Читать книгу Юлия - Владимир Аполлонович Владыкин - Страница 3

В конце мая в один из тёплых, солнечных дней 1958 года Валентина Туземцева неторопливо шла по тихой улице южного города Новостроевска. Вдоль тротуара росли белые акации, которые сейчас буйно цвели. Валентина неожиданно убавила шаг и загляделась на старое высокое дерево. Её толстый ствол на высоте трёх-четырёх метров от земли делился на два и от них, изгибаясь, тянулись в разные стороны ветки с небольшими овальными листочками, образуя вверху как бы пятнистый маскировочный зелёный шатёр. Среди нежной листвы, словно выдавленным через решето топлёным маслом, свисали гроздья цветов. Их сильный душистый аромат радовал и отвлекал Валентину от тех волнений, которые в последние дни отнимали у неё все душевные силы…

Примерно неделю назад во сне она увидела трёхлетнюю черноволосую девочку, которая бежала за ней, но так и не догнала её. Теперь она понимала, что надо было бы остановиться; но во сне Валентина безучастно шагала своей дорогой и не обращала внимания на бегущую за ней следом девочку. И только когда проснулась Валентина догадалась, что это видение ниспослано ей Всевышним неспроста.

Чуть больше года назад она пыталась найти девочку, но поиски закончились ничем, и она быстро к ним остыла. Впрочем, о потерянной сестрёнке Валентина никогда не забывала, просто хлопоты о своей семье забирали много времени. И вот этот сон, который она всерьёз восприняла как вещий, перевернул всю её душу, что она даже поклялась приступить серьёзно к поиску девочки, но какие-то дела всё равно мешали исполнить данное себе обещание.

Итак, в упомянутый день Валентине было суждено идти по улице, по которой она уже и не помнила, когда в последний раз ходила. А ведь на ней стоял детдом – двухэтажное здание, обшитое досками и выкрашенное в зелёный цвет. Но на вывески она без надобности вообще не смотрела. И вот сейчас Валентина залюбовалась белой акацией, стоявшей как раз невдалеке от входа в детдом, как неким дивом, и с наслаждением вдыхала аромат её пышных цветов.

Позже ей казалось, будто какая-то неведомая сила заставила приглядеться именно к этой, а не к какой-либо другой акации. И случайно брошенный ею взгляд во двор детдома выхватил из группки детворы светлолицую хорошенькую черноволосую девочку. Валентина в оторопи замерла на месте, почувствовав в груди сильные удары сердца, отчего все уличные звуки и шумы как бы враз отключились; внутри себя она услышала, точно чей-то посторонний, пробуждающий рассудок голос: «Да ты смотри, смотри, это же она!» Молодая женщина, быстро покопалась в сумочке, достала фотографию, которую после увиденного сна всегда носила с собой. Удостоверившись, что она, наконец, нашла Юлю, Валентина решительно вошла во двор. Почему-то раньше она не догадывалась обратиться сюда. А всё потому, что думала – её здесь просто не могло быть, так как девочку отдали в детдом в городе Шахты, где примерно год назад ей ответили, что Юлю перевели в областной центр, куда ездила уже в пустой след. Там ей толком ничего не объяснили или не поверили, что она искала именно свою сестру.

И вот, наконец, в Новостроевске, в котором жила уже несколько лет, ей улыбнулась удача, словно судьба сжалилась над ней.

Директором детдома была моложавая на вид женщина средних лет Тамара Игнатьевна Пустовалова с густыми рыжеватыми волосами, уложенными пышной причёской. Она только что пришла в свой кабинет после закончившегося собрания воспитателей, и в это время в дверь осторожно постучали. Тамара Игнатьевна, полагая, что, должно быть, к ней просится кто-то из воспитанников, ласковым тоном разрешила войти. Но она увидела молодую женщину. Директор с повышенным интересом созерцала посетительницу. На ней было сиреневого цвета повседневное платье; в руке чёрная кожаная сумочка; волнистые тёмно-русые волосы на затылке подобраны в пучок. Лицо широкое: выпуклые круглые щёки, серые глаза, слегка курносый нос, припухлые маленькие губы.

