Читать книгу Hannibal ad Portas – 9 – Пока еще любовницы - Владимир Борисович Буров - Страница 9

Неужели там лучше? – подумал с сомнением, ибо, да, велись эксперименты по переносу части жизни людей в более благоприятные для Этого условные ситуации, но, что на ближайшей Альфе уже готов один такой участок, – не то, что не верил – не знал, скорее всего, будет сказать:

– Лучше всего.

– Выходит, нас будут как пешки и другие, более крупные фигуры, снимать с доски земной жизни, с дарственной:

– Завтрева опять проснетесь, – сказала, а скорее всего, спросила О-Клю, как человек умный понимавшая:

– Не для всех эта цена окажется доступной.

Что это значит, даже я не понял, ибо:

– Где деньги, Зин, – пока так и неясно.

– Точнее, кому они уже положены, а кто так никогда и не достучится в эти двери счастья вечной жизни.

Решили, что деньги, бывшие на Земли До Этого уже поделили между всеми, но не поровну, а по лотерейному жребию:

– Тебе, тебе, а вам? – пока что подождите.

– А чего? – спрашивается, – ждать непонятно.

– Следующего светопреставления, – решился ответить я.

Ответ оказался другим:

– Те, кто будет в этом бою с немецким передовым отрядом погибать первыми – они и получат все сладости будущего.

Ибо априори ясно:

– Люди, даже поверившие в Это более-менее – всё равно не смогут пересилить этот страх не только более-менее, но более того – еще более вероятно.

И удивительнее всего то, что никто даже не задумался, что это может быть дезинформация – не более того.

Ибо:

– Несмотря на то, что жить хочется еще и еще не только Рядовому Райану, но многим другим тоже:

– Не меньше?

– В принципе, да, а так-то еще больше.

Давно понял, но опять вспомнил, что делать вводные о любом не совсем адекватном участии человека в изменении устройства не только мира, но и окружающего его пространства, – да:

– Иногда можно, – но как успеть заменить происшедшие изменения, пока они еще действуют?

Надо вспомнить, кто мне в последнее время не давал, если получится – значит надо действовать именно сегодня.

Решил проверить готовность немцев к неожиданному бою короткими перебежками от нашей передовой до начала моста на их стороне:

– То ли не заметили, – ответила на мой невнятно немой вопрос Че-Ну, – то ли еще спят, – дополнила ее моя правая сторона в виде На-Ви, уже не могущая никому уступить своего еще неплохого первенства, – ибо так говорила мне всегда после ответа на вопрос:

– Гот-офф ли я еще к женитьбе на ней, или порох в моих закромах, – и так:

– Давно кончился?

И как обычно ей шел уже не восемнадцатый годок, как тому, кого намедни грохнули, – а всегда один и тот же:

– Двадцать один.

В принципе – это много, ибо трудно для такой старухи придумать хоть что-нибудь новенькое, – мысль:

– Всё уже перепробовала, дура, до меня, – не покидает до тех пор, пока не уедет в стройотряд то ли поварихой, то ли только для трахтенберга с начальником этого оперотряда.

И вот так – под видом того-сего платят бабло местным не только потенциальным – как мечтал я сначала, что они и здесь бывает залетают, – но плодят их специально, – ибо:

– Да, сэр?

– Так делать всё равно больше нечего.

И более того:

– Вообще всем!

Почему мы и думаем обычно, что проституции у нас нет, ибо и ходят они не по одиночке, не парочками, как на Бродвее, и даже не толпами, – а:

– Почти батальонами, которые только и просят:

– Огня, огня, – забыв о своей бумажности, ибо сколько можно кобениться, если уже двадцать один год.

Как Че-Ну уже в семнадцать-восемнадцать поняла, позвав меня быть ее руководителем в этом деле трахтенберга:

– Ты можешь.

Впопыхах растерялся, говорю:

– Не то, что не могу совсем, но боюсь еще больше прежнего.

