Читать книгу Соло - Виктория Александровна Миско - Страница 9

«Дом – это там, где нас любят», – гласил плакат на стене в коридоре, всегда встречающий гостей. Однажды услышав эту истину от своей однокурсницы, судья Том Фроззи твердо решил, что повесит эти слова в коридоре своего дома, который построит для любимой семьи.

Сейчас, спустя около 20 лет, дом был построен, а эти душевные слова меньше навевали тепло и уют, а больше – тоску. Перед глазами всплывали студенческие годы, окрашенные в нежные цвета забытых проблем и яркие огоньки глаз той, которая ни на миг не осталась забытой в его сердце. На фоне однообразных оттенков юности ее глаза, губы, голос были единственным ярким созвездием. Эти слова были данью прошлому и делали его большой дом на толику уютнее, не смотря на одиночество комнат и отсутствие звонких детских голосов.

Посещая свой дом в очередной раз, он закрывал дверь, каждый раз устало садился на обувную лавочку напротив плаката, вчитывался и прислушивался к себе. Пока в нем отзывались чувства, Том продолжал верить, что живет, и гордился принятым одиночеством.

Однако сегодня в нем бешено колотилось сердце и без воспоминаний, навеянных ее словами: на заднем сиденье автомобиля, что остался на парковке у Суда, оказалась папка с делом, которое завтра ему предстояло вести, сидя в судейском кресле. Квалификации Тома Фроззи не хватило, чтобы стать одним из Главных судей, но на месте консультанта он чувствовал себя гораздо комфортнее. Его жизнь заключалась в поездках из города в город с отсутствием ежедневных заседаний и собраний – все это позволяло забыться, не вспоминать. Он проводил жизнь в разъездах, изредка возвращаясь в свой дом в городе Центрального суда, присаживаясь перед плакатом и вновь возвращаясь всеми мыслями к своей единственной любви.

Ее звали Надин, но в своих мыслях он всегда называл ее Надеждой. Так, рассказывала она однажды перед парой по истории, ее называла бабушка – главный и непобедимый кумир детства. Надин часто вспоминала о своей семье, сильно скучая по дому в первые года учебы в Университете, и искала любую возможность и время, чтобы уехать. Том же мечтал, что именно он станет для нее утешением и семьей здесь, но она продолжала твердить, целуя его на перроне в холодную щеку, что «Дом-это там, где нас любят» и вбегала в вагон, а он лишь грустно соглашался.

Том оторвался от прописанных воспоминаний и прошел внутрь холодного дома. Сегодня в этой гостиной за дубовым столом он должен был тщательно обдумать ход дела, которое предстояло разрешить завтра в лучшую сторону. Он прикоснулся к дереву столешницы и мирно постучал.

Такой же стук раздался в коридоре. Уезжая, Том обесточил дом, и электронный звонок не работал. Вновь окинув взглядом плакат, судья, торопясь, открыл дверь, уронив ключи. В темноте придомовой территории было сложно различить того, кто решил посетить его в столь поздний час. Том поднял ключи и прищурился, пытаясь рассмотреть гостя. В ответ женская фигура шагнула на ступеньки, встревоженно и тепло блеснув огоньками глаз. Судья отступил, и женщина зашла внутрь дома, остановившись с замершей улыбкой.

Он никогда не умел разговаривать с женщинами: все это выглядело как каламбур из вычитанных научных фактов и комплиментов. Не любил их взглядов, будто познающих тебя изнутри, и улыбок, способных скрыть даже скорбь.

В этих размышлениях он закрыл дверь и, щелкнув счетчиком, включил электричество. Два огонька потухли в свете огромной люстры, и они оба закрыли на миг глаза, привыкая к освещению. Когда Том увидел женщину вновь, широко открыв глаза, она же стояла к нему спиной и рассматривала плакат. Он обвел ее фигуру глазами, трепетно касаясь каждой линии тела, и ощутил, как его дом становится Домом, в котором любят. Например, он любит ее.

Надин опустилась на корточки у стены под плакатом и закрыла лицо руками. Он же безмолвно стоял и смотрел на нее сверху вниз, желая, чтобы это положение изменилось, но так и не решаясь заговорить.

