Читать книгу Когда придёт Человек - Влада Билоус - Страница 4

Роман не мог соображать. Ему казалось, что он ничего не видит: только красные и белые вспышки мечутся перед глазами. Стеллажи, стеллажи – много разных инструментов. Водитель полулежа сидел на испачканном мазутом диване в маленьком гараже. Казалось, что стены начали двигаться, а потолок и вовсе скоро упадёт ему на голову.

Сердце стучало, словно он перепил кофе. В гараже было холодно, и поэтому Роман ещё сильнее ощущал свою повышенную температуру. На лбу выступила испарина.

Он голоден. И когда Роман голоден, весь мир прекращает существовать. Это его жизненная необходимость – есть.

Водителю казалось, что он начнет царапать бетонные стены и лезть на потолок, настолько ему было дурно. Его организм требовал положенный в это время ужин, а контакт с человеком только раздразнил желудок.

Он взял Его за руку. И если бы не Саша, вовремя выбежавший из раздевалки, Роман (он был уверен в этом) сожрал бы новенького. «Да… Хорошо, что Вознесенский меня выгнал, очень хорошо», – думал он. Но тут же поток воспоминаний санитара заполнил его голову, и места для собственных мыслей не осталось.

Его вырубило. Роман словно упал в обморок. Только вот обморок был болезненным: сопровождался дрожью в конечностях и судорогами. Он с мучительным усилием пытался сдержаться и не превратиться в чудовище.

Дыхание его замедлилось, стало глубоким и тяжелым. Сознание отключилось, остались только полупрозрачные мысли – неконтролируемые, как видения или галлюцинации.

Будто бы Роман – зритель прожитого другим человеком кино.

Из темноты беспамятства выплыло лицо девушки.

Вот она сидит напротив за столом, размешивая кубики сахара в кофе. У девушки красивое круглое лицо и правильные черты, как с иконы: длинный прямой нос, серые глаза, маленькие пухлые губы, русые волосы. И храм таким иконам, как она, дом и быт: не было в ней с виду какой-то авантюрности. Роману она не понравилась.

И тут парень понял, что смотрит на неё глазами нового санитара. Зовут ее Голякова Алена Олеговна, отец – майор ГСБ, а мать – учительница начальных классов. Сама она – студентка четвёртого курса училища, учится на фельдшера, отличница.

А потом Алена с санитаром куда-то идут вместе. Идиллическая сцена, как пастораль. Любовь. Затем образ девушки сменяется женщиной, блондинкой пятидесяти лет, а картинка вокруг приобретает очертания пыльной и старой, заставленной статуэтками квартиры. И Роман понял, что эта самая женщина с грустно искривленными тонкими губами – мама санитара, Мария Лукьянова. В её уставшей улыбке читались обожание, понимание и даже снисхождение: так только мать может смотреть на своего ребёнка, понимая, что тот уже вырос и сам горазд распоряжаться своей жизнью.

Роман увидел, что санитар живет в таком маленьком стеклянном шаре, где весь его мир ограничен бытом, училищем и карьерной лестницей. Вот он подрабатывает в амбулатории, вот по вечерам пишет конспект, вот идет на пары, уставший и желающий поскорее поспать, вот что-то учит, обыскивает сеть в поисках работы, листает вакансии в центральной больнице (без этого – никак).

Роман проснулся.

Свет гаражных ламп ударил в голубые глаза. Те на мгновение вспыхнули и погасли. Зрачки расширились. Он облегченно выдохнул: приступ закончился.

Роман телом ощущал блаженство. И в голове его лишь повторялось: «Полегчало, полегчало, полегчало». Он успел тысячу раз проклясть себя и нового санитара за то, что тот пришёл на сорок минут раньше положенного, и Вознесенский не успел украсть для Романа человечины.

Боковая дверь гаража скрипнула и отворилась.

– Ну и дубак у тебя тут, – это был Саша. Он бодро вошел вовнутрь, потирая ладони.

– Чего тебе? – Роман бревном распластался на диване, а лицо его, из без того бледное, приобрело землисто-серый оттенок.