Валентина, не зная с чего начать разговор, быстро достала из сумочки фотографию маленькой девочки лет трёх, подала её директору и сказала, что это её родная сестра по матери. И очень волнуясь, вкратце поведала, как через шесть лет после окончания войны родилась Юля, отца которой она не видела, как мать, умирая, просила её, Валентину, не бросать дочь на произвол судьбы. Но из-за тяжёлых семейных обстоятельств своего слова не сдержала. В сознании Валентины промелькнуло полуголодное военное детство, жизнь в общежитии техникума на скудную студенческую стипендию. От жалости к себе у неё на глазах выступили слёзы. Она виновато опустила голову и облегчённо вздохнула.

– А мы-то думали, что девочка круглая сирота. В её деле, кроме родителей, ни о ком не говорится, – пояснила Тамара Игнатьевна, и, сделав паузу, ещё раз внимательно посмотрела на Валентину, и следом спросила, нажимая степенно на каждое слово: – Теперь, когда вы нашли сестру, что вы собираетесь делать? Поймите правильно, для нас этот вопрос отнюдь не праздный, как и ваше, я вижу, посещение тоже? – она как-то сосредоточенно наклонилась над своим рабочим столом, пытливо глядя на посетительницу.

– Поверьте, Юлю я искала в другом городе, в Ростове была… А тут иду и такое везение: я случайно увидела её во дворе. Я, конечно, всё понимаю, вы правы, сначала я должна посоветоваться с мужем, – Валентина старалась говорить ровно и не волноваться. Однако изучающий взгляд Тамары Игнатьевны несколько отвлекал женщину, и она сбивалась с мысли, испытывая какую-то свою безотчётную вину: – Вы извините, что я так поздно к вам обратилась. Мне можно на первых порах хотя бы изредка её навещать? – видя, что Валентине больше нечего сказать, Тамара Игнатьевна с внутренним возмущением покачала головой:

– Вы считаете, увидев девочку случайно, вам вполне достаточно принять в её пользу единственно верное решение, даже ещё не посоветовавшись с мужем? По вас, извините, я пока не вижу, что вы так сильно обеспокоены её судьбой. Я понимаю: учились, вышли замуж и вдруг вспомнили, что у вас есть сестра… а дальше?

Директор смотрела проницательно; от её взгляда Валентина совсем растерялась, не зная, что ответить, и пожалела о своих необдуманно вырвавшихся словах, когда минуту назад сказала, что посоветуется с мужем. По жёсткому тону Тамары Игнатьевны она без труда поняла, что директор, видно, ждала от неё вполне обдуманного решения, мол, обязательно возьмёт Юлю к себе. Но к такому ответу Валентина была пока не готова и сказала:

– Я обещаю, что буду приходить к ней часто, а когда договорюсь с мужем…

– А если он не даст вам согласия, скоро перестанете навещать, привыкнете к мысли, что сестра присмотрена. Вам может показаться, что я жестока и несправедлива к вам. Но это обманчивое впечатление. Видите ли, у нас есть дети, от которых отказались то ли родственники, то ли непутёвые мамочки: вот они после долгого отсутствия вдруг объявятся – пообещают им приходить, а сами вскоре про них забывают и больше не приходят, а ведь дети их ждут, а не дождавшись, начинают убегать на их поиски… У Юли же совсем другая ситуация: о своих родителях она абсолютно ничего не знает. У нас она уже почти три года. Поначалу мы не могли от неё добиться ни слова: такая была стеснительная, молчаливая. Так что, прежде чем принять решение, подумайте хорошо, – сказала назидательно директор.

– Да, да, мне всё понятно, – быстро согласилась Валентина. – А что, разве нельзя девочку приучать понемногу к тому, что у неё нашлась сестра? – удивлённо протянула она.

