Читать книгу Hannibal ad Portas – 9 – Пока еще любовницы - Владимир Борисович Буров - Страница 6
Глава 4
ОглавлениеУдивляет даже не результат возможности объяснения в любви Сильвии и Валентина, – находящихся:
– В совсем разных весовых категориях, – и:
– Главное, – номерах гостиницы Жемчужина не Нила, – а:
– Что этот контакт не только возможен, но он только и является истинным.
По Бальзаку смирился только тот, кто, – простите.
– Вы мне не дали договорить.
– Вы мне тоже, но я просто думаю, как перейти на другая сторона Стикса, – без помощи.
– Кого?
– Вот и я не совсем понимаю, что это должен быть, чтобы всё хорошо кончилось.
– Американцы – прости, что перебиваю – думают местные даже менты:
– Слишком простодушно, – а вот даже:
– Галстук по-человечески – без философских раздумий – завязать – ну – просто не в состоянии.
– И знаете, почему?
– Нет.
– Отвечают не собеседнику, а самим себе, как своему первому и главному компьютеру.
– А эти?
– Подслушивающие? Аннигилируются при Этом.
***
Пришел к Алику в печали. Но почти сразу одумался:
– Показалось-послышалось даже, – что здесь, в толпе почти человек на двадцать стажирующихся и другой прохиндиады, – я:
– Как один, да еще Алик, который и так-то неизвестно какой национальности, но то, что она у него есть в этой неизвестности упрощает дело – практически до:
– Личного кабинета.
Выходит, зря я печалился, что отказался от работы на кафедре, – по так и не нажитой глупости ума, – на это:
– Так и неспособного.
– Вот так же надо увидеть и проходящую реакцию, – заключил, – но:
– После того – как обычно – как ее увидел.
***
Спросил в соседнем – если считать с севера на юг – ресторане, – то:
– Ближнем к нему, – где мне искать своё продолжение?
– Ась? – бабушка в синем халат-ике с красной повязкой.
И ответила, чтобы я закрыл рот, который после ее слов невольно приоткрылся намного больше, чем обычно:
– Ваш восток и запад здесь меняюцца.
– Вы ничего не перепутали, мэм?
Она только махнула рукой, но предложила:
– За трешку изложу письменно.
– Зачем?
– Это очень важная информация, вы ее можете забыть.
И после надлежащей оплаты передала мне записку величиной с целое письмо.
Вышел взад и сразу попытался прочесть это письмецо, хотя и без конверта, – не:
– Получилось, – ибо и удивился очень, как:
– Она его поняла?!
Хотел вернуться и спросить:
– Неужели, мэм, вы читали не только Пушкина, как его Предисловие:
– От Издателя, – к Повестям Белкина?
– Разумеется, сразу я ничего не поняла, но пробурчав всю свою жизнь над Этим.
– Да?
– Стало очень ясно.
– Что не просто так?
– Вижу вы тоже в курсе
– Вы надеетесь, что мы оба инопланетяне?
– Нет, ибо здесь почти все приезжие.
– А именно?
Но она только улыбнулась:
– Вы это знаете лучше меня.
И даже подумал:
– Как она могла меня узнать, если никогда не трахал даже в уме?
И принял решение думать, – значит:
– В будущем. – А:
– В будущем? – это сколько, – если вот даже знак вопроса, а всё равно можно там забыть.
Много знаний прикрыты очевидной дезинформацией.
– Именно прикрыты, сэр?
– Возможно, вы правы, знания эти среднего рода, а множественный им идет для прикрытия своей дальнейшей жизнедеятельности.
– Мы врем в поисках истины.
– Это кто сказал?
– Не Андрей Гаврилов – небось, как Савельич, когда А. С. Пушкин его чуть не повесил, – как, однако, сам:
– Емельян Пугачев.
– Он переводил с английского?
– На этот раз с помощью Романа Карцева, – в виде:
– Бесшумного Спуска. – Впрочем, и это может быть ошибкой.
С другой стороны, только слова разные, а их сюжет – один.
