Читать книгу Ксения, которая скоро умрёт. Хроники Петербурга курильщика - Виталий Беспалов - Страница 6

В общем, не пошла я одна в гости к Илье. Почему? Потому, что ему уже было семнадцать, он одиннадцатиклассник из другой школы. Это сейчас что двадцать семь, что двадцать девять – фигня. А тогда это казалось огромной пропастью. Я не чувствовала себя в безопасности рядом с ним.

Да и прозвище «Маньяк» он получил не просто так: может, вранье, может, он и сам пустил такой слух, но будто бы у него уже был секс со своей двоюродной сестрой, которая его одногодка. И это произошло чуть ли не лет пять тому назад. В школе его считали озабоченным придурком, с ним мало кто общался. Но он очень любил привлекать к себе внимание, наверное, по этой причине и оказался среди готов.

Скажу сразу, что ни я, ни Илья от этого поцелуя геями не стали. По крайней мере, в прошлом году я встречала его в Питере, он гулял с женой и маленьким сыном – на вид сынишке лет пять. Меня он не узнал, а я не стала подбегать и кричать: «Помнишь меня? Я – Крафт!!!» Выглядел он неухоженно и грустно.

Но вернемся в далекое прошлое. Я взрослела, наша компания становилась все больше. Там появлялись панки, металлисты, а я спешно теряла позиции лидера. Впрочем, меня мало это волновало.

Все больше времени я проводила не в компании готов, а в интернет-кафе. Шел уже 2005 год – мне шестнадцать лет. У нас дома не было не то что интернета, даже компьютера – мама не видела в этом смысла, говорила, что я в школе могу позаниматься в компьютерном классе, если мне надо. Комп и инет были у Крис, но ее родители запретили ей со мной общаться: она без их разрешения сделала себе пирсинг на губе, несколько раз приходила домой пьяная, родители ее палили, а она все всегда валила на меня.

Я же пыталась понять, что со мной происходит, почему я такая. К тому моменту я уже точно знала, что не хочу встречаться с девочками. Я не тырила у мамы помаду, не пыталась надеть ее платье – такого не было.

Но я точно понимала, что живу не своей жизнью, что все совсем не так, как надо. Что если бы я имела возможность выбирать, то предпочла бы совсем другое тело. И, предаваясь онанизму, все чаще фантазировала, что трогаю не свой член, а чей-то чужой, а у меня же его нет и не было никогда. Зато у меня есть красивая грудь и длинные волосы по пояс как у русалки.

Скорость инета тогда была такая, что в браузере имелась кнопка «отключить картинки» – только так можно было загрузить страницу хотя бы за полминуты. К тому же в интернет-кафе я сидела не одна, а некоторым его посетителям было ну ужасно любопытно, кто куда заходит.

В итоге пришлось научиться читать как можно быстрее, а время от времени переключаться на другие сайты, чтобы никто ничего не узнал.

Я начинала с глупых запросов в Mail.ru из разряда «я мальчик, но хочется быть девушкой». Позже попала на форумы о транссексуальности (слово «трансгендерность» в ту пору было непопулярным).

Подружилась в сети с несколькими такими же, как и я – Аленой из Питера, Севдой из Москвы, которая переехала туда из Махачкалы. Жалела, что живу так далеко от них.

Ближе всего стала общаться с Аленой, мы даже обменялись «аськами». Алене было девятнадцать, она переехала в Питер из Кирова, где окончила девять классов. Пару раз разговаривали с ней по телефону, голос ее показался мне смешным – будто она озвучивает мультик – но добрым. Алена звала меня в Питер, обещала помочь снять комнату подешевле «у наших девочек».

Интернет-кафе было удовольствием дорогим, карманных денег у меня почти никогда не было. Приходилось экономить на школьных обедах и откладывать монетки. Час в интернете стоил мне неделю голодных перемен. Хорошо, хоть Крис угощала сигаретками (к шестнадцати годам я не удержалась и закурила).

Я очень хорошо помню ТУ нашу весеннюю прогулку. Мы шли по дороге у озера – по одну сторону изредка проезжают машины, по другую стоят маленькие деревянные дома, практически у самого берега. Мы держимся за руки, но никакой романтики нет – все в целях безопасности. У наших гопников было странное правило: никогда не трогать парня, если он рядом с девушкой, даже если у него рыжие волосы ниже плеч и на шее висят металлические цепи. Могли обозвать, но даже пальцем не трогали.

