Читать книгу «Порог толерантности». Идеология и практика нового расизма - Виктор Шнирельман - Страница 9

ООН с самого своего возникновения резко выступала против какой-либо дискриминации, основанной на различиях расы, пола, языка и религии. В ее Уставе имеется специальный пункт, утверждающий равноправие людей независимо от расы или этнической принадлежности. В рамках ООН были приняты Конвенция о предупреждении и наказании преступлений геноцида (9 декабря 1948 г.), Декларация о ликвидации всех видов расовой дискриминации (20 ноября 1963 г.) и Конвенция об устранении всех форм расовой дискриминации (21 декабря 1965 г.)[443]. В 1971 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию № 2545 о специальных мерах по борьбе с нацизмом и расовой нетерпимостью, а в 1973 г. Конвенцию о пресечении преступлений апартеида и наказании за него. Борьба с расовой дискриминацией объявлена безусловной международно-правовой обязанностью всех государств – членов ООН[444].

Если в 1930-х гг., когда все еще господствовал «научный расизм», попытки отдельных ученых поднять научную общественность на борьбу с расизмом имели на Западе весьма скромные результаты[445], то после войны общественные настроения резко изменились. В конце 1940-х гг. при ЮНЕСКО был организован Комитет антропологов, психологов и социологов, подготовивших Декларацию по расовым проблемам. Она была опубликована 18 июля 1950 г. и стала предметом широкого обсуждения[446]. В связи с тем что она вызвала волну весьма неоднозначной критики, Комитет был преобразован и на этот раз включил одних лишь биологов. Новая Декларация о расах и расовых различиях появилась в июне 1951 г. В обоих документах недвусмысленно подчеркивалось, что человечество представлено единым биологическим видом, что у его отдельных расовых групп имеется гораздо больше генетических сходств, чем различий, и что эти группы способны к беспрепятственной метисации. Поэтому какой-либо вред от смешения рас отрицался. Авторы убеждали, что интеллектуальные или психологические различия, если они имелись, были следствием среды, образования и обучения и не имели никакого отношения к физическим («расовым») признакам. То же самое относилось и к культуре, особенности которой предлагалось искать в своеобразии исторического развития, а не в генах.

В то же время первая Декларация обращала внимание на определенную произвольность отождествления отдельных национальных, религиозных, географических, лингвистических и культурных групп с «расами», что свойственно общественному мнению. Во избежание этого, по предложению одного из авторов текста Эшли Монтегю, рекомендовалось использовать в таких смыслах термин «этнические группы». Кроме того, отмечая вред «расового мифа», авторы с негодованием клеймили любую дискриминацию, основанную на биологических признаках. Они называли расу «социальным мифом» и отрицали тот факт, что группы будто бы отличаются врожденными психическими чертами. В то же время авторы отстаивали идею, согласно которой «биологические исследования подтверждают этику всеобщего братства» и что «у человека дух сотрудничества… имеет более глубокие корни, чем любая своекорыстная тенденция»[447]. Именно последнее вызвало наибольшие возражения критиков, упрекавших авторов текста в «наивно-гуманистическом подходе». Немало критиков не могли согласиться и с отказом от понятия «раса». Были и такие, кто не желали подвергать сомнению связь духовных качеств с физическими[448].

Вторая Декларация была выдержана в более строгих научных тонах. Ее авторы фактически признали, что вопрос о психических групповых признаках остается нерешенным. Однако, признавая различие «национальных групп» по психическим особенностям, они отказывались объяснять это расовой принадлежностью. Они категорически заявляли, что «генетические различия ни в какой степени не определяют социальных и культурных различий между человеческими группами». Однако социальные проблемы, включая дискриминацию, авторы этого текста предпочли не обсуждать[449]. В силу половинчатости такого рода заявлений они, как считают некоторые авторы, оказали поддержку отжившей концепции «расы», основанной на фенотипических признаках[450].