– А именно:
– Надо только вспомнить, кого, собственно, мы ищем.
И понял, что опять можно не выйти в предыдущее пространство, – мяукнуть:
– Не поможет.
Как легко всё-таки заблудиться.
Хочется вспомнить, как это было, – но:
– Именно это уже бесполезно. – Того Было – скорей всего – уже нет.
Прошел еще немного, – и понял, как Екклесиаст, что уже – о! мама мия – никогда туда не вернуться.
Впрочем, как и Данте с Вергилием, – только на обратная сторона той Луны, откуда они явились, – очень, очень:
– Запыленные, – этим, нет, не совсем Ат-тиком, – но на:
– А-Де, – было похоже, похоже, как и Хемингуэй распознал, упав сильно раненый на последней перебежке к Ингрид Бергман, – или, что у них есть еще там, но не Мэрилин Монро – точно.
– Лайза Миннелли?
– Да, пусть иногда приходит.
– Она и так приходит, – но вот трахал ли хоть раз – сомневаюсь, а без Этого:
– Ну, какая это жизнь, если она, – бес:
– Полая.
– Бат Вэй.
– Ась?
– Мы уже пришли.
– Спасибо, что напомнили, дорогая, – э-э – но не мартышка точно.
– Ерундистика, переведенная языком советской пропаганды.
Хемингуэй смог достойно отразить все эти попытки.
Ибо:
– Мне вы не помешаете и не поможете, так как и сами не умрете, – ибо:
– Вы уже давно мертвые.
Да, друзья мои, мы ведем этот неравный бой с покойниками.
Ибо, да, а что толку, если мы увидим истину, и начнем боятся, – нет!
– Почему?
– Нам не поможет программа защиты свидетелей.
– Гордость?
– Нет, сэр, больше похоже на глупость, – а ее.
– Да, дезинтегрировать намного труднее.
Как вот один мешал Брюсу Виллису настроить пулемет для оригинальной попытки убийства президента, – чтобы умер от безысходности после смертельного покушения на жену.
И знаете, почему так происходит? Не вся информация обо мне находится у меня.
Поэтому:
– Долго думать бессмысленно?
– Не совсем, ибо и они спят иногда.
– Неужели спят?!
– Нет, дремлют.
***
Я сказал Сергею Владимировичу, что мы – скорее всего – не тот эксперимент ставим.
– Другого нет, – ответил его напарник по этой лаборатории, но занимающийся другим, – своим делом.
В курсе этого эксперимента были все.
– Определять надо не имеющиеся компоненты реакции, как они превращаются в новые, – а.
– А?
И я ужаснулся, что сам тут же забыл – не могу вспомнить – что, конкретно, хотел сказать.
И только ответил на молчаливый вопрос Сергея Владимировича:
– Значит, я только что был прав.
***
Увидел – как Анискин Фантомаса – пейзаж вопиет ужасом. Что ни за хочу – не то, то не получается:
– Сам не могу научиться, чтобы заставить себя смотреть!
Предложили – в перебой всему остальному происшествию:
– Пой-играй пока третью роль Эстэлина Завоевателя!
– Так громко почему? – только и очухался спросить. И с другой стороны, – тоже:
– Не хачу.
– Никаких нэ хачу здесь, как верительные грамоты не принимают.
И решил уточнить:
– Я буду За-место иво, кукарекать, как Черчилль, – что ли?
– Без, – что ли, – поторопитесь.
– В футбол мне тогда играть не надо, – без, – что ли?
– Да ты что!
– А что, только в преферанс в Гремлине кукуют?
– Вопросов у тебя вообще не должно быть – посмотрел, – почти, но всё равно мимо глаза:
– Делай всё, что душе угодно, – а:
– А?
– Не подойдешь.
– Расстреляют?
– Поедешь на Марс только с двумя прохиндиадами.
– Не больше?
– Не меньше.
И понял, хотят обвинить в двоеженстве.
Оказалось, нет, мяукнули, так как обвинили, нет, не в двоеженстве, а в:
– Сокрытии своего!
– Гражданства?
