Читать книгу Нет предела - Виктор Самуйлов - Страница 8

Олег двинулся к стойке, попросил еще стаканчик.

– Вам хватит, товарищ капитан.

Оглянулся. Лейтенант с повязкой «патруль» – стоит. Два солдатика за его спиной топчутся, глаза выставили. Сарин тряхнул головой. Не положено при рядовых офицеру замечание делать, да ладно уж. Поставил стакан с водкой на стол, кивнул седому, бичеватого вида мужику: «За мое здоровье вмажь!» Повернулся и чуть не бегом выскочил из кафе. Досадовал: сопляк, чуть что – за бутылку! Успокаиваясь, побрел по улице. Нашел окружной госпиталь, присел на лавочку в тенистом скверике, напротив. Долго сидел, вспоминая.

В одном из приземистых зданий, сложенных из бурого кирпича, в каком точно – не помнил, а хотелось, почему – то, осторожно, чуть испугано проследовать по гулкому коридору, войти в кабинет председателя комиссии, вновь услышать негромкий, с хрипотцой голос пожилого полковника: щеточка седых усов, внимательный усталый взгляд из-под кустистых бровей. Хорошие слова сказал тогда в напутствие будущему летчику мудрый доктор – узбек. Все вспомнилось, да поздно…

Смешно начал полковник:

– Сердце болит?

Олег растерялся:

– Как это?

Тот смеется:

– Значит, не болит. В школе успевал?

Тут все понятно. Сарин замялся, поежился и сейчас, сидя в душной тени. Строго, по-отцовски, чуть приподняв палец, выговорил седой узбек молодому солдатику: «Летчиком ты будешь отличным, не сомневаюсь, все у тебя для этого есть. Но помни – профессия суровая, слишком, может быть, возвышенно-романтическая, – подумал немного, добавил, – Сверху чуть по другому жизнь смотрится: необъятность, простор, видимая свобода. Пьянит это все! Голову кружит. Земля же матушка наша сурова. Вознесешься на крыльях славы, забудешься, возгордишься, – больно, ой, как больно может приласкать».

Странно и смешно прозвучали для Олега эти слова. «Взлетишь», «возгордишься». Далеким это казалось, нереальным. И при чем он? С чего нос задирать? Служил, летал как все… Одним штрихом обрисовал доктор – узбек судьбу Олега, предупредил… Не понял, не оценил. Отмахнулся: я – другой, я – сам с усам…

Переночевал Сарин в лётном городке, в казарме роты охраны. Темнело, да и устал сильно, не потащился на пересылку. Дежурный по части, молодой старлей, посетовал, что кроме солдатской койки, ничего путного предложить не может. «Мне достаточно, привык, на том спасибо», – поблагодарил Олег. В вязкой духоте нестерпимым показался когда-то привычный запах распаренных тел, прелых портянок, гуталина. Уснул только под утро, проснулся плохо, поднялся, весь разбитый. Болела голова, ныло тело.

В окошко увидел спортивный городок, нехотя вышел под крепко припекающее солнце. Вначале шагом, потом разогрелся, размялся, пробежал с десяток кругов по футбольному полю. С удовольствием попинал боксерскую грушу, крутнулся на перекладине. Взбодренный, сполоснулся по пояс водой, до красна растер тело вафельным полотенцем, предложенным каптерщиком, нахальным, окающими татарином. Тщательно выбрился, опять же с помощью услужливого каптенармуса. Пред очи майора на пересылку явился, благоухая тройным одеколоном, в отличном настроении. Тот с нескрываемой завистью окинул взглядом Олега.

– Молодец, капитан! Где ночевал?

– У солдат, в летном городке.

– Это неплохо. У нас перепились командировочные, комендантский взвод пришлось вызывать. Понять-то их можно… Ну, ладно, забирай вещи и на аэродром дуй. Часа через два будет борт с саперной техникой и оборудованием, место найдешь.

Командир АН-12 с сомнением поглядывал на группу улетавших. Набралось человек двадцать пять.

– Куда вас воткнуть? Ладно, – махнул рукой, – Лезьте, располагайтесь.