Проект новой Декларации о расе и расовых предрассудках обсуждался ведущими специалистами-антропологами в Москве в августе 1964 г. во время VII Международного конгресса антропологических и этнологических наук, а ее окончательный вариант был принят в Париже в сентябре 1967 г. В ней подчеркивалось, что популяционная концепция лучше отражает действительность, чем расовый подход. При этом популяция представлялась относительно эндогамной группой, но не закрытой для обмена генами с другими подобными популяциями. Ученые объясняли, что различные «расовые» признаки передавались по наследству не каким-либо устойчивым набором, а по отдельности или в самых разных сочетаниях друг с другом. Поэтому резких генетических границ между популяциями ожидать не приходилось, и прежнее представление о четких биологических различиях между «расами» оказалось под вопросом. Новая Декларация шла дальше своих предшественниц, объявляя «межрасовые» браки не просто возможными, но имеющими положительное адаптивное значение. Теперь специалисты признавали право отдельных дискриминируемых групп отстаивать свою «расовую идентичность», но категорически отрицали связь культурных особенностей с каким-либо генетическим наследием. Все группы, независимо от физического типа, провозглашались способными к культурному прогрессу, а культуре придавалось гораздо большее значение в жизни человека, чем биологическому развитию[451].

Весной 1981 г. в Афинах под эгидой ЮНЕСКО прошел симпозиум, направленный против расизма и расовой дискриминации. Собравшиеся там специалисты (генетики, физические антропологи, медики, психологи и др.) подписали Декларацию, в которой, в частности, говорилось: «Установлено, что различие между генетической структурой двух индивидуумов, принадлежащих к одной и той же группе людей, может быть намного больше, чем различие между усредненными генетическими структурами двух групп людей. Это открытие исключает возможность выработки сколько-нибудь объективного и устойчивого определения различных рас и, соответственно, лишает слово “раса” большей части его биологического значения». Кроме того, было заявлено о невозможности установления какой-либо иерархии групп людей, ибо «ни одна группа не обладает последовательной генной наследственностью». Этот документ выступал против апартеида и геноцида, а также предостерегал против непродуманного применения коэффициента умственных способностей для содействия расовой дискриминации[452].

Рассмотренные выше декларации, инициированные ЮНЕСКО, имели огромное значение, создав теоретические и правовые основы для борьбы с расизмом. Некоторые авторы считают, что своим рождением антирасистское движение обязано именно этим декларациям[453]. В то же время последние иной раз подвергаются критике за сохранение «расового языка», недоучет политической роли расизма в современном обществе и уступки неоколониальной доктрине[454].

В Международной конвенции о ликвидации всех форм расовой дискриминации, принятой Генеральной Ассамблеей ООН 21 декабря 1965 г., говорилось: «Выражение “расовая дискриминация” означает любое различие, исключение, ограничение или предпочтение, основанное на признаках расы, цвета кожи, родового, национального или этнического происхождения, имеющие целью или следствием уничтожение или умаление признания, использования или осуществления на равных началах прав человека или основных свобод в политической, экономической, социальной, культурной или любых других областях общественной жизни»[455]. Существенно, что в этом документе этничность приравнивается к расе и покушение на нее признается «расовой дискриминацией».

В контексте споров о «расе» заслуживает внимание заявление Американской антропологической ассоциации, написанное Одри Смедли и принятое 17 мая 1998 г. Имеет смысл привести пространные выдержки из него, чтобы лучше понять позицию американских антропологов и социальный контекст, в котором оно формировалось. Там говорилось: «Данные, полученные генетическим анализом (ДНК), показывают, что значительная часть физической вариативности, до 94 %, обнаруживается внутри так называемых расовых групп. Условные географические “расовые” группировки отличаются друг от друга только 6 % своих генов. Это означает, что вариативность внутри “расовых” группировок много выше, чем между ними… В тенденции вариативность каждого данного физического признака в пространственном измерении демонстрирует постепенность, а не скачкообразный характер изменений. А так как физические признаки наследуются независимо друг от друга, знание об ареале одного признака не позволяет судить о наличии других… Такие факты делают любые попытки устанавливать строгие границы между биологическими популяциями произвольными и субъективными… Исторические исследования показывают, что идея “расы” всегда означала нечто большее, чем просто физические различия; и действительно, физическое разнообразие внутри человеческого вида имеет лишь социальный смысл и именно тот, который люди ему приписывают. Сегодня специалисты разного профиля доказывают, что “раса” в американском понимании была социальным механизмом, изобретенным в XVIII в. для обозначения групп населения, живших совместно в колониальной Америке: англичан и других выходцев из Европы, покоренных индейцев, а также африканцев, завезенных для рабского труда.