– Более того, мэм, граф-ского титул-ища.
– Такой огромный?!
– От Рюрика.
– Теоретически?
– Да, практически, он сам и есть.
– Еть?
– Простите? А! Без ограничений срока давности.
– Какие мои обязанности? – обознался, – пока не успел войти в должность?
– Так гуляй.
– Рванина? – вы поимели меня в виду.
– Не от рубля и выше, а вообще.
– Что это значит?
– Без прецедент-офф.
– Открытый счет в любом кабаке Москвы, – решил себе именно об этом еще раз напомнить.
Проверил – денег не взяли в первом же кабаке. Оказалось, просто потому, что официант был новый, но несмотря на это – далеко уже не чрезвычайное обстоятельство – голубой, – догадаться я:
– Не мог, – несмотря на то, что земли еще в Гремлине не выделили, что гулял свободно, но в то же время, никому не мешая заниматься государственными делами.
Наконец, когда номера телефонов:
– Полезли через верх карманов, хотя и одного – ближе к сердцу – понял:
– Надо сходить на работу, – узнать:
– Друга я никогда не забуду, если с ним повстречался в Мос-Кау.
Но кто мой друг, если не только я сам? – не только вопрос, но и ответ – оба:
– Риторические.
И да:
– Я никогда не трачу больше, чем у меня есть.
– Сколько у вас сейчас?
– Не больше, чем надо.
Чтобы пройти на территорию Гремлина инкогнито устроился работать на микроавтобус, карачащий туда туристов, – но:
– Что смотреть? – пока так и не удалось понять.
Попробовал измерить – пока кого его ждал – можно ли:
– Хотел вообще залезть в царь Пушку, – ибо так и неясно до конца, что из них пишется больше, а что не так важно.
– Царь? – вряд ли.
Не исключено, что только для маскировки.
Уже хотел уйти, прикинувшись испуганным, как одна нога провалилась, а другая пожаловалась:
– Я так долго не продержусь!
Послушавшись первую – провалился еще дальше. И, пожалуй, что однозначно:
– Вниз.
Пока разворачивал походный лагерь пришел пакет о назначении меня, – прошу прощенья, я почти ничего не понял, ибо уже и говорить правду – скорее всего – полностью не только нельзя:
– Невозможно априори:
– Я должен, нет, наоборот, ничего не буду, но за это должен покинуть Ра-Ши, как купленный заранее американцами:
– Перебез-чик.
Что-то не то, но – загадаю, так как уверен – если опять приснится, что президентом:
– Заранее откажусь.
– Неужели до сих пор не веришь?
Американцы – уверен – пропустят меня, – но:
– Вот именно через все возможные у них проверки, – а:
– С другой стороны, – должны знать точно, кого к ним засылают уже заведомыми шпионами.
И заявил:
– Да, я поезду в Америку, но только не на самолете и не на корабле.
– Поездом?
– Да.
– А знаешь ли ты, хрен моржовый, что:
– Да, сэр?
– Прошу прощенья, я забыл, что хотел назло вам придумать.
И действительно, сел, потер лоб, чтобы удостовериться, что не забыл ничего, но ночью вышел на палубу, – и:
– Тоже испугался? – подкралась ко мне незаметно одна прохиндиада.
– Ты хотела меня напугать и тебе это удалось, – ответил. Ибо.
– Ибо? – она.
– Иди, я тебя боюсь.
– Этого не может быть, так как не может быть никогда.
– Почему?
– Я в маске.
– Незаметно.
– Попробуй снять.
– Зачем? – если предположить, что лучше ты всё равно не будешь.
Хотела дать мне пощечину, но я ее просветил:
– Я тебя боюсь, поэтому отойди.
– Я думала – ты думаешь – все тебя боятся.
– А, так ты эта, как ие?
– Да, но, пока ты на самом деле не догадаешься – не скажу.
– Хорошо, будем жить, как индейцы Майя. И значит, ты!
– Не скажу.
– Вот именно – Не Скажу.
Если брать это через русский бутерброд:
– Ин-Ка. – Не сказка.