Заглянув в грузовой отсек, Олег оценил сомнения летчика. Чрево огромной машины под завязку было набито железными понтонами. Кое-как примостился у входного люка. Весь полет пассажиры с опаской посматривали на хоть и стянутые стальными тросами, но все же угрожающе нависшие над ними зеленые, огромные, ребристые поплавки. Летчик при посадке чувствительно грохнул машину о бетонку, многотонное содержимое грузового отсека накренилось, поехало в сторону Олега. Стальные тросы натянулись до звона. Бортинженер встревожено выглядывал из кабины. Самолет, вырулив со взлетки, сразу же остановился. Сарин подхватил вещи, выскочил на бетонку, за ним посыпались горохом остальные. Облегченно перевели дыхание. Высокий подполковник-десантник смачно выругался: «Б… ну летуны, с… чуть не угробили!»

Олег осмотрелся: до КДп топать с километр; к самолету спешила колонна машин. Решил подождать, может, подбросят. Разгрузка не заняла много времени. Через полчаса Олег стоял у саманного двухэтажного здания. Вошел в помещение, заглянул к коменданту. Тот выслушал Сарина, потрогал пальцем жиденькие белесые усики: «Жди, – кивнул в сторону приземистого дощатого строения, – Там располагайся, столовая за ним. Отбывать будешь, не забудь с довольствия сняться. Все!»

«Ну и дела!» – удивился Олег. Бывал он в далекие времена тут. Невзрачный, тихий гарнизон. Сейчас все видимое пространство забито пыльной техникой. Колючая проволока, палатки. Танки, машины, солдаты, офицеры – шагу ступить нельзя. Все озабоченные, занятые, носятся, как угорелые. Раскаленный воздух гудел, ревел от постоянно работающих моторов всей этой содомской техники. В Ташкенте и жарко, и душно от множества зелени, от тяжелого городского смога, но тут ничуть не лучше. Прошла колонна бронетранспортеров – туча пыли повисла в неподвижном раскаленном воздухе. Не успела эта осесть, протащили разбитый танк, – опять пылища. В борту танка небольшое рваное отверстие, краска на башне висит ржавыми лохмотьями, железо, вроде, в кровавых потеках. Олег долго стоял, провожая изувеченную машину взглядом. Зябко передернул плечами.

Зашел в буфет, немного перекусил. По морской многолетней привычке съел чашку борща, без второго, выпил три стакана компота. Отправился в дощаник устраиваться на ночлег. Свободную койку нашел быстро, затолкал чемодан и рюкзак под нее. Снял рубашку, повесил на предусмотрительно взятые с собой плечики.

– Давай знакомится, капитан!

Оглянулся: высокий, горбоносый майор, танкист, улыбаясь, протягивал руку:

– Майор Головлев. На ту сторону?

Олег пожал руку, представился.

– Да, на ту.

– Первый раз?

– Да, первый. Очень заметно?

– Нет! Держишься настороженно, как боишься чего. – майор оглушительно засмеялся. – Неплохо, но рано еще, – упал на соседнюю с Сариным койку. – Давай, выкладывай: куда, чего, как. Не стесняйся, я там был! В курс дела введу. Ну, чего молчишь? Обиделся? Нет?

Как объяснить этому горластому танкисту, что нет у Олега желания особенно откровенничать. И дружеских, близких отношений желательно избегать. Преодолев досаду, поведал о своих заботах.

– О! Чего волнуешься? Отлично! Нет проблем! Одной колонной идут. Я зампотех в твоем полку. Прибудут – посмотрим, примем, обмоем – все честь по чести! – хохотнул Головлев. – Кстати, как ты по этому самому делу? – майор щелкнул себя по горлу ногтем. – Тут без этого нельзя: пыль, грязь, – антисанитария, короче, печень прочищать треба! Ре-гу-ляр-но!

Сарин засмеялся:

– В меру я не против.

По сливоватому носу и сети мелких бурых прожилок на мясистых щеках легко можно было догадаться, что майор действительно дорожит своей печенью. И по всей видимости, протирочной жидкости в ведении его службы достаточно.

– На чем сидим, то и имеем? – не выдержал Сарин.

