Читать книгу Пущенные по миру - Владимир Аполлонович Владыкин - Страница 35

Егор Мартунин никогда бы не подумал, что его, выходца из бедняков, нарекут «вражьим элементом», не подчиняющимся советской власти. И мало того что никогда не критиковал её устоев и не произносил о ней дурных слов даже шепотом, а, наоборот, всегда считал её своей. Вот и в Гражданскую войну защищал её с оружием в руках. При единоличной жизни, когда продразверстку заменили продналогом, это событие вызвало бурные споры, так как не все дворы могли платить непосильный налог, а власти это не учитывали. И Егор говорил односельчанам, что для этого надо повыше засучивать рукава и вкалывать, а не лежать на печке и не ждать, что всё само свалится с неба, как по щучьему велению.

Однако Антип Бедин, тоже всю войну воевавший на стороне красных, такие разговоры не поддерживал и смотрел на своего давнего недруга как на подкулачника, усматривая в его словах намек в свою сторону. И вот подоспел такой момент, когда он вызвал в сельсовет Егора, чтобы окончательно выявить его вражескую сущность:

– Егор, теперь я хорошо понимаю, почему мы с тобой не смогли в детстве подружиться. У тебя уже тогда замечались все наклонности к обладанию безраздельным богатством. Помнишь, как ты завидовал Степану Горчихину? Я тебя тогда спецом подговорил залезть на его голубятню, я хотел раздать голубей мальцам, но ты настоял их продать. Вот когда наклюнулась твоя рваческая жилка! И нешто ты, всю жизнь мечтавший о богатстве, честно воевал за бедняков? В этом я очень сомневаюсь! Ты знаешь, что я пришёл с войны после тебя, и люди балакали, что ты ушёл с фронта. Да, слухи о тебе доходили, скажу прямо, вредные. Что скажешь, было не так? – он яростно протягивал каждое слово, точно ворочал камни, при этом его серые глаза сверкали лютой ненавистью, и продолжал:

– Давно я мечтаю тебя попотрошить и заглянуть в твоё военное прошлое, как ты воевал. Но я почему-то не верил, а теперь, когда ты оброс кулацким хозяйством с ног до головы… – тут Егор было хотел возразить, но Антип поднял кверху руку и не дал высказаться.

– Да-да, погодь-погодь, оброс кулацким хозяйством, говорю определённо только тебе, а ты под моим руководством сам сделаешь надлежащий вывод, вот тебе и будет по щучьему велению…

– Да ты чего, Антип? – всё больше хмурясь, резко оборвал Егор, бегая лихорадочно-тёмным взором.

– Я тебе не Антип, – вдруг бешено вскричал тот, – а Антип Сергеевич! Вот давай порассудим о твоём хозяйстве, – продолжал Бедин.

– В таком разе я тебе тоже не Егор, а соответственно Егор Власович. Так-то, Антип Сергеевич…

– Нечего мне тут равность устанавливать! – упрекнул сердито тот, глядя исподлобья.

– Дак революция всех уравняла?

– Это кого уравняла, а кого развела по разные стороны. Да от тебя несёт буржуем за версту… Скажи на милость, почему в гражданскую не довоевал до победного конца? И ещё неизвестно, как ты воевал, за кого; а может, как в революцию, с братцем дебоши устраивали да усадьбы помещичьи растаскивали… А потом отгрохали дом, на законном ли основании? И это в то время, когда другие гибли за революцию, а вы нагло пользовались её плодами!..

Под нажимом слов Бедина и под взглядом прищуренных глаз Егор на время растерялся, однако он скоро справился со своими чувствами и заговорил:

– Но знаешь, ежели с такой мерой подходить к нам, то надо вспомнить, что тогда так делали не мы одни, а все. Зачем же было пропадать в огне добру? Это уж каждый на свой хозяйский пригляд смотрел…

И вот когда разговорился, он вдруг уверовал в правоту своих слов, и его взгляд тотчас обрёл непоколебимую твердость: – Я воевал, как умел… А ты лучше ответь: кто из русских хотел идить против своих, русских? Мне от одного вида крови всё нутро выворачивало…

– Враги революции были готовы задушить молодую республику, вот тебе мой сказ! – воскликнул Антип. – Ты мне ответь: кто, по-твоему, проливал кровь? – уставился сурово, и сам же ответил: – Я скажу кто: ты овец сколько порешил? Не считал?

– А че ж ты не даёшь сказать? Овцы мне нужны для дела. Нешто можно равнять человека с овцой! А вот кто стреляет в своего брата-славяна, я не оправдываю, – обронил отрешённо Егор.