Ибо в Сказке всё правда, а ты думаешь, что только выдумка, чтобы не было ни на что не похоже.
– А так?
– Всё сходится, – и тут же сбросил ее за борт, после чего корабль пошел ко дну.
– Небось, небось, – продолжил свою речь, как подручный Емельяна Пугачева, хотя и думаю, что только мало-мало учусь.
Оказалось:
– Хуже, чем я думал.
– А именно?
– Пока ничего не понимаю!
– Почему?
– Поэтому поставил знак восклицания:
– Если ты не знаешь, то и знать это вообще невозможно?
– Да, ты права. Кстати, ты где сейчас?
– Лечу наперегонки с Землей пока, – куда ты.
– Я тебя не посылал.
– Больше некому было выбросить меня с самолета.
– Ах это! Прости, я думал, здесь есть еще один пилот.
– Нет, только я.
– Была?
– Могу и дальше быть, если спасешь за милую душу.
– Понимаешь, в чем дело, я делаю предположение – тебе первой, если имеешь еще возможность.
– Записать для нашего с тобой потом?
– Что значит: с котом?
– Не в том смысле, что ты баран безрогий, милый, но всё равно, я и так, без твоих почти безнадежных теорий Относительности, знала.
– Что?
– Всё! А именно, записывай, если успеешь, пока я не дотяну до Земли, как сбитый бомбардировщик.
– Я запомню.
– Нет, милый, даже ты ни – слово на букву х – не поймешь.
– Уверена?
– Да, хотя и не проверено.
– Тем лучше. Ми проверим-с.
И прыгнул за ней, решив для этого раскрыть парашют:
– Чуть позже, чем принято даже для затяжного прыжка.
– Считай внимательно до семнадцати, иначе – если пролетишь мимо – назад взлететь.
– У меня получится.
– Не в этот раз надо экспериментировать.
Подхватил ее чуть раньше, чем самолет затянул свою петлю Гейзера, и потащил нас на последней скорости, которую я ему установил, – дальше, дальше:
– Еще дальше на самый Запад, – ибо:
– Курс на Белый Дом был ему задан практически с детства.
Так как и был обучен летать только туда, – а:
– Чтобы реципиент не сдался – назад:
– Ни гу-гу.
Она решила немного задуматься и поэтому не сдаваться, поэтому отстегнулась от моих пристяжных и полетела одна к Земле, хотя и чуть медленнее.
– Ладно, ты пока не разбивайся совсем, а я немного еще подумаю.
Она решила, что я пошутил неуместно и – нет, не полетела в обратную сторону, разумеется, а решила – по настоянию удаляющегося и удаляющегося самолета – вертеться вокруг него на километровом – примерно – расстояньице, – кое я ей и определил:
– Пристегнув к нему без парашюта.
Наконец, самолет не выдержал, плюнул и решил взорваться, но недостаточно хорошо рассчитал свои силы:
– Только заглох его мотор.
Это настолько неплохо – решил я, что шанс на спасение нас всех троих еще остается, но он только очень уж:
– Призрачный.
– Уходить будем по одному, милый?
– Откуда и куда?
– Спасибо, что не спросил, – зачем?
– Ибо?
– Я твой научный руководитель.
– Чё-то ты стара уже для этого дела кандидатов мочить.
– Как огурцов?
– Помидоров – тоже.
– И опять начала гасить мой пламень страсти, – еще сильнее?
– Да, конечно, но потерпи немного, пока заправлюсь еще Хеннесси.
– Можешь.
– Думаешь, я уже заработала на этот сервис?
– Ты всегда это умела.
– Припомни хоть один наглядный пример!
– Нас могут услышать, если ты так часто будешь применять свой мало-мало порочный визг.
– Небось, небось я могу испортиться.
– Когда ты стояла в очереди за барматухой, не видела случайно, кто карачится за тобой.
– Как обычно.
– Венедикт Ерофеев?
– Кажется.
– Перекрестись.
– Нельзя попусту – можно, как Симон Волшебник немедленно свалиться с небес прямо целиком и полностью.