– Простите, предположим, я это объясню ей, а дальше что? – почти раздражённо вопросила Тамара Игнатьевна, осуждающе поглядев на Валентину. Но потом вдруг встала из-за стола, быстро прошлась по кабинету, непроизвольно взглянула на портрет Макаренко, висевший высоко на стене напротив стола, словно он должен был подсказать ей верное решение, докончила мысль: – Дрессировать можно только собак и кошек, а приучать детей к чему-то несбыточному – опасно…

– Ой, извините, – Валентина тоже поднялась, – а что же тогда делать, выход-то должен быть? Посоветуйте. – Растерянно попросила она, не находя больше подходящих слов. Ведь не могла же она прямо заявить, что завтра же непременно заберёт девочку к себе. Уже и без того директор, наверное, считает, что вот она нашла сестру, а сама и не думает забирать её из детдома.

– Ну, что я вам могу посоветовать? – в досаде произнесла Тамара Игнатьевна. – За вас я не могу решать – поговорите с мужем, если он поймёт вас, приходите! Но знайте: просто так мы не разрешаем вам являться и напрасно бередить душу ребёнка! Я уже говорила, что у нас дети самых разных судеб: у кого-то родители лишены своих прав, у кого-то по болезни не в состоянии содержать. В редких случаях мы разрешаем и навещать, и брать детей домой. Но у Юли совершенно никого нет, о чём она знает, и вдруг вот вы! Вдумайтесь: какое чувство предстоит ей пережить в связи с вашим появлением? – она жалостливо посмотрела.

– Да не может того быть. Мне наоборот кажется, что сестре она обрадуется! – несколько удивлённо и робко возразила Валентина, испытывая при этом глубокое чувство стыда и унижения оттого, что ей дают понять: с такими незрелыми рассуждениями, тут ей больше нечего делать.

– Нет, я вам повторяю – девочка испытает сильное смятение, быть может, потрясение, полное недоумения: почему, зачем её бросили? И потом вас же будет упрекать в том, что вы так долго к ней не появлялись. Ведь они всегда кого-то ждут, надеются, что кто-то опомнится и придёт за ними или просто чужие люди удочерят или усыновят. Но такие чудеса в их жизни бывают крайне редко…

– Извините, конечно, вы правы, тогда я пойду, – Валентина уже пошла к выходу, но у самой двери Тамара Игнатьевна, сочувствуя в душе этой женщине, остановила её:

– Постойте, дети у вас хоть есть? – протяжно спросила она.

– Конечно, у меня дочка, ей скоро два годика. А что? – несколько удивлённо протянула Валентина, и в её оживившихся серых глазах блеснула надежда.

– Хорошо, я постараюсь подготовить Юлю, а потом приглашу вас. Оставьте свой адрес или телефон.

– Спасибо, вы очень чуткий и добрый человек! – в приподнятом настроении поблагодарила Валентина, назвав свой рабочий телефон.

Когда она обратно проходила через просторный, мощённый булыжником детдомовский двор, опять увидела Юлю среди многочисленной детворы. Забыв предупреждение директора, она подозвала к себе девочку. Юля с робкой пытливостью взглянула на незнакомую тетю и растерялась, не зная, нужно ли к ней подходить. Раньше у девочки появлялось желание, чтобы вот так же кто-то заинтересовался ею. Подойти к чужой тёте при своих детдомовцах совсем нестрашно. При всём при том, ей стало очень интересно: что же она скажет? И Юля неожиданно для себя отважилась к ней приблизиться. Детдомовцы с завистью взирали на свою подружку, предчувствуя, что в её судьбе на их глазах происходит нечто очень важное.

– Как тебя зовут? – как можно ласковей спросила Валентина. Девочка стеснительно смотрела на молодую женщину, с большим любопытством рассматривала её платье, туфли, сумочку.

– Меня зовут Юля Заулкалова! – она старалась произнести каждое слово чётко, но фамилию назвала не совсем верно, и от этого смутилась.

– Тебе здесь нравится, ты не скучаешь?