– Ага, вот теперь ясно: ты на стороне классовых врагов, они и льют кровь! – вскричал Бедин, вскочив с лавки, и тут же сел. – Погоди, овчарню заведём, всех твоих овечек в колхоз, а сам катись ко всем чертям!

– Нешто ты удумал меня голым пустить по миру? – моргал ресницами Егор с таким растерянным видом, что уже трудно было усомниться в недобрых намерениях Бедина. – Почему же ты видишь во мне палача, а в себе не видишь?

– А нам мироеды не нужны. Тогда узнаешь, что я из себя представляю, – ехидно, с издевкой протянул власть предержащий.

– Дак я воевал на стороне красных, это все знают во всяком другом исполкоме, а то бы я с тобой не балакал.

– Ах ты, мать твою! По-твоему, мы, красные, кровожадные? Да тебя, голубчик, надо поставить к стенке и в распыл, как прихлебателя контры!

– Дак нешто я назвал тебя кровожадным? Это ты здря, я только изрёк, против кого воевал… А нешто красные и белые стреляли понарошку в воздух? Уж кровищи пролито много. Нешто сейчас можно разобраться: кто на кого первый направил пушки?..

– Белые только и нацеливали пушки против молодой республики. Ты это, вражина, не темни! Что же, по-твоему, надо было выжидать, чтобы они нас перебили? Мы тебе сей момент установим истину, кто ты есть! – выгнув яростно шею и снова привставая, проговорил Бедин. И вдруг посмотрел в сторону. Егор перевёл взгляд туда и, к своему изумлению, только сейчас увидел в тени угла сидевшего приезжего из района, который тут же встал, оправил гимнастёрку под ременной портупеей с прилаженной к ней кобурой, из которой выглядывала закругленная чёрная рукоять нагана. Сейчас Егору показалось, что незнакомец вошёл словно через стену, и не без испуга рассматривал военного.

– Да, пожалуй, теперь ясно, что он за птица! Вражина, одно ему слово, к тому же хитрый, гад, сразу видно, куда гнёт… – проговорил тот.

– Какой же я вражина и куда гну? – резко, с отчаянием заговорил Егор. – Против советской власти не выступал, а что касаемо теперешнего момента, так я встал на свой путь помощи советской власти и буду ей завсегда помогать трудовым потом и мозолями.

– «Свой путь», говоришь? Это какой такой свой? – спросил районный гость, пройдясь перед Егором этаким щёголем с начищенными до блеска сапогами. Егор даже успел при этом подумать, на какой парад он так их надраил?

– Поставлять на рынок своё ремесло, – простодушно ответил он.

– Это, надо полагать, поставлять контру? Да ты истый нэповский недобиток! Вот где они окопались! – обернулся районный гость к Бедину, верно указавшему на вражеского элемента, а там, может, тот и заговор вынашивал.

– Перерожденцев и без тебя хватает, Егор, – подтвердил Бедин жёстким тоном.

– Да постойте, товарищи, здесь надобно разобраться. Да какой из меня враг, – после паузы, в лёгкой растерянной оторопи, он улыбнулся. – Если так, я вам отдам всю скотину, мне ничего не нужно. А овец, кажись, разрешено… и в колхоз запишусь, – обещал он запальчивым тоном.

– А чего же ты раньше обманывал советскую власть?

– Дак весной говорили, что хозяйство сдавать и в колхоз записываться по желанию. Я и не торопился, а потом вышла статья товарища Сталина… Вот она при мне. – Егор было хотел вынуть из бокового кармана потертую от долгого ношения газету.

– О ней мы и без тебя знаем. Ты же хотел советской власти помогать, а сам повёл, как затаившийся кулак, – говорил Бедин, пытавшийся выслужиться перед районным начальством и показать сейчас, как он обламывает и разоблачает прижимистых крестьян. Бедин не знал, что тогдашний уполномоченный Снегов, а ныне секретарь райкома, тоже был заинтересован подавать отчётность в область о проведении сплошной коллективизации, дабы как можно больше крестьянских дворов вступили в колхоз и как можно меньше было колеблющихся, и к этому он призывал Бедина.

– А вот на статью ссылаться нехорошо, – тихо и спокойно произнёс человек в портупее. – Товарищ Сталин показал пример выдержки, сознательности и призывал к этому вас. А вы повели подло, подрываете доверие товарища Сталина, – продолжал тот нарочито, дабы подействовать на совесть Егора, который уловил в словах его явный обман. Он кивал, поглядывал колючим взглядом на своих притеснителей. И когда Егор заверил, что готов исполнить всё, что услышал, его отпустили домой.

– И что мне, долго ли ещё терпеть его? – спросил Бедин у районного гостя, который и приехал по его просьбе.

– Ничего, найдётся ещё один предлог – увезём, – заверил тот и стал собираться в дорогу…