– На Землю?
– Естественно.
– Вряд ли там это было естественно.
– Не хочется возвращаться так и не похлебав американских гамбургеров.
– Да, милая, почти забесплатно дают.
– Давно, наверно, это дело не пробовали.
– Нет, пробуют сиськи-миськи, но хочется разнообразия.
– Да, пожалуй, с медведем, как в фильме Край все очень надеялись трахнуться, а он – сердешный.
– Знаю, знаю – выбрал паровоз-а.
И пока летели до Земли ужасная мысль, сверкнув, как метеорит, пересекла дорогу и уже начала быстро удаляться, как я всё-таки успел ее запомнить, – кое-что, – но:
– Что именно – записалось ли?
– Думаешь, на самом деле мы ангелы?
Ответить хотелось, но пока решил поберечь энергию своих батарей, – так как и:
– Предположение было: мы не люди, а только части, как заменяющие людей, например, во время полета.
Спросил ее без надежды на успех:
– Ты не моя деталь для полной комплектации?
– Была еще одна.
И даже воскликнул:
– Я так и знал, что придется размножаться, как обычные атомно-молекулярные образы, – потом, правда:
– Да, – ответила-согласилась и она, – кто-то должен собрать эту мозаику, но кто —точно – никто не получал пока еще ни повестки, ни донесения.
– Спросил ее – еще до подлета к Земле, как следует – твоё тело синтетическое, в отличие от ума и сердца?
– Я об этом еще не думала.
– Ошарашила меня ответом.
Решил расколоть своим признанием:
– У меня сердце обычное, а его тело из поли.
– Меров? – не очень-то удивилась и она.
И в конце концов у самой земли так запутала, что и упали мы прямо – к сожалению – не в море, а на одной пальме уместились.
Предложил на время, пока я буду придумывать другую тему дискуссии:
– Хочешь начать прямо сейчас, когда мы еще, как следует не встали на ноги? – и не похоже, что удивилась.
Ну и я в ответ предложил ей продолжить еще раз.
– Скажи мне ключевое слово этой дискуссии, я не знаю, с чего начать.
Посоветовал:
– Я сейчас подумаю.
Следовательно – продолжил – нужна убедительная версия устройства мира, чтобы мы могли двигаться дальше.
– Предложи, пожалуйста, более простую вводную.
– Как тебя зовут – чуть не забыл?
– Нинка.
– Этого не может быть, так как не может быть никогда.
– Почему?
– Вот именно потому, что я предлагаю тебе решить вопрос на ответ:
– Почему бог непогрешим?
– Ты подсмотрела мой сон?
Был уверен, что всё равно не ответит, ибо этот вопрос настолько прост, – а:
– Никто его еще никогда не слышал?
– Верно, – не успел даже спросить ее, кто задал этот вопрос – я или она?
Ответил сам, чтобы по ее реакции понять:
– Подсказал ей ответ, или сама чуть не догадалась?
Ибо:
– Бог – это Посылка, которая и определяется именно, – как:
– Непогрешимость по отношению к Содержанию, – которым – вот именно.
– Да?
– И владеют только наши противники в Гремлине!
– Какая-то Посылка должна быть и у Них, – ответила разумно, но без последующей конкретизации.
По моему настоянию продолжила:
– Мы и должны ее найти, чтобы и найти, наконец, врага, против которого мы воюем.
Предложил записать более конкретно:
– Посылка, против которой мы собираемся на войну – это Враньё Нарочитое.
– Сознательное? – решила удостовериться и она, глядя на меня.
– Именно, мэм.
И сошлись на том, что перед нами всегда ложная мишень.
Цель которой:
– Создать иллюзию, против которой человек будет или за – как Ра-Ши, или автоматически против, как очевидной лжи, хотя и сознательно почти, его провоцирующей пойти против нее в открытый бой.
Решил – уж очень просилась – или так давно мечтал, что согласился уступить – наоборот:
– Самому себе, – и вышел на связь, как Роберт Джордан с Ингрид Бергман – при отступлении на перевале после взрыва моста через какую-то Темзу.
