама, сын, жена… И все, вроде, так удобно: шестой этаж, панорама. Работу найду, пить брошу… Вспомнив душную конторку, сжал зубы. Болотков молчит, чуть посматривает на Сарина. Машина уже давно стоит у ворот со звездой в половину железной створки. Спросить? У кого? Расслабился, прикрыл глаза, откинулся на спинку сиденья. И без того жесткие черты смуглого лица заострились, потемнела кожа подглазьев.

Болотков удовлетворенно хлопнул Олега по плечу.

– Ну что, осознал? Пошли.

Комендант, полковник в годах, поздоровался с Сариным за руку, чуть задержал ее.

– Орел… вижу… вижу: летун. А то заявился! Извини, как из мусорного бачка вытащили. Я все ж в годах и чины немалые. Да и дело непростое, – суетливо подвинул стулья. – Садитесь!

Пытливо глянул на Болоткова, тот ободряюще кивнул головой.

– Давайте, Андрей Яковлевич, ближе к делу, он в курсе.

– Ну-с, ну-с…

Полковник прихлопнул ладонью тощенькую папку.

– Ну, что, дорогой Максимов Николай! Времени у нас мало. Привыкай к новой фамилии, к имени. Времени в обрез. Срочно делаем документы: офицерскую книжку ты потерял, восстановили, потому и задержался, наказание, значит, понес, – военком перебросил листки бумаги на столе. – Так… тут порядок, тут нормально, тут… хорошо.

«Как же, – думал Олег, – ну, в этом личном деле подправят, а их ведь два. Другое где-то в верхах – дублируют друг друга». А впрочем… какие личные дала, я же Максимов… Офицерскую книжку новую, и все проблемы.

Заметив, как внимательно, напряженно всматривается Сарин в манипуляции Андрея Яковлевича, Болотков засмеялся.

– Не смотри карасем, Олег, он не щука. Бумага стерпит. В его конторе сотни таких, как ты, можно разжаловать, повысить, наградить, демобилизовать, – вздохнул устало.

– Давай бутылку!

– Минутку, минутку! – забеспокоился военком. – Ты, это, Гена, еще молодой, не наводи тень на плетень. «Демобилизовать… разжаловать… бумага стерпит», – полковник постучал кулаком об стол. – Первый раз такое! И человеку поможем и…

– Ну, ну, договаривай! – опять засмеялся Болотков.

– Да пошел ты! Идите фотографироваться. Форму у капитана Дроздова возьмете. Одна нога там, другая тут! Не мешкайте! Все потом. Ящик ставлю! Все! Валите!

Они зашли к дежурному, забрали китель, рубашку, галстук.

– Пройдемся, – предложил Генка. – Ну и пекло! А там ведь пеклей, по всем статьям пеклей!..

Олег молчал. Все произошло так неожиданно, стремительно: кошмарный, нереальный сон. Тряхнул головой. Так не бывает. А вот случилось! Зло подумал: «Крест на мне поставили. Хрен вам! Суну в рожу Ольге военный билет: смотри, с… сыну б сказать: не отворачивайся от отца, не стыдись…»

Как подслушав, Генка тяжело проговорил:

– Надеюсь, понимаешь, на что согласился… сам… назад пути нет. Всех под монастырь подведешь. Ни днем, ни ночью, ни в пьянке, ни в бреду – Максимов Николай, и точка.

– Да все понимаю, не пугай.

После фотоателье: фотки будут готовы через час, – зашли в пельменную. Заказали по две порции пельменей и по сто грамм коньяка. Расплачивался Генка и сам же обслужил столик. Немногочисленные посетители с интересом наблюдали, как высокий щеголеватый офицер с достоинством расставляет блюда, раскладывает ложки, ставит рюмки с коньяком перед гражданским. Олег часто заходил сюда: одно время работал рядом ночным воспитателем у ГПТУшников.

Улыбнулся. Как-то с Ольгой зашли перекусить. Уже в разводе были, случайно встретились. А тут девчата из училища: шушукаются, хихикают, ревниво, даже с пренебрежением спутницу Олега с ног до головы осмотрели. Та обиделась.

