Читать книгу Юлия - Владимир Аполлонович Владыкин - Страница 15

До Москвы на скором поезде сутки езды. Дорожные впечатления радовали, удивляли, восхищали новизной чувств и мыслей. За окном плацкартного вагона сначала тянулись степи, хутора, станицы, потом города, реки, озёра, а вдали поля и луга. Картины стремительно менялись: огромное расстояние осталось позади и еще большее ожидало впереди; ощущение этого беспредельного пространства поражало воображение: какая чарующая, богатая природа! На остановках девушки выходили из вагона, чтобы ступить на землю, где они никогда не бывали. Потом потянулись сплошные леса, изредка перемежавшиеся деревнями и сёлами, и опять мелькали поля. Смена картин за окном продолжала будоражить сознание. Однако где-то в середине пути девушки поняли, что стали немного привыкать к быстрой перемене впечатлений, и вели себя уже спокойней, как бывалые пассажиры. Ведь их спутники совершенно ни на что не реагировали. Это были зрелые люди, видно, супруги с малолетним ребёнком.

Ближе к столице девушки ощутили радостно-тревожное ожидание; их восприятие вновь обострилось, и они не отходили от окна или стояли в тамбуре и смотрели, как наступил вечер. Но было ещё светло. В это время дома уже темно, а потом, как только сгустились сумерки, наступила непроглядная ночь; лишь где-то мелькали отдельные огоньки. Надо было укладываться спать, как это делали все пассажиры. Проводница разносила постельные принадлежности – комплект по рублю…

В Москве на Казанском вокзале Юля и Маша, как учила их Валентина, сдали свои вещи в камеру хранения и сели в экскурсионный автобус, отправляющийся прямо с вокзала. Побывали в лучших местах столицы: возле университета Ломоносова, Останкинской телебашни, Выставки достижений народного хозяйства, на Красной площади, совершили экскурсию по Кремлю. Хотели посетить мавзолей Ленина, но очередь туда была огромная, на что надо было потратить несколько часов. А потом они отстали от своей группы и стали болтаться сами: зашли в ГУМ, где у них перехватывало дух от обилия самых лучших товаров. Потом спустились в метро, где наменяли пятаков, сели в электропоезд и через каждые две остановки выходили из метро, полюбуются окрестностями столицы – и снова в метропоезд. Так катались до тех пор, пока не проголодались. Купили десяток пирожков, бутылку лимонада и сели в скверике перекусить…

Поезд в Омск отходил поздно ночью. Девушки за день изрядно притомились, к тому же встали рано: боялись – проспят встречу со столицей. И вот уже наступила вторая их ночь вдали от родного города. Им начало казаться, что уже не были дома целую вечность, и стало немного грустно. На Казанском вокзале не смолкал шум, без конца по радио громко объявляли отправление поездов. Девушки чутко прислушивались, чтобы не прозевать свой экспресс Москва—Омск. И только через два часа, полусонные, порядком умаявшись, они услышали название своего поезда и с вещами побежали по подземному переходу на свой перрон, который они нашли ещё задолго до отправления поезда.

И снова за окном вагона побежали назад столичные кварталы, высотные дома, и вскоре поезд вырвался из душного городского пейзажа. Ночью кроме огней ничего не видать, а утром подъезжали к Пензе, потом была Самара, Уфа, это уже шли вторые сутки их пути, а ещё ехать очень долго. Омск казался на краю земли, иногда поезд шёл по густому лесу, где не было ни одного населённого пункта, даже где-то вдали мелькали зелёные горные вершины, блестели водоёмы, широкие реки – поезд проносился через огромные каркасы мостов. Это уже приближался Челябинск, окутанный клубами дыма, отчего город был почти не виден, на окраинах дымили какие-то огромные башни, как-то конусно подымавшиеся к небу, заволоченному серой мглой. А потом опять заблестели в лучах утреннего солнца водоёмы, замелькали леса, в которых росли могучие сосны, ели, лиственницы; открывались безлесные пространства, и снова тянулась бесконечная тайга, потом горные вершины, поросшие лесом. Были видны и глубокие впадины, из которых поднимались протухшие серые испарения, отчего невозможно было дышать. Потом был город Курган, город Петропавловск, а дальше уже пошли небольшие станции.

