Читать книгу Когда придёт Человек - Влада Билоус - Страница 8

У ворот остановилась машина Государственной службы безопасности, а за ней белый фургон, что-то среднее между микроавтобусом и катафалком – служебный транспорт Восьмёрки. За рулём сидел дежурный водитель.

Женя впервые ехал в их машине. Ещё и рядом с телом безголового! Напротив сидели Саша и Павел.

От кузова салон отделяла металлическая перегородка, покрытая серебром, в перегородке зияло окошко с посеребренной решеткой на нём. В углах Женя замечал старые пятна крови, но ничем отвратным не пахло, только мазутом, хлоркой и дорогими духами. Парень узнал их запах.

Грунтовая дорога, испещренная ямами, пролегала вдоль рощи. Машины подбрасывало на выбоинах. Петляя, полицейский автомобильчик притормозил, задние фары мигнули красным.

С ними ехали санитары дневной смены.

Работа у них была немного другая: они только зашивали тела, собирали найденные останки, бальзамировали, но никого не сжигали. Всё потому, что безголовые просыпались только ночью.

Саша открыл дверь и вышел, за ним Петрович и Женя.

Парень волновался. Он будто бы видел недвижимый пейзаж Восьмёрки вокруг себя в первый раз. С одной стороны – панельные дома с балконами, на которых сушилось белье. С другой – роща высоких сухих акаций, где стояло больше пеньков, чем деревьев.

Роща эта дальше переходила в лесопарк, один из тех, куда все боятся ходить. Государственная служба безопасности предлагала его вырубить полностью, чтобы обезопасить граждан, но на защиту встало Министерство экологии.

А Восьмерка стояла, будто бы барьер между двумя мирами, между рощей и городом, миром безголовых и миром живых.

Полиция и ГСБ делили между собой обязанности по отлову безголовых. Патрульные полицейские дежурили в городе по ночам, их вызывали в случае любых происшествий: именно они обнаруживали ходящих блеммиев. ГСБ, а также отряды спецназа контролировали спецбюро, в одно из которых Женю и устроили.

Женя пошел следом за Павлом Петровичем, Вознесенский говорил с кем-то из ГСБ.

В Восьмерке в такое время оставались только санитары, и те уже собирались по домам. Они выгрузили тело.

Женя волновался, чтобы снова не запустить огнем туда, куда не следовало. Он пытался себя успокоить, но от этого переживал ещё больше.

Саша зашел первым, поздоровался с Олегом Голяковым, который уже сидел за компьютерным столом в секционной и пожал руку другому мужчине, что стоял рядом. Тот был длинным и худым, переминался с ноги на ногу и вертел фуражку в руках.

– Сань, как раз тебе новую технику вместо разбитой завезти хотел, – сказал Шумков и похлопал Вознесенского по плечу. – Какое совпадение.

Павел тоже поприветствовал начальство, как своих старых знакомых.

– Руслан Шумков, – высокий мужчина улыбнулся, представляясь Жене. Он работал начальником отдела борьбы с «ночной преступностью» (так в ГСБ красиво называли бродячих по улице чудовищ). Шумков наклонился, пожимая руку парню, который рядом с ним казался совсем коротышкой. Его улыбка показалась Жене хитрой, словно говорила: я что-то знаю.

Парень подметил, что эта же улыбка была у Олега Евгеньевича. Неприятный ГСБшный оскал, словно они всех вокруг держат за дурачков.

– Ребята сказали, подвезут камеру заснять. Я надеюсь, они успеют, пока он не встанет, – сказал Шумков. – По телеку покажут.

Саша рассеяно кивнул и пошел переодеваться.

Просторная секционная заполнилась людьми.

Ещё в самом начале от Павла Петровича Женя узнал, что раньше у них, как и везде, было три секционных стола, но потом за необходимостью освободить место для возможной борьбы с монстрами, лишние столы убрали, оставляя только один.

ГСБшникам было негде сесть, поэтому люди в форме выстроились ровным рядом у стены.

Жене было привычнее видеть этот зал пустым, и чтобы из одного конца комнаты в другой долетало эхо.

