Читать книгу Нет предела - Виктор Самуйлов - Страница 14

Через два часа Сарин метался по Кушкинскому гарнизону, пытаясь выяснить, где оборудование, предназначенное для типографии.

Вконец уставший, злой, потный, завалился к оперативному. Тот, уже знакомый майор, набросился на Олега.

– Где тебя носит: посыльный с ног сбился. Какой-то представитель с верхов ждет: рвет и мечет!

– Где типография? Где оборудование? Меня же за ним прислали!

– Ну, за ним. Оборудование в Ташкенте пока. Этот представитель бумаги или плакаты, может журналы, не знаю, макулатура короче: привез сам – лично из Москвы. С рук в руки желает передать. Оборудование – в следующий раз!

– Где он?

– Хрен его знает! Час над душой стоял. В столовку поперся, наверное, мурло сытое, столичное!

– Сарин вышел от оперативного, присел на лавочку. Мучительно захотелось увидеть Марину, заглянуть в глаза, вдохнуть неуловимый запах ее волос, прильнуть к разгоряченному телу. Со стороны подошел приземистый, полный мужчина: светлые брюки, светлая, с коротким рукавом рубашка. Руки, как у гуся лапы: успел, ошпарил солнцем; соломенная шляпа на голове – Хрущев, да и только.

– Здравствуйте, вы – Максимов?

Олег поднялся навстречу, поздоровался, – Да, я.

– Ну и хорошо, – облегченно вздохнул тот. – Вы какое-то оборудование бегаете ищете, я – вас, – похлопал себя по животу, – мешает, особенно не разбегаешься. Завидую: спортсмен – сразу видно. Можно бегать.

Сарин молчал.

– Зайдем к дежурному, там все на месте, все приготовлено.

Увидев четыре объемистых тюка, Олег присвистнул, пнул ногой: тюк даже не вздрогнул.

– Осторожно, – закричал представитель, – плакаты, брошюры. Политиздат, все высшего качества.

С тонну будет, прикинул вес Олег, хоть вроде и бумага.

– Давайте документы, – Сарин расписался в сопроводительной. Спросил у оперативного, – когда отправишь?

Тот зло буркнул, – Вообще бы не отправлять эту макулатуру. Солдатам вкусного побеспокоились бы или обмундировки путной по горам лазить.

Уже с порога мужик стремительно развернулся, подскочил к майору: – Что вы сказали? – выпучился, нервно подергивая толстыми губами, – я вас спрашиваю, что вы сказали, товарищ майор? Я представитель центрального отдела пропаганды вооруженных сил. Вы ответите за эти слова!

Майор вроде как испугался, побледнел. Но с последними словами председателя на его лицо наползла багровая краснота, глаза бешено округлились, он неожиданно громовым голосом заорал, – Я два года твоими брошюрами зад подтирал, и еще столько же могу, заодно и тебя для этого дела пристрою. А ну пошел отсюда, тля вонючая!

Мужик, схватив упавшую шляпу, вылетел за дверь. Оперативный, неожиданно спокойно закончил, – Иди, отдохни. Завтра после обеда отправлю, – кивнул насмешливо, – герой. У меня за неделю с десяток таких…, из отделов… Шляпу потерял, ничего, денька два-три пожарю – шелковый станет. Представитель!.. Политпи… ат!..

Попрощавшись с майором, Сарин с замиранием сердца направился к общежитию. За три прошедших месяца ничего, кажется, не изменилось в знойном ландшафте. Единственно, посерели клумбы, сгорели от жары цветы: стебли скукожились в серые, ломкие паутинки-хворостинки. Середина сентября, солнце непрерывным бликом сварки слепит глаза. Хорошо – очки – светофильтры. Печет немилосердно, сушь. И еще заметил Сарин – спокойно по гарнизону: не слыхать рева дизельных двигателей, народ и техника сварились от жары – попрятались, кто куда. Зашел в полумрак коридора – тихо, только в конце пенала негромкая музыка. Осторожно подошел, остановился у двери. Может, кто есть: У нее вроде в комнате музыка. Повернулся спиной, замешкался. Дверь распахнулась.

