Читать книгу Янки при дворе губернатора - Виктор Сбитнев - Страница 11

Перед обедом позвонил Николай и доложил, что «пробил америкашек» по Интернету. Оказалось, что договор о сотрудничестве подписан на уровне городов-побратимов – между мэрами и депутатами: депутатом Госдумы от нашей области и соответствующим американским сенатором. Согласно ему двое американских преподавателей – специалистов по филологии и культуре – работают в интернате на постоянной основе в течение трёх лет с перспективой продления партнёрских отношений на каждый следующий год работы. Так же и двое наших культурологов работают в американском колледже. «Интересно, – подумал Альберт, – а наши тоже агенты?».

– Но, – добавил Николай, – стороны имеют право на время увеличивать преподавательский контингент, если в этом возникнет необходимость. Причём, делать это разрешено без дополнительных договорённостей. Такое право записано в первоначальный основной договор. Стало быть, они ничего не нарушают, а просто время от времени пользуются своими правами.

– А к кому ты мне ещё посоветуешь сходить? – Поинтересовался Альберт у няни.

– К учителю английского сходи. Он сейчас как раз дома. Я видела, как он по тропке шёл. – И няня указала рукой на нетипичную для здешних мест избу под красной черепичной крышей. Наскоро перекусив вчерашней ухой и маслятами с картошкой и сунув в карманы несколько упавших ночью яблок, Альберт вышел за калитку и, невольно морщась от запахов горящего торфа, бодро зашагал в сторону села. Молодой учитель английского языка Андрей Карлович Санталайнен жил со своими родителями-финнами за мостом, в третьем по порядку доме. Дом, и в самом деле, был построен не по-нашему: во-первых, стоял на сваях, во-вторых, весь был обложен фигурной плитой, а в-третьих, – хозяйственные пристройки для птиц и животных, имевшиеся при нём, были сложены из толстенного бруса и отапливались, что раздражало некоторых сельчан хотя бы потому, что многие из них и дома-то свои отапливали редко и неохотно. На двери во двор висела яркая табличка «Осторожно, злая собака!» и мерцала фосфором треугольная кнопка звонка, которую Альберт и нажал три раза. Внутри дома бездушный механический голос несколько раз повторил хозяевам по-английски, что гость просит отворить ему входную дверь. Именно это старший Санталайнен, Карл Юханович, и сделал. На вид ему было лет шестьдесят, но при седой шевелюре он носил огромную чёрную бороду, артистично подвязанную какой-то иноземной тесьмой.

– Проходите, пожалуйста, – сказал он с ощутимым финским акцентом. – Будьте, как дома.

Альберт, благодарно кивнув, крепко пожал хозяину руку, слегка наклонившись при этом в знак особого расположения. Учитель английского выглядел явно моложе своих лет, напоминая Альберту его самого едва ли не двадцатилетней давности. Он говорил по-русски уже без всякого акцента и тут же предложил гостю выпить по рюмочке за знакомство. Выпили они, естественно, не по одной, а по три. А потом хозяйка дома Марта Густавовна принесла кофе со сливками и ароматными домашними кексами к нему. В комнате Андрея, – а они очень быстро перешли с Альбертом на ты, – стоял аромат ромашки и зверобоя, пучки которых были развешены над книжными стеллажами.

– Убивают микробов и фильтруют воздух, – кивнул на высушенные травы учитель. Альберт похвалил, заметив, что тоже собирается увезти домой, в город, мешок с травами. Заговорили об интернате. Альберт из осторожности сказал, что хотел бы написать о пожарах в крае и о том, как образовательное учреждение, известное на всю область своим английским уклоном, готово к выживанию в столь неординарных условиях.