– Небось, небось, а-на тебя не съест, как бабушка Красную Шапочку, – посоветовала А-Ва, надеясь – уверен – не всегда, может быть, не иногда, конечно, но более-менее часто:

– К ней присоединяться.

Поэтому всегда и надо думать, глядя на ее вагон:

– Какова, леди, ваша маленькая тележка?

И вот эта А-Ва весила не только в килограммах, но и в пудах – немало. Уверен, в будущем придется придумать ей такую маленькую тележку, чтобы по одному мановению моей палочки подъезжала прямо:

– Сразу на этой тележке, – а уж лицом к лесу, или передом к заду, – думаю, зависит только от настроения, как у Райана:

– Умирать не буду, так как Том Хэнкс уже согласился.

Спрашивать:

– На что? – бесполезно, но то, что дети теперь у него будут и от другой тоже – только успевайте в блокнот военно-полевой сумки заносить их – вот именно навсегда:

– Без отчества, – не потому что бездомные, – а:

– Это уже и есть американцы, только сами себе подобные, – как, действительно, кто-то трахал, а по Стивену Кингу только, как волк Кого Его, чтобы так – тоже – кусался, что и Мишель Пфайффер согласилась:

– Перед такой проституткой и ей не грешно сдаться.

Ничего не поделать: волки – знаете ли – любят не только кусаться, не только есть бабушек, но и всё человеческое им уже давно не в негативном цвете доставляется.

– Ей тоже? – На-Ви, как всегда не уже готовая раздеться, а уже снизу и почти до самого верха и так:

– Безо всего?

– Разумеется.

– Как успевает! – вот что удивительно.

– Да, я тоже удивляюсь, как она удосуживается играть роль председателя той сан-комиссии, которая непонятно мне, чьи поступки разбирает на своих комиссиях.

– Человек без комиссии – уже настолько выпадает не только из контекста, но и из текста – до Библии нам далеко – из текста учебного процесса, пожалуй, в самый раз.

– И ты решил тут же написать письмо Мишель Прайффер, что, мол, так и так – я есмь герой одной из союзных армий – выходи замуж, пока не поздно.

К счастью, оказалась неподалеку с концертами, в которых участвовал и ими же руководил Джеки Ники, как глава одного из издательств иё папы, – тоже, разумеется с титулом не ниже графа, хотя и не как многие мои герои, – всегда:

– Монте-Кристо.

– Женился?

– Нет.

– Почему?

– Только завтра намечена эта далеко не традиционная свадьба.

– А?

– Она любит секс напополам с поркой, а я их всегда разделяю, – как быть, не знаешь?

– Я тоже ума не приложу.

И решил, как обычно.

– Соединить огонь и пламень – На-Ви с Че-Ну?

– Есс!

– О-Клю?

– Будет водить меня в баню по средам.

– В пятницу?

– А-Ва.

– Одна-одинешенька?

– Она одна, как две-три с половиной На-Ви.

– И так – следовательно – намахаешься?

– Не князья и графы, – ибо:

– И так и эдак всё равно ни хрена не поймем?

– Вы не согласны.

На следующий день решили не стрелять – немцы:

– Тоже, – а:

– Почему? – пока не понял.

Бросил им через пропасть бутыль браги – успели опомниться:

– Поймали?! – ухнула некоторым ужасом На-Ви, добавив:

– Тебя могут принять за их резидента.

– Могут, но некому, – ответил смело, – ибо, – пояснил:

– Здесь пока что командую только я.

– Вот ты сам нечаянно мяукнул – пролай-ала она, – а это значит, что ты можешь даже сам не знать точно.

– Работаю ли на немцев?

– Ну, не на местных же леших?

– Почему?

– Ты их видел?

– Пока не уверен.

– Немцев видел однозначно, так как это слышали все.

– Я мог принять правду за сон, а его – в его без-очередности – наоборот.

Тем не менее, постепенно понял, что – они думают – командую здесь не я, так как ни разу не видели меня в форме генерал-полковника, о коем своем звании пару-тройку раз орал в местном пивбаре:

– Их бин переплюну Канариса!