«Кристи, я должен тебе что-то сказать…» – все началось как-то так. Она сжала мою руку сильнее и зачем-то потрясла ее. «Да знаю я, Краф-фи, знаю… Ты голубой и любишь Илью», – сказала она и улыбнулась.

Сначала я подумала, что так даже будет лучше и проще: «Да, голубой, нет, не Илью». Я действительно не была в него влюблена, и Кристинина помощь мне тут точно не была нужна – а Крис, я уверена, сделала бы все, чтобы нас «свести». Но в итоге я решила, что врать не буду. Если уж ей не смогу признаться, то никому не смогу.

«Я не гей, я на самом деле девушка…» – я сказала это, и на моих глазах проступили слезы. Кристина остановилась: «Как так? Жень, ты чего?» Я попыталась успокоиться и начала сбивчиво рассказывать ей про транссексуализм, постоянно путаясь в терминах.

Не знаю, сколько из сказанного мной она поняла, но выслушала весь этот словесный поток она внимательно.

«Так вот почему ты такой ебанутый…» – подвела итог Крис и улыбнулась. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы переварить информацию.

«Так мне теперь тебя „она“ звать, что ли? Ну и надо тебя краситься нормально научить…» – этим она поставила меня в ступор. Я совсем не думала о том, что будет ПОСЛЕ признания. Даже рассматривала вариант, что она больше не захочет со мной общаться… а в итоге все оказалось так просто. Но что дальше?

Мы договорились, что это будет наша с ней тайна – называть она меня при всех в женском роде не будет. Только когда рядом никого. К тому моменту я и сама все чаще думала о себе в женском: «купила», «поела», «забыла», «сказала».

После этого мы с Кристиной стали еще больше времени проводить вместе, часто гуляли после школы у озера, подальше от глаз коллег и знакомых её родителей, которые докладывали матери и отцу о том, что она по-прежнему общается со мной. Для меня эти прогулки стали бесценными – только там я могла расслабиться.

«Тебе так повезло с именем – ничего менять не надо, – как-то раз сказала мне Крис. – Женя и Женя. Самое трансвеститское имя в России». Это сейчас мы знаем такие слова, как «трансгендерность», в курсе, чем это отличается от трансвестизма, и все такое. А в 2005-м все было в куче.

Мне тогда мысль Кристины об имени показалась разумной, но в глубине души я хотела более загадочное имя, преисполненное смыслом, тайной. Герда, Ева, Эльза и множество других вариантов крутились в моей голове. В итоге подсказка пришла, откуда ее никто не ждал – от мамы. Она к тому моменту не только просто ежедневно пила пиво или водку; по нескольку раз в неделю надиралась, крича на меня в пьяном угаре, что я «вырос пидором – весь в своего отца».

Изначально мое увлечение готикой ее забавляло: «Ой, я сама была панкушкой, пока тебя не родила – на концерт „Кино“ в Ленинград ездила!» Но потом что-то в ее голове замкнуло. Наверное, она начала видеть во мне отражение своего бывшего мужа, моего отца, который и по сей день выглядит как рокер. Это ее очень злило.

Все самое плохое произошло в марте 2007-го – за пару месяцев до того, как я должна была сдавать выпускные экзамены. Все мои одноклассники и одноклассницы ходили и тряслись от одного упоминания аббревиатуры ЕГЭ, мне же было пофигу. Я хотела уехать в Питер, поступить куда угодно на бюджет и там остаться жить. Мне было абсолютно все равно, какое образование я получу и получу ли вообще; главное – найти таких же, как я. Матери тоже было плевать на меня: «Получай диплом и съебывай куда хочешь – хоть в Петрозаводск, хоть в Питер, хоть в Антарктиду».

И вот однажды я прихожу со школы домой и вижу, что мать сидит на диване и грозно смотрит на меня. Не сердито, не обиженно, а именно грозно. «Сядь рядом», – приказывает она.

Я молча повинуюсь, не разуваясь и не снимая куртку, сажусь рядом с ней. Сразу получаю пощечину. Затем еще одну. «Мам, за что?»