Юля несмело покачала головой, продолжая с интересом взирать на женщину. Ведь до этого дня из посторонних людей с ней никто так не разговаривал.

– А ты хочешь, чтобы я к тебе приходила? – спросила Валентина, пристально глядя на девочку.

Юля растерялась, испытывая душевую борьбу; она не знала, как отнестись к предложению незнакомой женщины, так как вспомнила наказ Тамары Игнатьевны, которая всегда предостерегала детей, чтобы в любой ситуации с посторонними людьми не вступали в разговор.

– Ну, что ты молчишь? Гостинцы буду приносить, – и тут она быстро достала из сумочки кулёк конфет, который, словно для этого случая, прихватила с кондитерской фабрики, и подала Юле. Девочка несколько боязливо приняла гостинец, посматривая осторожно на женщину как бы убеждаясь: не передумает ли она?

Валентина наклонилась к ней, поцеловала в обе щёчки и тут же попрощалась, не забыв известить, что она зайдёт ещё и завтра. И скорым шагом вдруг пошла, потом, обернувшись на ходу, помахала рукой.

Какое-то время в некотором недоумении Юля продолжала стоять на месте и смотрела вслед удаляющейся женщины, даже не замечая своих подружек, обступивших её, Юлю, прижимающую к худенькому тельцу гостинец…

С этого момента девочка стала думать о ней и с нетерпением ждала её на следующий день, который даже за играми с подружками тянулся так нестерпимо долго, что казалось, он никогда для неё не закончится. Юля инстинктивно без конца посматривала на ворота. И когда, наконец, увидела входившую во двор детдома уже знакомую женщину, она было побежала к ней навстречу. Но вскоре перешла на шаг, так как на виду у детей стеснялась выдать нахлынувшую радость. И еле сдерживала душевный порыв обнять такую хорошую чужую тётю в красивом сиреневом платье, и даже появлялось желание назвать её мамой, чтобы она увела её с собой и больше никогда бы в детдом не приводила… Конечно, это был её, возможно, сиюминутный порыв, возникший под влиянием тех редких случаев, когда детей забирали из детдома приёмные родители. Ведь в действительности вне стен детдома она не представляла своей, а тем более другой жизни…

На этот раз молодая женщина не пошла в глубь двора. Она остановилась под старым тополем и украдкой поманила к себе девочку. Валентина и на этот раз принесла Юле конфет и пяток краснобоких яблок, отливавших изумительным глянцем. Они и на это раз поговорили совсем недолго, а девочка очень жалела, что тётя так быстро спешила уйти. На прощанье Валентина призналась, что она ей очень понравилась и мечтает с ней подружиться. И почему-то ушла, а девочке вдруг стало так тоскливо, что даже хотелось расплакаться. Но подружки, видя, что она расстроилась, наперебой успокаивали, втянув вновь в игру, и Юля понемногу отвлеклась от своих грустных мыслей…

Тамара Игнатьевна действительно оказалась права, когда предупреждала Валентину, что необдуманные, ничего не значащие посещения девочки ни к чему хорошему не приведут. Вот и получилось, что, став навещать Юлю, сама того не желая, она нагнала в душу ребёнка смятение, пока ничего ей больше не обещая.

Всякий раз, как только Валентина уходила от неё восвояси, Юля беспокойно думала: «Кто эта тётя? Почему она ничего мне не объясняет? – размышляла она про себя. – А только приносит гостинцы да расспрашивает, как я тут живу, и если кто-то из воспитателей показывается во дворе, она быстро исчезает». А Юле так хотелось, чтобы тетя подольше оставалась с ней: зачем она наказывала слушаться воспитателей и не баловаться, будто она сама этого не знает. А вот нарочно она будет шкодить наперекор её словам. И никого не станет слушаться, начнёт безумно прыгать и озорничать. И никто её не остановит, не укажут до тех пор, пока тетя не осмелится увезти её отсюда! А если бы увезла, то Юля только бы одну её и слушала. И стала бы дома самой верной помощницей. Ведь она умеет мыть посуду, хорошо накрывать стол, убирать в комнате, да и стирать уже пробовала.