Вознесенский сел рядом. В руках он держал металлический контейнер.

– Я схожу с ума, Сань… Са-а-аш, мне ужасно плохо. Пожалуйста, отвлеки меня! – водитель поднялся и схватил друга за плечо. – Я не могу ждать, я не могу ничем заняться, только бы унять себя! – затараторил он.

Глаза Романа опять загорелись голубым светом.

– Я таки вынес для тебя кое-что, – сказал Вознесенский и от гордости за свою ловкость усмехнулся. – Кстати, новенький в обморок упал.

Роман кинулся обнимать и целовать Вознесенского в обе щеки.

– Господи, Рома-а-а, фу. Ты хоть услышал, что я сказал?

– Давай сюда. Так. А теперь выйди. Хорошо?

Он прижал контейнер к телу.

– И… И. И. И, – он вскочил и заметался по гаражу. – И… Вот! – он дал другу в руки радио. – Включи музыку! – заорал он, беспокоясь, чтобы Вознесенский не слышал чавканье. Роман стеснялся и стыдился своих желаний.

Так Саша оказался на улице. А водитель остался в гараже наедине с нечеловеческим голодом.

Кровь стекала по его подбородку. Он едва-едва чувствовал вкус.

Если бы Роман ел живых людей, то ощущал бы себя лучше, полнее, поглощая не только мясо, но и человеческую суть. А так рацион получался однобоким: он набивал желудок крадеными органами, избегая касаний со знакомыми, друзьями и коллегами. Жизнь в обществе была для него испытанием, словно поход в ресторан, когда сидишь на жёсткой диете. Роман бы сорвался. От касаний ему могло снести крышу. Поэтому он уже почти год носил перчатки.

Парень вытер лицо влажными салфетками.

На улице тихо играла музыка.

Роман открыл дверь гаража, на него сразу вместе с холодным воздухом пахну́ло дымом.

– Ты что, куришь там?

Зажигалок, спичек, окурков и всего горящего Роман боялся.

– Тяжелая смена… – Саша затянулся, и кончик сигареты стал тлеть ярче.

– Ты же бросил, – водитель улыбнулся. Он скрестил руки на груди и довольный оперся о дверной косяк.

– А попробуй тут не закури! – рявкнул Вознесенский. – Я ж переживаю за твои сверкающие глазки. Ты, говорю, услышал, что я сказал? Санитар отключился.

От света фонарей казалось, что золотистые волосы Саши светились.

Роман усмехнулся, хоть его и задело сказанное.

– Я был голоден, – Он глубоко вдохнул задымленный воздух, обнимая себя руками. – Музыку можно было бы выключить, – добавил водитель. – Теперь мне неудобно перекрикивать.

– Господи, то погромче, то выруби. Бешеный, – проворчал себе под нос Саша и поставил радио на землю.

– Санитар первый подошел. За руку меня взял… А я без перчаток был!

– Ой, у тебя всегда так, – пусть Вознесенский и говорил шутя, Роману было неприятно. Саша стал думать, как перевести разговор в шутку. – Но зато ты посмотри какой милый парень! Может, тебе за ним приударить? Он тебя взбодрит, – Вознесенский слегка подтолкнул друга в плечо, и они засмеялись.

– Да нет, как-то не хочется, – их разговор, наконец, приобрёл лёгкую и непринуждённую окраску. – Если верить моим методам психоанализа (так он в шутку назвал свою способность залезать в чужую голову), то у него есть девушка. О, ещё он маменькин сынок и, видимо, немного туповат.

– Так противоположности притя-а-агиваются. Ну а девушка – ещё не жена, – подытожил Вознесенский, довольно качая головой.

Он потушил сигарету о стену и бросил окурок в ведёрко с мусором.

Затем сказал, уходя:

– Придешь в себя полностью – можешь спускаться к нам!

Хоть Роману и полегчало, он предпочел не мельтешить перед людьми.