Я чувствую запах спиртного – время обеденное, она закрыла магазин и зашла домой немного выпить «с горя». Мама достает из кармана своего халата распечатанные на черно-белом принтере фотографии, и я тут же хочу вскочить с дивана, сделать пару шагов и выпрыгнуть из окна. Это те самые идиотские фотографии, которые делала Крис и хранила их у себя на компе.

Когда ее родители уезжали в очередную командировку, я частенько приходила к ней в гости и мы устраивали «подиумы» (почему-то называли это именно так). Она делала мне красивые прически, я пользовалась ее косметичкой, мы наряжались в платья, юбки и кофты. Она тоже очень высокая – размер одежды у нас был примерно один и тот же. Сперва мне было страшно и стыдно, но скоро я полюбила такие дни и вечера.

Однажды Крис достала фотоаппарат и начала щелкать меня на цифровик. «Ты дура? Зачем?» – мне эта идея сразу не понравилась, но Крис убедила, что никому не покажет, а подарит мне, когда я стану настоящей девушкой. Она даже уломала меня сделать фотографии в ее нижнем белье – к тому моменты я уже начала тайком от всех брить ноги и все остальные места, где начали расти волосы.

И вот сейчас я и вижу в руках у мамы распечатанную фотографию, где я лежу на кровати в черном бюстгальтере и в черных женских трусиках, накрашенная как Жанна Агузарова, раскинув свои волосы по простыне.

«Мне со стыда сгореть? Ты че, долбаеб, делаешь? Час назад приходят ко мне на работу родители твоей этой подруги и суют под нос эти фотки. Тебе недостаточно как пидор по городу ходить? Тебе еще в бабу наряжаться надо, да?» – еще одна пощечина.

Я помню, как мне стало трудно дышать, я начала задыхаться. Закружилась голова, из глаз брызнули слезы.

«Я сейчас иду к Ирке с первого этажа, у нее есть машинка. Брею тебя наголо. Выкидываю все твои шмотки ебучие. Ты меня понял?» – она еще раз замахнулась на меня, но не ударила. Встала и вышла в коридор.

Я часто слышала выражение «в состоянии аффекта», но не понимала, что оно значит. Видимо, это то, что произошло со мной дальше. Я, совершенно не понимая, что делаю, открыла дверь в мамином шкафчике, вытащила оттуда свой паспорт. Закинула его в свой небольшой черный тканевый рюкзак с пентаграммой, вытащила учебники, бросила туда пару кофт, зарядку от NOKIA и выскочила в коридор.

На лестнице я столкнулась с мамой. «Куда собрался, блядь?» Я молча отталкиваю ее и спускаюсь ниже. Она не сопротивляется, не пытается меня догнать, а лишь кричит мне вслед: «Съебывай, съебывай, ты в этом доме чужой!»

Я бегу вниз, оказываюсь на улице и не могу остановиться, все бегу по улице вдоль домов. «Ты чужой!» – эти слова звенят эхом в моей голове. «Да, я чужая, чужая, чужая», – думаю я, когда, запыхавшись, останавливаюсь возле школьного забора. Через несколько дней я совершенно случайно узнаю, что «чужеземная» по-древнегречески – это Ксения.

Так вот, я стою у школьного забора, думаю, что делать дальше. Ну, убежала я от мамы, не обреет она меня наголо, а дальше что?

Вдруг замечаю неподалеку машину Кристининых родителей – иномарку болотно-зеленого цвета. «Да они пошли рассказывать учителям обо мне!» – подумала я и дала деру.

Как я узнала позже, интуиция меня не подвела. После визита в магазинчик к моей маме Кристинины родители направились в школу, надеясь там увидеть меня, но мы разминулись (к великому счастью, в тот день я сбежала с последнего урока). Кристинина мама размахивала распечатанными фотографиями перед носом нашей класснухи, кричала, чтобы они «отчислили этого рыжего извращенца», Кристина в сторонке рыдала; все из нашего класса это слышали и видели.

Мне рассказывали, что только учительница по русскому Татьяна Борисовна встала на мою защиту, стала говорить, что молодежь нынче так шутит, что ничего страшного нет. За это мама Кристины ей чуть не врезала с криками, что из-за таких вот учителей извращенцы и вырастают, что ни один нормальный парень в женщину одеваться не будет.

…Сорри, на меня странно действуют таблетки, отключаюсь спать.

Ваша Ксения, 18 апреля