– Да как все, так и мы, – несколько смутившись от последнего, сказанного Альбертом, ответил Андрей. – Впрочем, бывают у нас тут кураторы из области, довольно часто, кстати. Причём, нередко приезжают довольно крупные шишки. Вот первый заместитель губернатора Аслан Гареев вчера приезжал. Говорят, с огнём учил бороться на берегу нашей речки. Разожгли мангал, приготовили мясо, а потом при помощи коньяка начали с ним бороться… Альберт на это только засмеялся, не зло в общем, хотя, конечно, тут же прикинул: «Англичанин» тоже, вроде как, не любит всей этой бодяги с американцами». Пользуясь нависшей паузой, прямо спросил:

– Если честно, Андрей, пожар пожаром, но меня более интересует, так сказать, ваша англо-саксонская кухня. Не нравится мне она и вам, я чувствую, тоже. Почему? Ты в значительной мере стоишь ближе к ней, к кухне этой, чем многие остальные, поскольку преподаёшь английский, видишь, как работают американцы, можешь оценить результаты этой работы…

– Ну, это не совсем так. Тесно с ними общаются только завуч по воспитательной работе и директор. Завуч, её Анна Соломоновна Липовецкая зовут, тоже, кстати, англо-немецкое отделение иняза окончила с красным дипломом, особенно близка с американскими коллегами. Собственно, она их и «пробила». Сначала в Америке была месяца два, наверное, – на стажировке, а через полгода после её приезда появились первые двое из Штатов. Тут и директор, Софья Петровна, подключилась. Она – математик, а соответственно и прозвище у неё – Софья Ковалевская, хотя, если честно, на великую математичку она абсолютно не походит.

– А у Соломоновны? – с нескрываемым интересом спросил Альберт.

– У неё мужское прозвище… Соломон.

– Хитра?

– А то! Будет десять минут говорить, а когда закончит, и не упомнишь ничего из того, что она говорила. И все с ней соглашаются, кроме меня да учителя труда. Впрочем, он весною утоп в лесном озере, якобы в пьяном виде…

– Андрей, а ты-то чего ж с американцами не очень? Ведь, если исходить из твоего рода деятельности, то…

– Да не получилось как-то, не срослось. Я, может, больше других не понимаю, чего они хотят. Я ведь тоже пару лет назад был в Штатах, занимался с американскими детьми и подростками, знакомил их с нашей культурой, но совсем не так, как это стали делать они здесь, у нас в интернате. Ведь это хамство какое-то, а не гуманитарное сотрудничество. Знаешь, закон Нипеля?

– Знаю. Туда дуй, а обратно… – понимающе кивая головой, ответил Альберт.

– Вот-вот. Из наших детей они высосали буквально всю интересующую их информацию, а обратно гонят разную пургу – главным образом, это чистая, порой весьма примитивная пропаганда американского образа жизни. Да ты слышал, наверное, что недавно их чёрный президент заявил всем своим подопечным, что они, американцы, люди особые, наделённые свыше миссионерскими правами. Вот эти, которые здесь, тоже так считают. И не только считают, но и действуют. А это уже, по нашим законам, статья УК… Да и неприятно, если честно, работать с такими рядом. И, понимаешь, ну были бы среди них разные, как это обычно случается, а то ведь все как под одну гребёнку подстрижены.

– Все – это молодой мулат с таким солидным белым и молодая красивая брюнетка? – Попытался уточнить Альберт.

– Мулат часто приезжает в гости с другого места работы. И не только он, кстати. Но все здешние гости из США очень похожи на этого солидного, как ты говоришь, белого.

– Ясно. Видимо, идеологическую чистку прошли, как у нас в СССР было.

– Это ты точно заметил, – глаза учителя хищно сверкнули. – Мышление у них никакое не демократическое, а самое настоящее имперское. Они – великая империя, а все остальные, включая и Россию, доминионы и колонии. А колониальная политика, знаешь ли, чувствуется сразу, и практически в любом, даже самом искусном её носителе. Ну, и мне нередко удаётся, вольно – невольно, подслушать их разговоры.

– Может, поделишься? – Хитро подмигнул Альберт.

– Если в общих чертах, – с сомнительной интонацией в голосе проговорил Андрей, – поскольку всё же не люблю подслушивать чужих разговоров, тушуюсь, а потому неважно запоминаю.