Парень сел на скамейку возле гаража и то ли уснул, то ли погрузился в медитацию, пересматривая снова и снова выхваченные из головы своей несостоявшейся жертвы картинки.

Ночь в апреле пахла по-особенному. Это был приятный, освежающий аромат. Роман даже не замечал холода.

– Мамочки, – сказал тихо голос.

Водитель понял, что это не голос в его голове, а реальность. Не понял он только, сколько часов просидел неподвижно. Впереди него шел новенький паренек.

– Что случилось? – спросил Роман.

– Да я… – Женя пошел навстречу к водителю. Он упал на скамейку рядом и обхватил голову руками. – Придурок. В первый раз в морге что ли? Нет, серьезно, не в первый. Господи, Женя, ты трупов испугался? Какой же тогда из тебя врач! – он, разозленный на себя, повернулся к Роману. – Я вырубился возле секционного стола!

– А-а-а, – водитель устало засмеялся, делая вид, что не знает причин обморока. – Может, химикатами надышался? – он был сыт, но всё равно по привычке убрал руки в карманы. Роман слегка запрокинул голову и опёрся ею о стенку гаража.

Они недолго молчали, сидя друг рядом с другом. У водителя в голове всё ещё тянулись воспоминания санитара.

– А Вам в одном комбинезоне не холодно?

Роман повернул голову и посмотрел на Женю.

– Не холодно, – ответил он.

Женя начал перебирать в голове вопросы, которые можно задать незнакомцу. Молчание для него было неловким.

Роман в этот момент наслаждался тишиной, возвращаясь в мыслях к появлению в их коллективе молодого санитара: парень показался ему не плохим, но он тут же подытожил, что Женя действительно глуповат по его меркам, и ещё прост, как пробка, поэтому, определенно, не вариант.

– Голова кружится? – спросил Роман, не открывая глаз.

– Немного…

– Пройдет. На пары сейчас поедешь?

Женя кивнул.

– Четвертый курс училища, – констатировал Роман. И Женя не переспросил, откуда он это знает. – А вышку получать не хочешь?

– Да нет, я так… Побыстрее бы закончить, а потом работать. А вообще, – парень осмотрел освещенный желтым фонарем дворик Восьмерки, задумавшись, – как пойдёт.

– Ой, я тоже так… – Роман усмехнулся. – Жил себе, а потом «как пошло», и я оказался тут, ха-ха-ха, – водитель показательно потрепал себя за комбинезон, демонстрируя униформу.

Ночь была темной. Из-за отсутствия нормального освещения круги под глазами Романа казались санитару вообще черными.

Дверь хлопнула, и на улицу вышел Вознесенский.

– Как вы тут? – обратился он к подчиненным, садясь на скамейку так, что Женя оказался между ним и водителем. – Я его на воздух выгнал, подышать немного, – произнёс он, с двусмысленной улыбкой глядя на своего друга.

Роман закатил глаза.

Саша вынул из кармана пачку сигарет и достал одну.

– Броса-а-аешь, – протянул Роман, устало посмеиваясь.

Вознесенский вздохнул, но покорно засунул пачку обратно в карман.

– Вы все на работе дружите? – спросил Женя, все еще пытаясь поддержать беседу.

– Скажем так, мы с Ромой родственные души.

– Я тебе более того скажу, – добавил Роман. – Убирай Саша за собой, я б на нём женился.

Вознесенский засмеялся:

– Поэтому я и не убираюсь.

Первая в жизни Жени смена закончилась в шесть утра. Он отправил девушке сообщение, принял душ и переоделся.

– Тебя подкинуть, может? – предложил Роман. После того, как они посидели на улице, он вернулся в секционную.

Женя представил, как его подвезут на ритуальном фургончике и вежливо отказался.

– Ну смотри мне, – усмехнулся водитель.

Пока санитар шел до остановки, мимо него по грунтовой дороге медленно проехал вовсе не рабочий фургон, а та самая черная дорогая машина, которую он видел у ворот. Ему пару раз просигналили. За рулем сидел Роман, а на пассажирском сидении – Саша.