Как только Вознесенский вышел в ординаторскую, он встретился с Петровичем взглядами и показательно поморщился, кивая на дверь в секционную: мужчина чувствовал отвращение ко всем правоохранителям.

Даже когда он главу службы безопасности видел по телевизору, Саша ощущал недоверие, граничащее с ненавистью.

Пока коллеги переодевались в комбинезоны, Женя застрял, разговаривая с Голяковым.

– Проведаю, как дела у тебя тут. Заодно и проверю твою деятельность, – сказал Олег Евгеньевич и, как обычно, улыбнулся так, что не было видно глаз. А парень в этот момент думал: «Одинаковая улыбка, у всех ГСБ она точно одинаковая». После Женя тоже ушел к себе.

Олег посмотрел на Шумкова и чуть ли не с гордостью сказал:

– Женя Лукьянов, мой человечек, парень дочери.

Шумков улыбнулся и вновь уставился на свою фуражку.

Всё же Саша был в восторге: тело лежало на каталке, а он чуть ли не танцевал вокруг него. Два санитара стояли рядом с огнемётами.

Женя не совсем понимал, что и как ему надо будет делать. Все, что он выучил за два рабочих дня, один из которых пролежал без сознания, так это как не опалить себе брови.

Но существо не оживало. И парень расслабился, он почувствовал, что ему опять хочется спать.

ГСБ, а их, кроме Шумкова и Олега Евгеньевича было восемь человек, уже успели сходить на перекур, рассказать молодому санитару пару житейских историй про блеммиев и даже над этим посмеяться. Вознесенский в это время маленьким ножом срезал участки кожи возле брюшной полости и возле шеи убитого. После он внес данные в базу через новый компьютер.

– Видишь ошметки кожи, – спецслужащая, разговаривавшая с Женей, указала на тело. – По бокам. Так вот, они потом соберутся вокруг дырки в животе, все срастётся, а дырка эта останется, и края заострятся, как зубы.

– Да, я видел в сети фото, – сказал Женя. Он поправил на руках штурмовые беспалые перчатки, бывшие частью формы. Парень тогда еще не знал об их предназначении.

– Но ты никогда не видел блеммиев в реальности, – поправил его другой сцецслужащий. – Вообще удивительно: мы рассказываем ночной бригаде про блеммиев. Наоборот должно быть!

В это время Шумков, Олег Евгеньевич, Петрович и Вознесенский говорили о том, сколько времени занимает превращение человека в блеммия и о том, кто мог совершить такое убийство.

Женя слушал эти разговоры внимательно, а затем, оставив свою «компанию», перешел к начальству.

– А те, кто превращает их. Это какая-то… – Женя замялся ненадолго. – Это какая-то магия? Я ведь верил в радиацию всегда.

– Может быть и магия, – Шумков задумчиво покрутил фуражку в руках, но Женя только и заметил эту дурачащую остальных ухмылку. – Мы знаем, что нашу «магию» зовут донестрами. Они очень легко втираются в доверие. Это как гипноз, только называется обаяние. Так что будьте аккуратнее: не давай им брать тебя за голую руку, потому что тогда тебе крышка… Вообще, они первый раз днём, среди людей, да ещё и нашего следователя! – Он повернулся к Жене. – Ты хорошо её лицо запомнил, этой донестры?

– Она закрыла его руками, но… Вроде да, – сказал парень.

Вознесенский обратился к санитару:

– Ты у нас везучий, – засмеялся он и приобнял подчиненного одной рукой. – Пятый день работает, – тут он обратился к остальным, – а уже и блеммия видел, и донестру.

Женя снова и снова возобновлял в памяти воспоминание о выбежавшей из туалета девушке. Она выскользнула, как призрак.

Тут Вознесенский обернулся. Безголовый ожил, и все бросились на позиции.

Женя глубоко вздохнул, прижимая к себе огнемёт. Не глядя на оружие, он поднял предохранитель.

Безголовое тело встало, как мертвец в фильме ужасов, медленно и плавно. В это время части тела зашевелились, зашевелилась кожа на животе. Как волны на реке, непонятные Жене импульсы проходили по грудной клетке блеммия. Тут же вспышка фотоаппарата. Ещё одна. И ещё одна. ГСБ снимали.

