Читать книгу Все будет хорошо, или Будь же мужчиной, девочка - Виктория Дадиани - Страница 10

В офисе у известного правозащитника Ирмы Капанадзе с утра не смолкал телефон. Время было, как обычно, распределено по минутам. Сегодня ей предстояло два визита – в камеру предварительного заключения двух чеченских боевиков, экстрадиции которых требовала Россия. Ирма была в дурном расположении духа – она понимала, что, пожалуй, власти близки к решению выдать парней, за которых горой стояли ее западные друзья. Она все больше убеждалась во мнении, что Шеварднадзе сдавал бывших друзей, которые то и дело при каждом удобном случае незаметно показывали мерцающий оскал, говоря о своей долгой памяти как «на дружбу, так и на предательство». Тем не менее Ирма знала, что при любом исходе дела о заключенных чеченцах перед западными друзьями отчитываться придется досконально, за это ей деньги платят. Теперь же она стояла перед выбором – ответить или нет на звонок неизвестного ей абонента, который делал уже третью попытку еще больше испортить и так пасмурное настроение.

– Здравствуйте, я журналист «Главной газеты». Я нахожусь за дверьми вашего офиса. Вы позволите войти?

– А что мне остается делать? Как вас зовут, журналист «Главной газеты»?

– Я вам позже все объясню. Пожалуйста. Это очень важно.

Пришедшая девушка производила впечатление человека, который хорошо осознает, что говорит. Ирма Капанадзе не забыла предложить ей присесть. Через пятнадцать минут после этого она смотрела на девушку с некоторой снисходительностью старшей, заставшей ребенка за невинными шалостями. Но при этом правозащитница понимала, что ответ придется давать скорее серьезный, нежели банально-шутливый.

– Это очень хорошо, Вероника, что вас искренне волнует трагическая судьба вашей подруги. Честно, это радует, когда вновь встречаешь искренних людей. Похвально и то, что вы стараетесь анализировать сами, а не проглатываете покорно те жареные куски, которые столь оперативно выкладывает наше доблестное следствие. Поверьте, Вероника, я очень хотела бы вам помочь. Просто на этот раз они правы. Дэви Габашвили действительно убил свою жену. Мне очень жаль. Сомневаюсь, что у вас есть резон встречаться и говорить с ним. Вы просто не узнаете ничего нового и потеряете свое драгоценное массово-информационное время.

– Я все понимаю и благодарна вам, Ирма, но вы ведь знаете, как все это у нас происходит. Я бы не удивилась, если бы этот человек сказал, что был организатором еще и налетов на небоскребы в Нью-Йорке. Не мне вам рассказывать о том, какими методами пользуются наши блюстители порядка.

– Разумеется, Вероника, только это особый случай. Вот, читайте.

Правозащитница протянула журналисту лист, извлеченный из синей папки, лежавшей на полированном столе. Это была копия признания Дэви Габашвили в убийстве жены, сделанная по всем правилам, завершавшаяся словами: «В чем и расписываюсь».

– И это еще не все. Дэви Габашвили находится на грани помешательства. Он совершил убийство, теперь он осознал все и почти потерял рассудок от горя. Вчера надзиратель сказал мне, что вскоре его, возможно, перевезут в психиатрическую клинику.

– Их соседи говорили, что они встречались еще со школьной скамьи, тогда он был хорошим мальчиком.

– Да, но, к сожалению, через некоторое время после их женитьбы у него началась депрессия, он не работал, выпивал, бродяжничал. Ваша покойная подруга недолго терпела такое положение дел, у нее завелся богатый любовник. Дэви могут оправдать, если найдутся доказательства, что убийство совершено в порыве ревности.

– Что же вы мне посоветуете?

– Да ничего. Если вас это утешит, закажите поминальную службу по усопшей, и желаю удачи.

– Спасибо за совет. Не знаю, как насчет литургии, но все же вы мне помогли.

Когда Вероника скрылась за дверью, правозащитница посмотрела ей вслед с завистью. Когда она была такой же неугомонной, ей удалось выбиться из рядов обыкновенных нотариусов и завоевать авторитет творящего чудеса неподкупного защитника ущемленных прав всех униженных и оскорбленных заключенных Грузии. Теперь все для прославленной правозащитницы было намного проще, и жизнь стала более предсказуемой и малоинтересной.