– Это за что они меня так?

А вот сегодня нет никого. Жаль, хотелось на девчонок глянуть. Сердце дрогнуло: может, видит он это в последний раз.

– Не тужи, – Генка поднял стопку. За тебя. За тебя, капитан!

Говорить не хотелось. Болотков не мешал. Молча прошлись по берегу Волги, постояли у вечного огня. Город изнемогал от полуденной жары, даже самое шумное, многолюдное место – базар, сиротливо притих. Сарин вглядывался в разморенные лица земляков: спешат по своим делам и не знают, что рядом с ними происходит. По крохам, по молекулам отрывал себя из обжитого, привычного мира. И эти люди, и он сам вчерашний, казались уже пустыми и не нужными. Так хотелось крикнуть: «Ну, что вы суетитесь, плохо ведь живете, наверно, не так нужно! Отступитесь от этих тенистых уютных улиц, рванитесь в желанное, в неизведанное…»

– Кем чувствуешь себя? Не дай бог, Матросовым! – вернул на грешную землю Олега Болотков.

– Ох, и дока ты, начштаба! – покачал головой Сарин.

– На том стоим, дорогуша, на том и стоим! Давай-ка, делами займемся.

Военком встретил их, как радушный, хлебосольный хозяин. Суетился, бегал, объяснял. Не солидно смотрелось поведение Андрея Яковлевича. Да черт с ним, нервничает, а как бы ты на его месте себя чувствовал? Хорошая работенка: теплая, денежная. Вот и трясется.

– В два дня желательно все оформить. И ты все подбери, чтоб ни сучка, ни задоринки, – разливая по рюмкам коньяк, напутствовал Болоткова военком, – Чтоб все честь по чести!

– Не волнуйся. Ты делай документы, он завтра будет готов. Сейчас, прямо от тебя, махнем на вещевой склад: экипируемся, как положено.

– Что их делать…

Садясь в машину, Олег спросил: «Слушай, начштаба, а как с квартиркой быть?»

– Как это?

– Ну, так это. Квартира у меня хорошая. Двухкомнатная.

– А что ж ты молчал? – растеряно зашипел Болотков.

– Выскочило из головы.

– Выскочило… разволновался. Хорошо, что не отвалилось. Кто там прописан?

– Я, один.

Генка стрельнул взглядом в сторону.

– Нет проблем: едем в жилфонд и в бюро по трудоустройству, потом к нотариусу. Ничего, дела житейские, – успокоил он Сарина.

– Трудоустраиваться зачем?

– Узнаешь, отмахнулся Болотков.

До вечера вопросы с квартирой утрясли. По документам завербовался Сарин рубить уголек в Воркуту. Составили завещание о наследовании жилплощади по истечении двух лет сыном Олега. При наступлении совершеннолетия он может поступать с квартирой, как ему заблагорассудиться.

Генка сначала заартачился, потом махнул рукой:

– Все правильно: много в рот положишь, можно и подавиться.

– Это ты о чем? – не понял присказки Олег.

– По бабам поехали, капитан, вот об этом я!

– Набрав выпивки, закуски, закатились к девчатам-швеям в барак.

– Что-то не по чину развлекаешься, – заметил Олег. Болотков, стоя на деревянном покосившемся крылечке, вытирая пот с лица, буркнул:

– Дитя трущоб, родился и вырос в этом бараке. В исключительных случаях навещаю: цени, капитан. Сарин наклонил голову, прищелкнул каблуками: «Почту за честь!»

Гулянка получилась ошаленная. Не успели они ступить в коридор, как их со всех сторон облепили детишки. Генка избавился от них по-барски: сунул красненькую черноглазой девчонке.

Светочка, мороженного на всех, – восторженно галдящая толпа вмиг очистила помещение. Болотков облегченно вздохнул, – «Вымогатели».

Барак двухэтажный, семей на пятьдесят, некоторые комнаты были заселены молодыми девчонками. Выглядывали их смазливые любопытные рожицы.

– Не заглядывай, не наш контингент, – Генка потащил Олега к угловой комнате:

– Тут мы жили, сейчас сестра с мужем ютятся.