Здесь её учат всему: и петь, и рисовать, и буквы писать. А Тамара Игнатьевна так замечательно поет и так превосходно играет на пианино, что заслушаешься. Как-то она сказала, что у неё, Юли, есть музыкальный слух и когда-нибудь она будет хорошо петь. И даже обещала научить её играть на пианино. Словом, Юле захотелось спеть приходившей к ней тёте, чтобы она не сомневалась на тот счёт, нужно ли её, Юлю, забрать в свою семью. Почему-то других детей иногда забирают взрослые, а чем хуже она… «В другой раз, когда она придёт, – размышляла девочка перед сном, – я сама начну у неё выпытывать всё; довольно ей расспрашивать меня, а то я ничего о ней не знаю. Вот возьму и спрошу: есть ли у неё такая же девочка, как я, а если нету, тогда я стану ей дочкой, неужели она не согласится, или так трудно это исполнить, тогда зачем ко мне ходить и тревожить своими хождениями? Меня жалеть не надо, я хочу, чтобы меня любили. И гостинцев больше не приму, если она не возьмёт меня к себе домой. Ах, как мне хочется быть дочкой, но вовсе не воспитанницей, разве так трудно ей об этом догадаться, а ещё называется взрослая?!»

В последние майские дни ярко светило солнце, которое уже довольно сильно припекало, а Валентина трудно переносила жару, стараясь ходить не по солнечной стороне улицы. Она думала о муже Семёне без настроения, так как он был раздражён с того дня, как она нашла Юлю. Хотя Валентина всё ещё надеялась, что Семён поймёт её, и сестра станет с ними жить. Впрочем, она не теряла такой надежды. И вот однажды она смело, ни от кого не таясь, вошла во двор детского дома. Теперь незачем было украдкой посещать девочку. Недавно она переговорила по телефону с Тамарой Игнатьевной, которая подготовила Юлю к тому, что у неё нашлась сестра. В послеобеденный час весь двор заливало яркое солнце, и детей тут никого не было. На этот раз Валентина даже жару не ощущала, её мысли сосредоточились на Юле: как она восприняла известие, что у неё нашлась сестра? Директор говорила, что она думает, будто всегда жила в детдоме, что родители бывают только у домашних детей, о чем Юля сама интересовалась у неё однажды. И Тамара Игнатьевна в этом ее отнюдь не переубеждала…

Юля увидела Валентину из окна комнаты для занятий по рукоделию. Не помня себя, она помчалась по коридору, и только при выходе ноги вдруг сами остановились. Юля стояла в самом проёме двери, упираясь ручонками в створку одной половины дверей. И от подступившего к сердцу страха она не решалась спрыгнуть с высокого порога. При этом Юля вся замерла, как перед прыжком в холодную воду реки, ведь ей открылось, что эта женщина не просто чужая тётя, а её сестра, как ласково и толково объяснила ей Тамара Игнатьевна. И с того дня она теперь с трудом верила, что у неё так неожиданно отыскалась красивая и взрослая сестра! Хотя она уже знала, что у детей вдруг могли объявиться родные, которые, однако, не всегда забирали их к себе на воспитание, а если некоторые брали, то очень грубо обращались с ними, и тогда дети от сородичей или усыновителей убегали в детдом. Лишь за небольшим исключением всё-таки находились счастливчики, и они назад не возвращались, что у остальных детей вызывало зависть. Одним словом, Юля давно мечтала, чтобы и у неё кто-нибудь из родственников непременно отыскался и стал бы любить её. Она ни за что не убежит, станет хорошо себя вести, и тогда её незачем будет ругать. И вот, как в сказке, её мечта сбылась: у неё нашлась сестра, но при этом вдруг возникло затруднение. Ведь она представляла, как назовёт тетю мамой, когда станет её дочкой! Правда, её одолевали сомнения, дескать, сестра должна быть маленькой, как она, Юля, а эта уже совсем взрослая…