Миновала третья ночь в дороге. Маша пожалела, что Магнитогорск оказался совсем в другой стороне. Чтобы туда попасть, надо было пересаживаться в Уфе. Это она узнала от проводницы. И у неё опустились руки. Юля успокаивала подругу. Вот как только они поступят в училище, тогда можно и поехать на поиски её матери…

Наконец Омск предстал перед девушками крупным промышленным центром. Это был старинный город. В последние годы он разросся новыми микрорайонами, как и все другие города страны. В большом городе с развитым общественным транспортом не сразу освоишься. Им приходилось долго осматриваться. Они проехали в общей сложности не одну тысячу километров через треть страны. Девушки заметили: Москва многомиллионный город, но в ней легче сориентироваться, чем в Омске, где населения значительно меньше столичного. Им приходилось без конца расспрашивать дорогу к медицинскому училищу. В сибирском городе также палило солнце и было жарко, погода почти ничем не отличалась от московской или южной. Девушки прибыли как раз под вечер и думали, что здесь их встретит прохладное сибирское лето. И даже приготовили тёплые вязаные кофты, подаренные им в детдоме. Но не успели вступить на перрон омского вокзала, как почувствовали южное тепло, чем остались очень довольны. Они поняли, что почти все вокзалы мало чем отличаются друг от друга, разве только конфигурацией зданий и архитектурой. Вокзал – это как бы фасад любого города, по стилю которого можно судить о его культуре и зодчестве…

К училищу они ехали на троллейбусе. Однако вскоре их ждало страшное разочарование, так как приём в медицинское училище закончился два дня назад. В приёмной комиссии опечаленные девушки спросили, получили ли они письмо, написанное директором детдома. На это пожилая женщина ответила, что такое письмо им ещё не приходило. В голосе женщины девушки почувствовали безразличие к их дальнейшей судьбе. Она занималась перебором папок с личными делами будущих абитуриентов и больше не смотрела на девушек. Такое равнодушие обидело Юлю, и она чуть не заплакала.

Подруги вышли из здания училища с тяжёлыми чемоданами – со всеми их вещами. Они устроились в сквере, солнце уже светило косыми лучами.

– Может, Тамара Игнатьевна забыла отправить письмо или оно ещё не дошло? Лучше бы нам в руки отдала! – посетовала Юля.

– Наверное, она ещё не написала, – предположила грустно Маша.

– Я так не думаю. Разве она так бы беспечно поступила? Я слыхала, как она Вале говорила, что написала.., – и Юля заплакала. В отличие от подруги Маша приняла первый удар судьбы довольно стоически и, как могла, успокаивала подругу почти как маленькую девочку, у которой отняли любимую игрушку. И впрямь, для неё это был самый неожиданный удар. Ведь как она надеялась осуществить свою мечту. И вот тебе, пожалуйста: приехали из такого далека, сколько на дорогу денег истратили… И всё напрасно? Маша попросила Юлю посидеть в сквере, а сама опять пошла в училище. Как она ни пыталась объяснить женщине-чиновнице, откуда они приехали и кто они такие, это нисколько ту не тронуло. Она лишь сказала:

– Приедете на будущий год! – и больше не смотрела на Машу. Она хлопнула дверью и ушла.

– Если бы на день раньше приехали, а ты ещё к матери хотела завернуть! – возмутилась Юля, когда немного пришла в себя после душевного потрясения.

– Ну да, я виновата! На Москву билетов долго не было, ты забыла? – в ответ вспылила Маша.

– Я не виню тебя! Ты лучше подскажи, что теперь делать?

– Поедем домой, и там точно поступим! – предложила Маша. – А я провожу тебя на поезд, и всё-таки к матери смотаюсь…

– Будто ты нужна ей!

– Я всё равно должна её увидеть, хочу разобраться: почему она меня бросила?

– А ты будто не знаешь, что бросают детей только пьющие и гулящие!

– Я найду её и врежу! – девушка сжала кулачки, стукнув ими себя по коленям, устремив взор вдаль сквера, будто там и была её непутёвая мамаша.

– Мне стыдно ехать домой, приём документов везде уже закончился, – грустно сказала Юля.

– Со мной поехали? – предложила Маша.

– Тебе легко сказать, что, у меня мешок денег? – Юля боялась остаться одна в незнакомом городе, но всё равно ехать с Машей не хотела. Предчувствуя разлуку с подругой, Юля прижалась к ней. – Я не хочу терять напрасно год! – Юля в отчаянии, от беспомощности, заплакала.

– Ты ничего не потеряешь – устройся на работу в местную больницу! – воскликнула Маша, осенившись догадкой.

– В больницу без образования, кто меня возьмёт? – Юля отстранилась от подруги.

– Санитаркой берут и без образования, а потом легко поступишь!

– Какая ты умная, а я и не догадалась! – улыбаясь сквозь слёзы, сказала Юля.

