Читать книгу Восьмой десяток - Владимир Безладнов - Страница 21

ТВОРЧЕСТВО
ИГРАЕМ «КАИНА»
(монолог режиссера, в ожидании премьеры)

Оглавление

Зал пуст. Открытая сцена,

Как черная пасть, оскалена…

Слоняюсь по ней бесцельно:

До вечера – вечность целая!..

Премьера!.. Повышены цены…

Сегодня играем «Каина»!


Последняя репетиция

Прошла, как всегда, бездарно:

Опять – столкновенье амбиций,

Актеров унылые лица…

И – что уже стало традицией —

Чернейшая неблагодарность!


За сценой техника ропщет.

Сдержаться никто не может.

Завпост материт монтировщиков…

Попутно – меня – постановщика:

Мол, мог наваять и попроще —

Без зауми и выпендрежа…


Мол, главное для режиссера,

Чтоб все было ясно и просто…

Чтоб было – по разуму – впору…

Чтоб не было лишних споров…

И… чтоб не летали актеры

По сцене на ржавых тросах!


Орет про гнилые доски,

Снабженцев «послав», для ясности…

Про чьи-то козни и происки…

Про то, что два года – без отпуска…

И, вновь, – про «полеты», без допуска

По технике безопасности…


Художник, в оцепенении,

Похожий на мрачную птицу,

С тоскою и отвращением

Глядит на свое «творение»

И – нет никаких сомнений —

До чертиков, хочет напиться.


Скукожился, словно замерзший,

В последнем ряду, ссутулясь…

А мимо него вахтерши,

Зашоренные билетерши,

Технички, полы натершие,

Несут приставные стулья…


Аншлаг!.. словно в древнем Риме

На игрищах в Колизее…

Но, черт его знает: воспримет…

А, может, и вовсе не примет

Мистерию с пантомимой

Наш зритель, на сцену глазея?


Директор зашел… – понурый,

Усталый, на лбу испарина:

Общался с номенклатурой —

Звонил в Управленье Культуры,

Чтоб эти «надутые дуры»

Пришли сегодня на «Каина».


Мол, смогут потом гордиться

Они… и наш «главный барин»:

Не в Питере, не в столице,

А в нашей, как говорится,

Забытой Богом провинции

Поставлен Джордж Гордон Байрон!


Волнуется… старый бездельник!

Мандраж в серпентарии нашем!..

Волнуются все – запредельно!..

Все вместе, и каждый – отдельно…

Что делать? – вторую неделю

Театр поставлен на уши.


Волнуется даже Сережа —

Буфетчик, с замашками бармена:

Его халдейская рожа

С немыслимо бледной кожей,

Как это ни дико, похожа —

И в фас, и в профиль – на Байрона.


Он мог бы мне, в долг, как обычно —

Под запись, налить… до зарплаты…

Но, вместо ста граммов «Столичной»,

Я слышу совсем непривычное:

«Сыграете – выставлю лично!

А раньше… – ни-ни, ребята!».


Он горд! Он уверен, что даже

О нем в газетах напишут:

Ведь он, в редингот наряженный,

Завитый и напомаженный,

Три дня фотографу нашему

Позировал для афиши.


Он ждет от нас только победы,

С какой-то наивной верой,

Считая меня самоедом,

А наши сомнения – бредом.

«Сходи, – говорит, – пообедай!»…

Но… дома не та атмосфера:


Жена смертельно обижена.

Ведь ночью, меня лаская,

Прижавшись, как можно ближе,

Она от меня – неподвижного —

Услышала: «Это – лишнее!

Сегодня нельзя… Я – Каин!».


И я, действительно – Каин!

Я – Авель… я – Ада… я – Селла!..

Профессия наша такая —

В судьбу персонажей вникая,

И боль сквозь себя пропуская,

Их души вселять в свое тело.


Во мне – и Адам, и Ева…

И яростный ум Люцифера…

И Рай… и познания древо…

И боль материнского чрева…

И страх перед Божьим гневом,

Как суть принудительной веры.


Напрасно ждет развлечения

Номенклатурный барин:

Увидит он – в нашем прочтении —

Не легкое нравоучение,

А бездну душевных мучений,

В мистерию вложенных Байроном!


И я в лепешку разбиться

Готов, с фанатичным упорством,

В надежде, что это случится…

Что мы создадим… по крупицам…

Не Каина – братоубийцу,

А Каина – богоборца!


Труба пропоет Михаилова,

Притихнут партер и ложи,

И нечисть взвоет уныло,

Явив свои мерзкие рыла,

И ангелы белокрылые

Взлетят на невидимых лонжах!


Пространство библейской вечности!..

И мы, в домотканых рубахах, там —

В среде херувимов и нечисти,

Слегка контражуром подсвеченной,

Возникнем сегодня вечером

Из бездны черного бархата.


Сверкающих звезд мириады

Зажжет небесная сфера,

И над человечьим стадом,

Лишенным Райского сада,

Поднимется ввысь из Ада

Гигантская тень Люцифера!..


И зритель, проникнувшись темой,

Поймет, что наш Каин мечется

В жестоком конфликте с Системой…

С авторитарной системой…

С тоталитарной системой…

Как первый борец человечества!


Надеюсь, и критик – любой —

Поймет и оценит это,

Приняв наш спектакль, как бой

С когортой чугунных лбов,

Эстетствующих жлобов

И жлобствующих эстетов.


Пусть зритель придет, как на Вече!

Пусть судит, как можно строже!

Пусть трудною будет встреча —

Терять нам давно уже нечего!

Скорее настал бы вечер!

Скорее бы день был прожит!


Восьмой десяток

Подняться наверх