Предварительно попросили, – и:
– Хотел уже отказаться, но когда прочитал, что в этом эксперименте будет участвовать и На-Ви, – согласился в надежде, что ее вполне можно и выбрать!
– Кем или чем? – спросила какая-то резенерша.
И многие – к моему удивлению – настаивали только:
– Не больше костюмерши.
Ибо костюмерша – считалось – должна сначала мерить все костюмы на себя, прежде чем предлагать себя другому, – так как думали:
– Давать по-хорошему – это и есть ее профессия.
В принципе, да, так как как-то и рассказала мне по задушевности:
– Что именно на Это и надеялась, как на соответствие профессии по самому ее существу.
Ибо, действительно, все мечтают, но никто не спрашивает:
– Когда трахаться продолжим? – не говоря уже о том, чтобы хоть раз начать по-человечески:
– Надолго-надолго, – как:
– Счастье у пчелки:
– Всегда только в жопке.
Когда меня спросили, за что я буду – только что намедни – отдавать свою жизнь:
– Посоветовал и еще некоторым:
– За свободу жить только там, где это больше хочется.
Поинтересовались:
– Какую премию вы запросили?
– Вот именно эту – как Хемингуэй – жить там, где это хочется.
– Невзирая на логику, что это место, где живет Кинг-Конг да его извечный противник Ящур, – а:
– Больше никого? – задал сам себе наводящий вопрос.
И добавил для своего полного счастья:
– Только, чтобы лед был не в кубиках, а колотый, как любит Джек Николсон в то время, когда его хотел съесть белый тигр.
Вышло невероятное, так как все меня очень любили:
– На-Ви не хотела отдавать меня Че-Ну настолько:
– Ни за что! – что согласилась на бой с ней – практически, как Николь Кидман замуж за Тома Круза:
– Хоть заказывай участки на Диком Западе для лошадиных скачек.
– Зачем?
– Участки на Диком Западе стоят – дорого-о! – как чуть один раз не улыбнулся Александр Баширов в фильме Край, – но до конца так никогда и не смог, ибо, да:
– Ужо всем вам будет, но – простите, дорогие мои, хорошие – уже за очень дорого-о!
– Кого выбрать? – поставила вопрос На-Ви, а Че-Ну ее поддержала, – одна предложила вместо Роберта Джордана и его благословенной Немезиды в виде Ингрид Бергман, – нет, разумеется, не Клару Цеткин и не Розу Люксембург, – хоть вместе, или даже в порядке общей очереди, – а:
– Или – одна – Анку отбить у Василь Иваныча, – в битве на тачанках, или хоть на табунах лошадей, – или – другая, – Кувырка Антоши Чехонте, или – его же – Матросскую Тишину в виде:
– Алексашки Коллонтай, – отказался от всех этих табунов – допустим даже:
– Породистых лошадей.
– Че-Ну и На-Ви- лично – предупредили почти сразу:
– Нельзя пока.
Выбрал – не очень долго думая – Аву.
– Ахнули, но всё равно согласились, – так как между собой резюмировали:
– Всё равно не справится!
Пока делали ставки – решил:
– Отдышаться, чтобы – нет, не обязательно ее победить, но:
– Не опозориться – по крайней мере.
Ибо баба она не только здоровенная, но и таких южных кровей, что останавливаться на полдороге не то, что ли – не могут:
– Не умеют даже и всего лишь.
– Затрахает! – начались поздравительные возгласы то ли в мою честь, то ли – наоборот:
– Чтобы она хоть в эти трое суток – тоже победила, – а я:
– Как умерший, – оказался только:
– Почти, – как тот Австралийский индеец Мела Гибсона, который – и тот, и другой – скорее всего:
– Трахнули всех лучших бойцов Пирамиды Их Жертвоприношений.
Что двое последних изумились этому не меньше, а наоборот, еще больше, чем появлению в их родной гавани кораблей Кортеса, – к цивилизации, но вот выходит, и только:
– Очень привычного.