– Ну что же ты, Максимов? Я жду тебя!..

Эта ночь принадлежала Марине: она так хотела. «Я так мечтала об этом, Олежка. Не будет борьбы, мой милый! Сдаюсь! Делай, что хочешь со мной! Как тяжело вот так, извини. Муж два раза в неделю прилетает. Но я не его жду, тебя! Ничего не могу предпринять. И так, и так – все плохо получается. Дядя Федя ругается: «Не девочка, возьми себя в руки».

– Какой такой дядя?

– Начальник политотдела, полковник Новиков.

– … вы… знакомы?..

– Не удивляйся, они с мужем ровесники и друзья детства. Помогают друг – другу.

– Странная помощь со стороны дяди Феди, – насмешливо скосил глаза на Марину Олег.

– Ничего ты не понимаешь, Олежек. Они старше меня на двадцать лет. Новиков влюблен в мою маму до сих пор. Притащил к маме в семью этого Ларина. Все очень просто. В нашей среде так принято: выходить замуж за обеспеченных старых генералов, – зябко передернулась, – и содержать красивого, молодого любовника – нищего офицера.

Сарин промолчал, но, прощаясь, попросил:

– Мариночка, ты, пожалуйста, не вмешивайся. Пусть все движется, как написано и уготовано судьбой. Неловко мне при штабе отираться. Не сдерживай, не тормози!.. нищего офицера.

– Нет, Максимов, тут я не виновата: если задерживаю, значит так и написано. Не смогу – уйдешь, и опять по писаному. Ничего от нас в этом мире не зависит. Бузи, противься, Олежка, но произойдет так, как произойдет. Запал ты мне в душу еще тогда…, раненый беспомощный. Лукаво улыбнулась, – голых мужиков навидалась, но уж так ты был хорош… Ларин салфеткой прикрыл.

До конца октября три раза успел слетать в Кушку. Еще три незабываемых ночи Олег любил. Любил огрубевшей, изболевшейся душой, израненным, уставшим сердцем. Боялся, страшился своего чувства, неожиданного счастья. Был нежен, ласков. Как дикий зверь, живущий инстинктами, средь ежедневно, ежечасно грозящей ему смертельной опасности, переступая порог сокровенного, тайного, оставлял за ним все: кровь, грязь, страх, злобу. Любовь без ума, без расчета… наверное, такая неосмысленная, по настоящему глубока и искрення. Уйти сознанием из этого реального мира в беспредельность… раствориться там на мириады пылинок. Три ночи – три провала в неизведанное, и с первыми лучами солнца – возвращение в осознание земного мира. Они выплывали из небытия, из ниоткуда, удивленно лаская друг друга, узнавая, открывая себя каждому невесомому прикосновению, поцелую, взгляду.

В энергетический сгусток спрессовался Олег неуемным желанием встречи с любимой! Он хорошо понимал, чувствовал: так не бывает! Как ни высоки и искренни их чувства, в крайнем случае его, все должно закончиться обыденно и просто, и ждал этого, и боялся…

Работал в эти осенние дни много. Октябрь – слякотное, унылое время. В Афганистане, по сравнению с Союзом, осень упорно задерживается, палит солнце, упрямо повиснув на выжженном зноем до блеклой голубизны небосклоне. Дни стали только короче, да по ночам заметно холодит. Листья на деревьях и без того от зноя слабенькие, вялые, стали опадать. Банды моджахедов, готовясь к зимнему, сложному времени года: многие караванные тропы по ущельям завалит снегом, разобьет, размоет лавинами, – активизировались. Участились нападения на гарнизоны, колонны с продовольствием. Выезды по заданию, в одиночку, пришлось прекратить. Обязательно сопровождал БТР и машины с сарбозами. В очередной выезд на Джангальский авторемонтный завод машина сопровождения налетела на мину. Шофер и офицер-афганец, сидевший рядом с ним, погибли. Несколько солдат получили ранения.