Валентина сама подошла к стоявшей на высоком пороге Юле, и с интересом взиравшей на неё, как бы говоря: «Ты, правда, моя сестра?» Но затем в глазах мелькнуло сожаление: «А лучше бы ты была моей мамой, как было бы здорово, если бы ты передумала быть моей сестрой». У нее чёрные волосы посередине расчёсаны на пробор; большие сине-голубые глаза; широкие брови близко подходили к переносице и почти соединялись над ней, напоминая летящую птицу. Валентина заметила, что девочка теперь смотрела почему-то хмуро, как-то настороженно в душевной борьбе поблескивали её выразительные глаза, словно была ей уже не рада. Просто неожиданно Юля вспомнила, что у неё не могло быть матери, а тогда откуда взялась сестра?

– Ну, как, моя милая, ты уже ждёшь меня? – ласково обратилась Валентина, стараясь развеселить Юлю и наклонилась, быстро чмокнув её в щёчку.

– Я теперь вас всегда жду! – чётко выговорила девочка, глядя пытливо на Валентину, у которой от её взгляда невольно дрогнуло сердце и защемило пронзительной болью, при этом она старалась улыбаться искренне. На Юле было полувылинявшее ситцевое платьице, едва прикрывавшее коленочки. Жалко было смотреть на тонкие ручки и худенькое тельце девочки. И, быть может, впервые Валентина пожалела, что раньше не искала сестру настойчиво, и не могла простить себе этого. А теперь нелегко будет объяснить девочке, когда она об этом неминуемо спросит. И, невольно озадаченная догадкой, Валентина заметно растерялась: как повести себя дальше, чтобы оттянуть возникшую сложную ситуацию? Ведь и в своём забубённом муже Семёне она была не уверена, что тот согласится принять к себе девочку…

Для начала разговора Валентина взялась доставать из сумочки гостинцы, которыми Юля всегда делилась со своими подружками. Она успела вытащить только один кулек конфет, и было принялась вынимать второй с пряниками, как девочка резко вытолкнула из сумочки её руку.

– А вот и не надо больше, вы, наверно, гостинцы покупаете своей дочке, а приносите мне, – с мольбой тонким голоском произнесла Юля, – что она скажет вам на это, когда узнает?

– Что ты, милая! – Валентина в первые секунды опешила, рука так и застыла на месте: «Кто мог ей сказать это, неужто директорша?» – закралось подозрение. Валентина быстро справилась с минутным смятением, мягко, доверительно улыбнулась, вынула из сумочки оба кулька и подала их Юле.

– Бери, бери, это только тебе! – однако, словно испугавшись, Юля мгновенно завела руку за спину и покачивала чернявой головкой: «Нет, как хотите, от вас я этот подарок не приму!» – говорили женщине детские глаза.

– Что же ты такая упрямая, не обижай меня, пожалуйста! Ну, бери, бери же, – чуть расширив глаза, уговаривала Валентина.

– Я хочу… чтобы вы… мне ответили, – она, как взрослая, готовая уличить её в обмане, не сводила с женщины вопросительного взгляда.

– И что же ты хочешь узнать? Я тебя внимательно слушаю! – Валентине и самой не терпелось рассказать то, чего пока Юле еще неизвестно.

– Да! – отчеканила между тем девочка. – Да, мне сказали, что вы моя сестра, – и пытливо смотрела на нее.

– Тебе странно, что у тебя нашлась сестра? – удивленно спросила она, хотя про себя подумала: «Ой, какой я вздор несу!»

– Я не знаю… ваши гостинцы я не возьму, пока вы мне не признаетесь… – сбивчиво, заметно волнуясь, однако, вымолвила упрямо девочка; ее брови несколько изогнулись, она даже напряглась.

Видя, что Юля хочет узнать правду, Валентина, переведя дыхание, поспешила ей на выручку, чтобы только не томить Юлю.