Тем самым “раса” была способом классификации, специально применявшимся для людей в колониальной ситуации. Она вбирала в себя нараставшую идеологию неравенства, призванную осмыслить отношение европейцев к покоренным и порабощенным народам и их обращение с ними… В итоге “раса” как идеология, апеллирующая к человеческой вариативности, была разнесена по другим регионам мира. Она стала стратегией, которой повсюду руководствовались колониальные державы для разделения, ранжирования и контроля за колониальным населением… Во время Второй мировой войны нацисты во главе с Адольфом Гитлером с благодарностью восприняли идеологию “расы” и “расовых” различий и довели ее до логического конца – истребления 11 млн людей “низших рас” (евреев, цыган, африканцев, гомосексуалистов и пр.) и других невообразимых жестокостей Холокоста…

Таким образом, “раса” сформировалась как мировоззрение, набор априорных суждений, искажавших наши представления о человеческих различиях и групповом поведении. Расовые представления создают мифы о сути разнообразия человеческого вида и о способностях и поведении людей, усредненных “расовыми” категориями. Эти мифы смешивают в общественном представлении поведение с физическими чертами, препятствуя правильному пониманию биологического многообразия и культурного поведения тем, что предполагают их генетическую подоснову. Расовые мифы не имеют никакого отношения к реальным человеческим способностям или поведению.

Сегодня ученые понимают, что доверие к таким народным представлениям о человеческих различиях не раз приводило исследователей к ошибкам. Антропологические знания говорят о том, что все нормальные люди способны обучиться любому культурному поведению. Об этом ясно свидетельствует американский опыт, ибо иммигранты, исконно связанные с сотнями различных языковых и культурных групп, в той или иной мере приобщились к американским культуре и поведению. Мало того, люди самого разного физического типа усваивали разное культурное поведение и продолжают это делать сегодня, когда современные транспортные средства позволяют миллионам иммигрантов расселяться по всему миру.

…Принимая во внимание все, что мы знаем о способностях нормальных людей обучаться и жить внутри любой культуры, мы приходим к выводу о том, что современное неравенство между так называемыми “расовыми” группами не является следствием их биологического наследия, а сложилось и продолжает поддерживаться в современных особых социальных, экономических, образовательных и политических условиях»[456].

Важно подчеркнуть, что в американской науке это заявление отнюдь не рассматривается как догма, а подвергается критическому обсуждению. Например, у философа Наоми Зак вызвали неудовлетворение некоторые, на ее взгляд, не вполне логичные формулировки. Она подчеркивает, что критика эссенциализма не должна приводить к радикальному отказу от понятия «расы»: ведь если «расы» нет, то, во-первых, нет смысла говорить о «расово смешанных браках», во-вторых, становятся неясными причины расизма, в-третьих, исчезает обоснование для аффирмативных действий. Поэтому, как она настаивает, следует менять не слова и понятия, а их содержание. Наконец, по ее мнению, эссенциализм разрушают не столько научные споры о «расе», сколько межрасовые браки и появление новых идентичностей[457]. В ответ на эти замечания, признанные им отчасти справедливыми, известный антрополог Ли Бэйкер посоветовал не искать логики в политике, ибо вопрос о «расе» относится не к биологии, а к проблеме гегемонии. Что же касается заявления, то его главной целью было показать, что «раса» является продуктом социальной, а не естественной истории и больше имеет отношение к фольклору, социологии и идеологии, чем к биологии или генетике[458].

Таким образом, для большинства американских антропологов, как и многих ученых других специальностей, вопрос о расе сегодня находится в сфере политики и имеет прямое отношение к сложившемуся социальному неравенству. А в сфере биологии и генетики это понятие потеряло свою былую эвристическую ценность. При этом следует понимать, что все это относится прежде всего к так называемым «большим расам». Сложнее обстоит дело с популяциями, которые по-прежнему входят в антропологический инструментарий. Однако специалисты сознают, что они тоже являются статистическими категориями, не имеющими строго установленных границ.