И они пошли на поиски больницы; спрашивали дорогу у прохожих, ехали троллейбусом, шли пешком. На перекрёстке улиц обратили внимание на массивную тумбу, на которой было много объявлений и афиш. Прочитали: проводится приём в речное училище юношей и девушек на специальности судовых мотористов, поваров: обучение два года. Девушки мгновенно забыли, что искали, и решили попытать там счастье, на что Машу подбивала Юля. Работать на судне поваром – это романтика! А затем поступит в медицинское училище. Но Маша отказалась.

– Ты как хочешь! Я поступлю на повара! Природа, река, красота! – весело воскликнула Юля, сверкая голубыми глазами.

– В медучилище тогда ты уже не поступишь! И будешь всю жизнь потом жалеть. Ведь ты бредила – стану медиком! Меня заразила… – изумлённо говорила Маша.

– Ничего, стану и врачом! Наша Тамара Игнатьевна с музыкальным образованием, закончила пединститут, хороший учитель по географии…

– Дело хозяйское!

Теперь подруги пошли искать речное училище. На это ушёл час. Училище размещалось в большом красивом здании. Фронтон парадного входа подпирали полуколонны, верхняя часть украшена лепкой. Под самой крышей из гипса изваяна эмблема или герб речного флота. В классах и кабинетах было светло и чисто. Обстановка вроде бы незнакомая, однако Юле казалось, что всё это она уже где-то видела раньше. Девушки с интересом рассматривали в витринах макеты судов, кораблей в целом виде и разрезе: якоря, мачты, рулевые управления, навигационные приборы. Мимо девушек прошагали несколько человек в форме речников.

В канцелярии, куда Юля вошла робко, у неё спросили: откуда она родом, кто её родители? Она сначала растерялась, ведь хотела утаить правду, что она вовсе не детдомовская. Ей казалось, что в речное училище принимают только домашних. Ведь ни один детдомовец, почему-то ей думалось, не изъявил желание учиться на моряка. И к тому же у неё не было разрешения директора для поступления в это училище. Хотя по дороге сюда подруги поспорили, что это не имеет никакого значения, лишь бы сами захотели здесь учиться. Маше не удалось переубедить подругу, что она думает наивно.

– Мой отец шахтёр, а мама повар! – отчеканила Юля, как давно решенное, и немного покраснела.

– И ты решила тоже стать поваром? – спросил молодой мужчина с приятной наружностью.

– Да, – не совсем уверенно ответила Юля. А сама подумала: «Почему им повара нужны, а врачи нет?» Она даже хотела спросить это, но побоялась, что мужчина смекнет, будто нарочно проговорилась о своей мечте.

– Очень похвально! – одобрил он. – Итак, поясняю: у нас общежитие только для юношей. А для девушек снимаем комнаты. За полцены…

Юле дали несколько адресов квартир и записку от администрации училища, гарантирующей половинную долю оплаты за жильё.

– Юлька, ты спятила: почему скрыла, что росла в детдоме, кто будет за тебя платить за жильё? Они принимают без разбора всех, а ты затвердила: одних домашних, одних домашних! – передразнила Маша, как только вышли на улицу.

– Думаешь, им нужна правда? Неужели они будут оплачивать за жилье? Держи карман шире: никто не пожалеет бедную сиротку!

– Ты рассуждаешь, как пессимистка, да войдут в твоё положение, и училище возьмёт всю оплату на себя. Рано или поздно они всё равно узнают. В твоих документах там всё сказано. – Маша хотела пойти назад.

– Не нужно, не иди! Прошу, – остановила за руку подругу.

– Тогда напиши Вале, она поможет.

– Ты Семёна не знаешь. Он копейкой удавится, но мне не даст! Я буду подрабатывать, как-нибудь выкручусь…

В этот же день Маша Савина уезжала на Урал. Перед отходом поезда, подруги долго прощались, целуя друг друга, и обе плакали.

– Пиши, обязательно пиши! – кричала Юля и, бежала рядом с поездом.

– И ты тоже! – долетало до неё из окна вагона.

Какое-то время Юля неподвижно стояла на пустом перроне и смотрела, как удалялся поезд. Вот и скрылся последний вагон, потонул в серой дымке. Вокруг сразу стало пусто, одиноко. Теперь одна, совсем одна! Вдруг стало жутко и страшно: одна в такой необъятной дали? От вокзала пошла пешком с тяжёлым чемоданом. Возле привокзального сквера села в троллейбус и проехала остановку училища. Водитель остановил по её просьбе – она вышла.