Вечерами проводил тренировки с офицерами. Расстилали маты на волейбольной площадке, и часа три отрабатывали приемы. Сарин работал с ожесточением. Офицеры жаловались: «Ты что, Олег, звереешь, мы же не дрова». Подполковник Григорьев, бывший борец, классик в тяжелом весе, не раз сам гулко падал на подстеленный мат, попадаясь на прием Олега. Борцы – тяжи физически очень сильны, но в виду малой конкуренции, технически готовы слабовато. Сарину никакого труда не составляло раз за разом, себе в удовольствие, под одобрительные смешки смачно прикладывать особиста. Тот не обижался, кряхтел, поднимаясь с матов, и ворчал на нытиков: «Ну что ж вы как девицы, или лень раньше вас родилась! Пригодится в жизни. Вот случай могу рассказать». «Верим, верим», – галдели штабные, пытаясь улизнуть с занятий. Считали дело это, конечно, хорошим, стоящим, и без сомнения, полезным. Но, как говорится, есть и более приятные способы развлечения. Женщин в городке хватало: не очень с помятыми боками погусаришь.

В один из таких вечеров Новиков вызвал к себе Сарина.

– Садись поплотней, разговор серьезный, – выглядел полковник озабоченным. С грустью и сожалением взглянул на Олега, – Ну что, капитан, Сарин Олег! Вилась веревочка, а и тоньше стала. Не конец, нет! Я не о том, что ваша проделка с документами раскрыта, нет. Тут хорошо: очередное звание – майор капитану Максимову присвоено, и орден у тебя есть, Красной звезды, поздравляю! Достойная награда – заслуженно! Один лейтенант чего стоит! Опять же не в этом дело, – потер правый бок рукой, – болит. – Отвернулся к сейфу, бросил в рот что-то, запил водой прямо из графина. Видать сильно прихватило – поморщился, – извини, приболел немного. Да и пора. Хотел еще немного поработать, но… печень, – внимательно посмотрел на Олега, – Чуешь, к чему клоню?

У Олега вмиг заледенело внутри, ухнуло тягучим больным взрывом: «Как же мы, Марина?»

– Вижу, понял. Вот я и думаю: оба вы сумасброды. Захлестнула любовь, с головой накрыла. Ничего не видите, не понимаете. Я приветствую, рад за вас. Но… но… молоды, глупы, – полковник прошелся по кабинету. Остановился за спиной Сарина. Как в беседке, положил руку на плечо, чуть сжал, – Виноват я перед Мариной. Думал, уж она-то счастье познает, – помолчал, сумрачно продолжил, – Любовь!.. Дай Бог, сохранить вам ее, выжить в этом аду! – и сразу же без перехода, – просит майора Максимова к себе в отдел подполковник Григорьев. Не ошибусь, что на днях придет приказ о назначении его начальником особого отдела армии – очередная звездочка на погон, это уж как положено. Не тебе объяснять: если у нас просят или предлагают, ответа «нет» услышать никто не предполагает, тем более в таком ведомстве, – Новиков сел в кресло, чуть прислонился правым боком к столу, придавил боль ребром: мешки под глазами налились водяной синевой. – Тебя прошу! Возьми себя в руки! Ты же летчик, боец! Ни взглядом, ни во сне, ни наяву – не противься переводу. Навредишь не только себе, о других подумай. Черт с нами!.. – Новиков стукнул кулаком по столу, о Марине подумай!

Олег молчал. Глухое раздражение злой волной захлестнуло мозг, хотелось крикнуть: «Что вы за нас думаете, решаете?.. не трогайте!.. Мы… что мы… что!..» Сдавил пальцы в кулак: побелели костяшки, ногти впились в ладони. Как, просыпаясь, тряхнул головой.

– Ну и молодец! – облегченно вздохнул Новиков, я в тебе не сомневался. Любовь? Жертвенность? – с болью добавил, – Выбирать, решать сильному. Понятно, что спросить не ского за этот выбор… а как жить то сильным? Перед кем ответ держать? Кто спасибо скажет? – махнул устало рукой, – иди, думаю, в ближайшие дни все решится. Иди, увидимся.