Читать книгу Пущенные по миру - Владимир Аполлонович Владыкин - Страница 27

* * *

…Ещё только снег начал таять, выбиваясь из-под сугробов светлыми ручейками, особенно там, где безудержно пригревало мартовское солнце, ещё морозец вполне держался и днём в тени, когда к бывшей глотовской усадьбе потянулись сельчане, ведя свою скотину на поводке, а кто-то вёз на телеге инвентарь. Прохор Глотов, говорят, сбежал всей семьёй, бабы его пожалели, всё-таки успел, слава богу, похоронить отца в родном селе…

Екатерина просила мужа, что пока не надо спешить сдавать коров и прочий инвентарь, может, не всё их добро сгодится колхозу.

– Да что мы, Катя, играть будем с властями? – нервно вопросил Фёдор и стал как-то поспешно в хлеву отвязывать корову. – Ты хочешь, чтоб нас выслали, как Глотова?

– Так ведь, говорят, будто он сбежал ночью. Я бы на твоем месте не ровняла себя с ним, – обронила жена и продолжала: – Значит, хочешь разорить нас, Федя? В колхоз я бы и так пошла.

Она знала, что ради колхоза муж не думал бросать должность стрелочника на железнодорожной станции.

Из новой избы вышла Ефросинья, глаза которой изображали неизбывное горе оттого, что сын выводил из сарая коров и тем самым отнимал у семьи кормилиц.

– Матушка, иди в избу, что тебе тут делать, простынешь! – визгливо вскрикнул Фёдор, ведь мать только что очухалась после высокой температуры, отчего он даже сердито притопнул ногой. Коровы принюхивались к снегу, не понимая, зачем их так рано вывели на двор, ведь до первой травы ещё далеко, но хозяин, видно, задумал что-то нехорошее…

Екатерина с жалостью смотрела на коров, а Фёдор, кажется, так легко расставался с нажитым хозяйством, что готов был задарма всё раздать, подумала в страхе Екатерина, глядя на то, как муж решительно, с озабоченным видом вывел из двора коров, при этом на его лице даже ни один мускул не дрогнул. А потом придёт за лошадью, инвентарем. От этих нестерпимо тяжких дум у Екатерины сдавило дыхание, перехватило дух, а сердцу стало так больно, что враз ослабли ноги. Лоб покрыла холодная испарина, пошатываясь как пьяная, она медленно брела в избу, совершенно не чувствуя под собой земли. Такое гибельное состояние она пережила, когда узнала известие о смерти своей матери. И чего ж он так испугался, кто бы их зачислил в кулаки, если они даже в разряд середняков не попадали?

После того как сын увел коров, Ефросинья вошла в старую избу, взобралась на печь, и долго там вздыхала; она горько плакала и жалела сына, который наживал, наживал добро, и теперь всё ушло в чужие руки…

Однако Фёдору было видней, хотя, конечно, тоже не по себе, что был вынужден поступать против своего желания. А по улицам ретиво шагали агитаторы, но они не успели дойти до усадьбы Зябликовых, как Фёдор уже вёл им навстречу своих обеих коров. Когда они поравнялись, спросили фамилию, Федор ответил, и они ничего ему не сказали.

Ещё было издали видно, как на бывшем просторном глотовском подворье толпились односельчане не из самых бедных крестьян, которые тоже уже решили свои судьбы, и это их единило в общем горе…

– Федь, чего две коровы привёл? – смеясь спросил Макаров.

– А сколько надо, они у меня перед тобой все как есть! – нервозно отчеканил тот. Кто-то стал быстро отвязывать с них веревки, а потом загнали в баз, где сгрудившись стояли около двух десятков коров и дико ревели, не понимая, что с ними будут делать дальше в такую голодную пору, а может, уже предчувствовали свою неминуемую беду?

– Зябликов, у тебя, кажись, две коровы? – спросил несколько озадаченно Наметов.

– У меня? – растерянно переспросил Фёдор. – Да, а сколько ты думал, с десяток имею? – обронил он с обидой.

– Не обманывает? – спросил недоверчиво Снегов, придирчиво всматриваясь в мужика.

– Да нет, у него правда две! – сказал кто-то из стоявших тут же от нечего делать мужиков. И Наметов тоже подтвердил.

Фёдор оглядел начальство, сидевшее за столом под дорогой скатертью, сердито заговорил:

– Я лгать не умею. Сходите проверьте, сарай пуст, а коли потребуете лошадь – хоть сейчас же приведу!

– Хорошо, верим, тогда одну бурёнку уведи домой, а лошадь живо гони, – отчеканил Снегов после того, как ему что-то нашептал Наметов. Однако Фёдор не расслышал, во дворе стоял несмолкаемый людской гомон и надрывное коровье мычание.

– Уводи, уводи, одну буренку оставляем, едоков-детей у тебя много, – пояснил Наметов, – и Фёдор выразил на лице неподдельное удивление, что не мог взять в толк: шутят ли над ним или говорят на полном серьёзе? И он, как во сне, взял корову за рога, набросил верёвку и повёл кормилицу домой, вторая, увидев это, долго протяжно мычала. Но Фёдор старался не слушать, что ему удавалось с чрезвычайным трудом.