– Видишь, дорогая моя, как всё непросто вышло… я сама тебе собиралась всё объяснить, но ты должна была сначала ко мне привыкнуть.

– И всё равно бы ничего не рассказали! – не желая при ней распустить нюни, она обронила это хотя и твёрдо, но чуть ли не плача, моргая длинными ресницами.

– Это почему же? – Валентина удивленно приподняв плечи, даже чуть подалась назад, глядя повлажневшими глазами.

– А потому… вам меня просто жалко и всё! – сказала она резко. – Думаете, я не слыхала, как Тамара Игнатьевна кому-то в телефон жаловалась: дома надо своих воспитывать деток, а на работе от чужих устаёшь, что никаких сил на своих не остаётся…

Валентина застыла с открытым ртом, так как своими суждениями Юля вконец загнала Валентину в тупик: «Ничего не скажешь, какая умная девочка, вот попробуй, объясни такой, что ты думаешь не так, она и не поверит!»

– Юленька, ты зря так говоришь! – начала она. – Ведь я правда твоя сестра. Тамара Игнатьевна тебе же всё объяснила, она любит тебя, как свою дочь и для неё вы все вовсе не чужие.

Однако Юля снова, как и в кабинете директорши после её сообщения, что у неё нашлась сестра, широко раскрыла глаза, смерила недоверчиво Валентину, дескать, почему, если ты сестра (Юля в душе уже перешла на «ты»), так долго ко мне не приходила? А почему ты в таком нарядном платье и туфли носишь на высоком каблуке? Да разве у маленькой девочки бывает такая большая сестра? И Юля при этом медленно-медленно отрицательно покачала головой, дескать, меня вы не обманете. Валентина догадалась, что Юля почему-то не верит не только ей, но и директору. Надо как-то переубедить девочку, развеять все её сомнения.

– Почему нам с директором ты не веришь? – спросила Валентина, пытаясь проникнуть в её тайные мысли.

До сознания Юли и впрямь ещё не доходило, почему она её сестра, тогда как ей просто хотелось иметь маму. Это чудное слово Юля иногда произносила про себя, отчего на душе сразу теплело и порой делалось вдруг тоскливо оттого, что она в полной мере ещё не испытала этого необыкновенного чувства.

– А я знаю, о чём ты собираешься говорить, – улыбнувшись, искательно сказала Валентина, но девочку это нисколько не расшевелило. Она упорно молчала, потупив глаза. – Так ты, значит, со мной не желаешь разговаривать? Ну, если сама отказываешься от моих гостинцев, я прошу угостить других детей. И, конечно, возьми себе немного…

Маленькая хитрость Валентине, кажется, удалась. Юля приняла гостинцы, стеснительно поблагодарила. Она немного расслабилась, как-то выжидательно, глядя на сестру.

– Ты называй меня просто Валей, ведь я правда твоя сестра, – и она в неподдельно трогательном порыве обняла и расцеловала Юлю. – В следующее воскресенье я повезу тебя к нам домой: посмотришь, как мы живём.

– А ты с кем живёшь? – живо спросила Юля.

В этот момент из дверей другого подъезда показалась представительная женщина в очках. На её неполной красивой фигуре, подчеркивая все её линии, превосходно сидело однотонное светло-коричневое платье.

– Так вот ты где! Юленька, надо предупреждать, когда уходишь, – подойдя сказала Тамара Игнатьевна чуть строго и наставительно.

– Здравствуйте, вы извините ради бога, это она из-за меня, – ответила Валентина.

Тамара Игнатьевна тоже поздоровалась, и все трое не знали, о чём говорить дальше. Юля, слегка сощурив глаза, приподняв головку, внимательно следила за обеими женщинами.

– Нам ещё надо будет обсудить один вопрос, – тихо сказала директор, украдкой поглядев на Юлю, и погладив её по головке.

– Сейчас? – почти шёпотом переспросила Валентина.

– Подойдёте, как только освободитесь, – и она, посмотрев на Юлю, вежливо удалилась…