Юля пришла в училище. Никто не видел, как девушка с чемоданом вошла в какой-то пустой класс: на дверях таблички не было. Полы и стены свежевыкрашены, всюду пахло свежей краской. Этот запах для неё был всегда родной. Когда они приезжали из пионерлагеря в детдом, всё было покрашено, отремонтировано, их кругом встречали чистота и блеск. И вот этот запах краски вызвал у Юли необъяснимую тоску. Девушка сидела в классе за ученическим столом в самом углу, представив на миг, что она находится в детдоме. Вот сейчас откроется дверь, и она увидит кого-нибудь из детдомовцев. И тоска неожиданно усилилась. Ведь она понимала: всё детдомовское ушло от неё навсегда; всё стало безвозвратным, и нечего больше жалеть о прошлом.

Юля притомилась сидеть в одиночестве, хотелось убежать туда, домой в Новостроевск, увидеть Валю, которая теперь казалась самым близким человеком. Зачем она не послушала ни её, ни Тамару Игнатьевну? Уехала так далеко: расстояние представлялось таким неохватным, таким огромным. И родной город, и родная улица остались только в памяти. Она даже и мысленно, с помощью воображения не могла до него добраться – так далеко он теперь, будто его на свете больше не существует, словно в космос умчался.

И впрямь, в пустом классе сидеть было уже невыносимо, будто кому-то назло обрекла себя на такое подневольное мучение. Она не знала, что ей дальше делать. Вот и вечер наступает, который ничего хорошего ей не сулит. Хотелось одного: плакать и плакать. А вечер всё приближался, приближался. Хотя бы с кем поговорить. И тогда Юля с радостью ухватилась за возможность написать сейчас же Валентине письмо. Она достала из чемодана чистую тетрадь, вырвала листок, взяла ручку, заправленную чернилами, и стала думать: с чего начать? И тут вспомнила, что в своей жизни писем почти не писала. Когда была в пионерлагере, иногда под настроение писала сестре. Поэтому растерялась: с чего начать, как доехала, как опоздала в медучилище, или то, что она сейчас испытывает страшное одиночество? Она снова вспомнила, как сестра рьяно отговаривала её не ехать в такую даль. И теперь, если она напишет о том, что тут ей плохо, сестра заставит вернуться. Или сама приедет за ней. В таком случае лучше не жаловаться, просто написать: «Здравствуй сестра Валя! Пишу тебе из Омска. У нас тут погода хорошая, доехала я чудесно, в училище, правда, не поступила. С Машей мы опоздали, зато нас приняли в речное, а Маша уехала на поиски своей мамаши. Я живу на квартире, за жильё училище оплачивает, чем я очень довольна…»

В одном платьице Юле стало прохладно. Она надела вязаную кофту. Свернула крупно исписанный листок в карман кофты. Купит конверт и тогда отправит письмо сестре. До начала занятий ещё очень далеко. Юля не знала, как ей устраиваться на новом месте, где жить? И вдруг вспомнила про адреса квартир: почему не пошла искать? А где же записка, выданная ей в канцелярии? Проверила карманы кофты – нету! И тут припомнила, что тогда держала книгу, меж ее страниц лежали документы, которые сдала в училище. И записку положила в книгу, которую нашла в чемодане: перелистала всю – нет записки. Куда она могла деться, неужели у Маши осталась? Точно, вспомнила, подруга её все вертела в руках, перечитывала адреса, хотела, чтобы она, Юля, сначала сняла квартиру. И тогда душа будет спокойна, она поедет своей дорогой. Но Юля воспротивилась, у нее взыграла гордость, что она сама в состоянии найти дорогу. Завтра ей выдадут новый адрес, а где будет брать деньги на оплату квартиры? Может, снова устроиться на почту разносить телеграммы? Пожалуй, в её положении это был единственный выход. Конечно, от старушки ей перепало двести рублей. Валентина сделала на её имя вклад в сберкассе, и теперь она может попросить, чтобы эти деньги она ей переслала переводом, и они пойдут на уплату за жильё. И она опять готова ухаживать за больной и одинокой старушкой, как это делала дома. А где же ей ночевать сегодня, не на вокзале же?

А уже неотвратимо наступал вечер, класс всё больше погружался в сумерки. Но в окнах ещё держались последние краски заката и отражались на полу, на стенах, которые с каждой секундой тускнели, угасали, темнели, словно некто прикручивал, убавлял их накал. Чем становилось темней, тем росла тоска, заполняя всё её существо. Юля почувствовала, что уже сильно проголодалась. Она достала из чемодана хлеб, варёные яйца, пирожки и бутылку лимонада. Почти весь день есть не хотелось, а всё это купленное утром на вокзале так и осталось нетронутым. Хотя в поезде они позавтракали бутербродами и куриным окороком: все это они купили лоточницы, ходившей с продуктами по вагонам.