– Э ты о чем, капитан? – нахмурился Головлев. Открыл тумбочку, достал стеклянную, плоскую баклажку грамм на восемьсот. – А вообще, ты прав, конечно. Но не скажи. Должность паршивая, беспокойная, спасу нет. Печенку не почистишь – желчь задавит. Давай, двигайся.

Сарин хотел отказаться, передумал. Строить из себя девочку – не в его правилах. Лишь бы под хмельком не сболтнуть лишнего.

Головлев не выдержал:

– Ты что, Максимов! Не из этих, случаем: «Молчу-молчу»? Помалкиваешь, а я – душа нараспашку. Ты же командир мотострелкового взвода, разведка – самая гиблая должность: вся война на нас висит. Скажу тебе откровенно, Николай, ты мне должен завидовать, а не наоборот. Если бы не печенка… Ну, ладно, о чем мы… – Головлев достал литровую банку воды, два стакана, нарезанный дольками арбуз. – Знатная закусь: не захмелеешь; камни, песок, как из столетней старухи сыпятся. Ох, сколько этого добра заглатываешь: в день по ведру, не меньше.

Олег рассмеялся. С Головлевым скучать не придется. Да только вот личина эта – влез в шкуру, пропади она пропадом, хоронись теперь… Извинился:

– Не обращай внимания, я всегда такой.

– Может и так.

– Какое училище заканчивал?

«Ну, начинается…» – Политех. Остался…

– Вот как! Я в Москве инженеров сельского хозяйства закончил. Тоже остался. Родом откуда?

– Самарский.

– Городской или сельский?

– Сельский.

– Ты извини, что с расспросами пристал, я сам из деревни, с городскими тяжеловато. Форс давят.

– Да ладно тебе, я все понимаю.

– Ну, тогда Николай, поднимай!.. Во-первых, за знакомство, а самое главное, но это потом, за наше босоногое детство… Ух! – Головлев крякнул, втянул воздух. – Слабовато…

Олег часто задышал, хватая ртом воздух, – с ума сошел – чистоган.

– Какой там чистоган, градусов на шестьдесят, не больше. Вообще, предпочитаю чистый, полезней.

Олег откашлялся, схватил дольку арбуза, – Нашел лекарство!

– Убедишься! Давай еще по одной.

– Может, прогуляемся? – запросил пощады Олег.

– Отличная мысль, капитан. У меня тут официанточки знакомые есть. Очередные клиенты вчера отбыли, так я успел подсуетиться: выпивка наша – закуска ваша.

«Юморист ты, однако», – застегивая рубашку сердито подумал Олег. При всей бесшабашной поверхностной веселости, чувствовался в майоре основательный ум. Вопросы задавал не абы как. – «Прощупывает, гад. Может особист? Да нет. Прямо сразу налететь на стукача – такого не может быть».

По дороге к общежитию Головлев рассказал немного о себе. Олег слушал внимательно: «Боевой мужик. Понятно все. Болеет за ребят. Хочет знать, что за фрукт пожаловал». Рассказал, как в БРДМ висел над пропастью, на тросах, прицепленных к танкам. Машину жалко было, сам залез, чтобы движком помочь. Троса уже лопаться стали: еще чуть – чуть…, и подумать страшно: ущелье, вниз метров триста лететь. Головлев напрягся: «Успел цапнуть гуськами грунт, выскочил – и трос лопнул».

К девчатам они опоздали: гулянка шла – дым коромыслом. Женщины обрадовались прибавлению компании, кавалеры забеспокоились. Жгучий брюнет, десантник – капитан с лихорадочным, голодным блеском в глазах, даже побледнел:

– Эй, мужики, вы куда прете? Занято тут! Мы так не договаривались! – попытался выдавить офицеров в тесный коридорчик.

– Да всем хватит! – смеялись официантки.

– Мне мало! – горячился брюнет. – Мне всех мало… мне о-о-чень много надо: полгода впроголодь. Мужики, войдите в положение! – шипел он на ухо Сарину, хватая его за плечи горячими потными руками.

– Пойдем! – досадливо кивнул Олегу Головлев. – О чем говорить: оттуда ребята, им – вне очереди: живы, здоровы, все на месте. Пусть гуляют!

Майор насуплено топтался в коридоре, прислушиваясь к голосам за дверью.

– Не везет нам, Максимов, фатально не везет, особенно мне.