– Очень жаль! – В голосе Альберта слышалась явная досада. – И всё же, на что ты мне посоветуешь обратить внимание?

– Хотя бы на то, о чём мы говорили выше. На то, что они, возможно, отобраны для выполнения неких, не предусмотренных заключённым соглашением, планов. Понимаешь, многие реплики говорят о неком контролируемом ими воспитательном процессе, а этого в соглашении нет. Воспитывать наших детей америкосам не поручали, только просвещать и обучать языку, ставить произношение, знакомить с англо – язычной культурой. Но, понимаешь, они этой культуры сами ни хрена не знают. Например, я знаю её много лучше, глубже, полнее. Тогда, скажи на милость, на фиг они нам тут нужны? То есть, с моей точки зрения, они неплохие психологи, социологи и даже артисты, но культурологи, филологи – никакие… А перед психологами, как ты понимаешь, стоят совершенно иные задачи.

– А от психологии, между прочим, недалеко и до психотерапии… – выдал как бы случайную реплику Альберт.

– Вижу, ты меня прекрасно понял. Я, в общем-то, к этому и вёл. Понимаешь, подозрительно ведь не то, что американцы несколько не так трактуют свои обязательства. Это как раз нормально: каждая страна, а тем более империя, работает по большому счёту, прежде всего, на себя. Всё остальное – по остаточному принципу. Но в нашем случае нет ничего остаточного. И знаешь, почему? Потому, что американцы работают не столько на себя, сколько против нас. А нам это надо?

– Ну, раз они здесь появились, значит нам это надо. Только вот кого понимать под словом «нам»? – С этими словами Альберт вызывающе посмотрел Андрею прямо в глаза и услышал в кустах шиповника под окнами дома какой-то хруст. Такой звук издаёт ломающийся под ногой сук или какой-нибудь пластмассовый предмет, на который случайно наступили или облокотились. Альберт весь напрягся и даже вытянул шею в сторону хруста, но в это время, несколько смешавшись, Андрей, разведя руками, с ощутимым вызовом обратился в его сторону:

– Я надеюсь, ты понимаешь, что ни меня, ни тебя, ни моего отца, ни твою тётю. Думаю, что и президенту нашему купно с правительством такие помощники на образовательной ниве не нужны. Но есть, есть у нас пятая колонна… и в администрации президента, и в правительстве, и в нашей областной администрации, и вот прямо здесь, у нас с тобой под носом, в руководстве интернатом. Всех этих господ – членов этой колонны разделяют разве что объёмы заработков за ренегатство. Те, кто наверху, имеют за свою, так сказать, проамериканскую толерантность миллионы и миллионы, а местные – тысячи или десятки тысяч баксов. Я так думаю. И у меня есть на это кое-какие основания. Как ты объяснишь смысл такой фразы, сказанной одним из американских преподавателей: «Первая часть плана выполнена. Жду завтра перевода. Проверю по карточке». Или: «Ольга и Лена согласились ехать в Штаты на наших условиях. Надо теперь их отцов уламывать. И матерей в придачу. У них здесь всё решают женщины». Кстати, Ольга и Лена – это подруги из десятого класса, то есть уже вполне взрослые девушки, причём, очень умные, явно идущие на золотые или серебряные медали, у которых родственники пойдут на поводу. Американцев, к слову сказать, интересуют только такие воспитанники интерната, хотя, если почитать договор, то всё должно быть совсем не так. Они значатся специалистами по отстающим и даже не совсем умственно полноценным. Говорили и о нашем руководстве. О директоре – очень пренебрежительно, в том смысле, что платить ей не за что, что она – полная дура и полностью зависит от завуча. А о завуче – с некоторой злобой и даже опаской: что с ней надо держать ухо востро, льстить ей и даже… переспать ещё раз. В общем, я так понял, что один америкос уже имел с ней интим… после этих их шашлыков. Словом, получается полный американский уклон.