– Я увидела твою машину возле Суда сегодня днем, – ее голос долетал до него через вакуум любви.

Он кивнул. Только для этого он и потратил час, пешком добираясь до дома после недельный поездки в окраинный центр. Оставил машину возле Суда, рассуждая, что она узнает об этом.

– Я не надеялась, что они вызовут тебя: слышала, что ты консультировал кого-то на другом конце страны. Я не думала, что они вызовут тебя. Почему?..

Он вновь кивнул.

– …ты здесь… – она подняла глаза, и Том, не выдержав, опустился рядом, чуть коснувшись.

Надин повернулась и безмолвно опустила голову на подставленное плечо, тихо вздрагивая в такт плачу. Наверное, ни с кем она не могла быть слабой, кроме него, ведь именно их дружба подарила ей силы в юности, которые она направила на учебу и семью. Их дружба сделала ее достаточно сильной, чтобы уехать из дома и тайно выйти замуж за Филиппа. Это Том всегда учил ее, что нужно делать то, что любишь, то, что велит сердце.

– Ему всего 18 лет, Том, как нам, когда мы встретились на первом курсе… И из этих 18 лет, я 3 года его не видела!

– Я знаю.

– Откуда?..― она пристально взглянула на мужчину, и в глазах блеснул огонек подозрения. – Том! почему они пригласили именно тебя?..

– Мне пришлось вернуться: ты знаешь, в Министерстве не предлагают ни одного шанса для отказа. Но если бы я только знал, какое дело они мне дадут вести вместо вас, я бы отказался… Но я не понял…

– Том! Почему они вызвали тебя? Ты ведь консультант со стойкой репутацией, обычно… – вдруг что-то осознав, Надин широко раскрыла глаза и замерла, смотря на Тома, – обычно они выбирают тех, на чье решение можно как-то повлиять.

Он смотрел на нее задумчиво, считывая мимику. Как он хотел, чтобы тогда в Университете она так же все поняла, как и сейчас. Так же воскликнула, вспыхнула, обрадовалась, но тогда дело было лишь в его любви к ней, а сегодня – в ее любви к сыну. Несравнимо.

– Ты наш единственный шанс, Том, – она трепетно сжала его ладонь, и он почувствовал ее аромат так близко. – Они бы подкупили остальных, но только не тебя!.. Не твой выбор!..

Он задумался. Министерство, правда, не смогло повлиять на него с помощью предложенных денег, но у них было слишком много средств влияния на людей, о которых они знали. Там работали и их бывшие одногруппники, прекрасно знающие о привязанности Тома, и он сконфуженно отвел глаза. И Надин разглядела эту неуверенность. Она не хотела верить в то, что он променял их дружбу, честь и справедливость на баснословные деньги, и тронула Тома за плечо в надежде. Он посмотрел так же искренне, как всегда, но даже не попытался ничего скрыть.

– Нет, Том, – она судорожно замотала головой и выпрямилась, чтобы резко встать. – Я жила с этой надеждой полдня, как только увидела твой автомобиль!.. Боже, я решила, что вот – не все потеряно, неподкупный принципиальный Том здесь… Лео не виноват!

Она встала и посмотрела на него, оставшегося у ее ног.

– Видимо, так было раньше. Я знала тебя другим, Том.

Он попытался встать, но онемевшие ноги предательски прижали его к стене, а он не мог найти нужных слов, кроме комплиментов или пустых фактов. Надин выбежала из дома, хлопнув дверью. Плакат безнадежно шелохнулся от ее аромата, а Том так и остался сидеть у стены без движения.

Конечно, он мог догнать ее, мог воскликнуть, рассказать, объяснить, уличить, но все это поставило бы ее под угрозу. Министерство могло угрожать его семье, но у него никого не было, и Надин прекрасно это знала. Ей ничего не оставалось, как решить, что он впервые принял взятку, и Том ни на минуту не обвинил ее в таком порывистом решении. Он слишком сильно ее любил, чтобы не пойти на уловки Министерства. Возможно, – он безжалостно схватил себя за голову и весь сжался, – если бы на кону стояла она и его семья, он бы выбрал первое. Он бы выбрал ее и выбирал.