– Что ж не подмогнул с квартирой: ужас какой-то, содом.

Болотков свирепо посмотрел на Сарина:

– Помолчал бы.

– Извини.

– Ладно, прощаю.

Сестра Генки – молодая, статная женщина с такой же серо-стальной колючей остринкой в глазах, встретила их довольно холодно.

– Тебя только и ждали!

– Галочка, в чем дело, что случилось? Полгода не виделись.

– После твоего «виденья», моего Ваську с работы чуть не поперли.

– Где же он сейчас, бедолага?

– В ночную, слава богу, отбыл, успел.

– Ну, тогда зови Верочку, друга в Афган провожаю.

Галина с интересом посмотрела на Олега.

– Ну, раз такое дело… зачем тебе Верочка? Кобель ты, Генка, хоть и шишка большая. Чего женщине голову крутишь? Отстань от нее, дай жизнь устроить.

– Ладно, ладно, завела, иди.

Сарин наблюдал за перепалкой. Чувствовалось: есть между сестрой и братом не только внешнее сходство. На Олега пахнуло домашним милым уютом, защипало в глазах.

Пришла Вера – полненькая хохотушка, потом еще постучали, еще: и через час комната не вмещала всех желающих выпить с отбывающим. Напутствия, пьяные речи, сигаретный дым, гитара, – все перемешалось в дикой какофонии. Сарин закручинился. Как ни приятно ему было, что искренне, по-человечески его провожают, а в душе боль: чужие люди его напутствуют в дорогу, чужие люди здоровья желают. Болотков подсел к нему, обнял за плечи.

– Извини, капитан, хотел праздник устроить. Ну, расслабься, что поделаешь? Жизнь такая проклятущая.

– Не извиняйся: тяжело мне – это да. Ну, а одному как? Верно все: мог бы и к своим с тоски ринуться.

Олег внимательно посмотрел Генке в глаза, тот свои не отвел.

– Верно понял, и это тоже… Ну, лады, меняем кабинет, пришло время по-тихому отдохнуть.

– Навряд ли получится, и сколько их можно менять, эти кабинеты. Тут на целую неделю работы.

– Успокойся, главную заповедь пьянки не забывай: больше пьешь, больше закусываешь.

Олег и без Генки знал святое правило застолий. Но в какой-то момент почувствовал, что еще чуть-чуть, и безобразно упадет под стол. Ринулся к Болоткову, тот отмахнулся.

– Галя, присмотри за капитаном.

Последнее, что помнил Сарин, это как поили чем-то сильно шибающим в нос. Вяло отметил: «нашатырь – уже не поможет». И темнота, провал, очнулся от крепких шлепков по щекам. Затем его схватили под мышки сильные руки, жестко куда-то потащили. Голова болела, тошнило, успел заметить во дворе газик Болоткова. Его поволокли мимо, к колонке в глубине двора, там слышался шум воды, приглушенные стоны, ругань, кто-то над Сариным пробасил:

– Хватит, товарищ подполковник, простудитесь. Капитана в порядок привести пора.

Олег и охнуть не успел, как его сунули под тугую ледяную струю. Сил сопротивляться не было: терпел.

– Ну, как?

– Хорош, дай дохнуть! – обессилено опустился на крылечко.

– Товарищ подполковник, ну разве так можно? Ваша все училище на ноги поставила.

– А… пошла она!

– Она то пошла, а я всю ночь вас искал.

– Ну и что ж не нашел?

– Со мной ездила.

– Да!.. Молодец, Гринев! На дембель первым поедешь.

– Она говорит, последним отправит.

– Хватит! Я пока начальник штаба! Эй, Са… Максимов, ты как?

– Ой, не могу, кишки вывернуло.

– Ничего, посиди, подыши. А и славно же мы гульнули! Давай так сделаем: сейчас мы тебя завезем домой. Учти, опохмелка за военкомом! Сам напросился… Подъедем после обеда. Не шастай, отлежись – времени мало.

– Где бродить? Ждать буду.

– Ну, добро, садись в машину. Погнали, Гринев.