Импульсы дошли до рук, и на концах окровавленных пальцев стали расти когти. Толстые, желто-коричневые когти.

«Они очень быстрые, они очень быстрые», – в голове Жени повторялись слова из телевизора. Всё, что он видел в детстве. Все те легенды, все те сказки.

Он больше ничего не боялся.

Его прошлое и детство смешалось в неразличимый поток слов. Всё о безголовых, всё о смерти, все говорящее о том, что нельзя выходить на улицу с наступлением темноты. Все предостережения мамы. Звонки на телефон и «где ты шляешься, сынок, домой». Все те разговоры соседей возле подъезда. Целая тема в училище, посвящённая травмам от когтей блеммия. Фото окровавленных останков. Самое страшное, что может быть – ожившее когтистое тело.

Сказки. Легенды. Вся история их страны.

И вот. Он здесь. Он – санитар в Восьмёрке.

Напротив него, по другую сторону стола, за спиной монстра встал Павел. Он поднял предохранитель и положил пальцы на спусковой крючок, не сводя с чудовища глаз.

Саша в это время стоял с одной только серебряной пикой, выставляя наконечник впереди себя, так что, если бы монстр прыгнул, он бы наткнулся прямиком на Вознесенского.

Все сосредоточились в ожидании. ГСБ, также вооруженные маленькими серебряными клинками, выставили их вперед подобно Саше.

Внутри живота блеммия начало темнеть, образуя дыру, будто пропасть. У стоявшего сбоку Жени чуть не навернулись слёзы. На секунду он представил, как этот же человек день назад ходил на работу, сам расследовал дела о блеммиях, а сейчас его офисные брюки стали красными от крови, а кожа под разодранной рубашкой твердела. Вокруг впадины живота она образовывала подобие зубов.

И пока разодранное тело становилось чудовищем, все следили, не шевелясь.

Блеммий прыгнул в сторону.

Павел крикнул. Воздух стал горячим от струи огня. Безголовый загорелся, и тут же, горящий, наскочил на молодого санитара.

Женя, боявшийся до дрожи в коленях, тоже выпустил огонь. Он прыжками пятился назад, пока горящее тело приближалось. Никто из спецслужащих, включая Шумкова и Олега Евгеньевича, не подходил. Все боялись за свою жизнь. Женя не придал значения тому, как оба начальника, только завидев огонь, забились в самый дальний угол секционной.

Серебряная пика пронзила тело блеммия возле ключицы и прижала к кафелю. Вознесенский надавил на обгорающее тело. Когтистые руки полоснули его по голени, но комбинезон защитил.

Женя, войдя в азарт, стрелял огнем по ногам монстра, там, где когти проткнули дорогие кожаные туфли.

Плоть отслаивалась, превращаясь в пепел. Безголовый стал кучей черного праха.

Все закончилось.

Женя смотрел на то, что осталось от блеммия, и даже не понимал, что произошло. Он и его коллеги уничтожили настоящего безголового.

– Ну как оно? – спросил Вознесенский, улыбаясь.

Женя невнятно заматерился.

Когда ГСБ уехали, он вышел на улицу следом за Павлом Петровичем.

Петрович сел на скамейку под гаражом, и молодой санитар умостился рядом с ним.

Павел выпустил дым через нос.

– Я вазочку вам принес, – сказал Женя. – Это так, к слову…

Мужчина усмехнулся. Он протянул парню раскрытую пачку, и Женя взял одну.

– Бледный ты, – подметил Павел.

– Да это свет так падает, – ответил парень, закашливаясь. Он курил в третий раз в жизни.

Глядя на него, напарник опять усмехнулся, понимая, что дело вовсе не в свете. Женя просто был в ужасе.

– А я так пятнадцать лет уже, – сказал Павел. – Ну, сейчас всё относительно спокойно. Ты попривыкнешь. Вознесенский же привык. Сейчас вон, видишь, как… Прыгает.

Машины за воротами заводились, отъезжая по очереди: по узкой грунтовой дороге одновременно могла проехать только одна.

Женя посмотрел в ту сторону. Потом вдруг вспомнил, что сидят они под гаражом, но человека, напрямую связанного с гаражами среди них нет.

– А Роман куда делся?

Петрович пожал плечами.