– В разведке или контрразведке? – одна их прохиндиад.

– Да, – ответил, – я не такой мастер, как он искать шпионов, но их диспозицию уже понял.

– Ась?

– Понял, понял, понял, – поправился.

И тогда поверили. Поэтому:

– Чего вам еще надо, хороняки?

Тем не менее утром все начали думать, что в случае нашей неудачи винить больше некого, кроме меня.

Решил:

– Плюнуть, и потом вместе с одной чистильщицей картошки сходить:

– И взять языка? – кажется совсем не испугалась она.

Можно сказать:

– Дура дурой, меня обожает, но – видимо и скорее всего – ни хрена вообще не понимает, кроме пения на столе в пивном баре на Рязанке, и – вот теперь придется вертеться:

– Научиться ее трахать, как минимум, не как-нибудь, – а:

– Более-менее, похоже? – Чу-Ну была тут, так как разрешала мне всё, кроме трахтенберга без ее всегда первой очереди.

С другой стороны, москвичка должна по логике иметь хоть какое-то преимущество перед остальными.

– Нави, – нарочно сказал, – хочет отстоять у тебя это право, – преувеличил, ибо На-Ви требовала не более, чем:

– Приоритета своей миловидной красоте, а Че-Ну – наоборот – возражала:

– Такого, как у меня сочетания узкой талии и очень – по сравнению даже не с ней, а вообще со всеми остальными – высокопосаженной жопой – не имеется.

И специально сразу не добавляла, – если не считать:

– Елены Прекрасной, которую трахал не только Парис, не только Менелай, но и все остальные греки только по этой причине пошли на войну:

– Ваш день ее трахнуть обязательно когда-нибудь наступит, – тоже?

– Без тоже, – а просто, это надо иметь в виду.

Потряс головой:

– Неужели я работаю на одного из этих тварей Канариса или Бормана? – почти ужаснулся, ибо до конца так и не поверил.

Следовательно, обманывать немцев – не так уж рентабельно, они могут узнать во мне своего, но желание понимать, что:

– Уже перешедшего на Эту сторону моста полу-сапиенса, – очень охладит их пыл к мирным переговорам.

Поставил на конкурс именно эту задачу:

– Кто даст больше за право грохнуть хоть одного из них?! – и рявкнул это именно по громче, с восклицательным знаком.

Вы – нет, не многие, – но некоторые засветились. Премию же – не успел придумать, поэтому заткнулся.

– Мы сами решим, что нам надо, – просветились-прослезились даже зачем-то.

***

Невероятно, но удалось решить одно из фундаментальных противоречий биологи, что оно даже было в учебнике, как пример именно:

– Не решаемости.

Удивительно легко удалось выйти на само решение, на объяснение его – имеется в виду – на фундаментальном уровне, но причина:

– Зачем это делается, – пока так и осталась неясна.

Зачем нужна такая, – а:

– Логичность устройства мира?

Объяснить самому себе? Могу, – остальным?

Только, как самому себе.

И удивительно:

– Всё решается по одному и тому же открытию А. С. Пушкина, записанному, – как:

– Воображаемый Разговор с Александром 1 и Когда Макферсон издал Стихотворения Оссиана.

Расшифровка Пушкина поконкретней, чем Код Войнича, – что:

– Истина находится под микроскопом, – ибо выделено главное:

– Только и именно Человек может ее узнать – как в кино:

– Прямо в лицо!

Здесь продолжают подчеркивать добавкой слова:

– Только, – а то, что ничего больше и нет – никто даже не вспомнил.

И вопрос:

– Можно ли увековечить мою теорию, если эксперимент ничего не покажет?

Нужна такая же удача и в теории, – хотя:

– Ниже уровня Евангелия вряд ли она может быть.

Никто – скорее всего – не поверит, как Иисусу Христу, – что, да, но:

– Не поэтому же, на самом деле.

Похоже, Некоторым даже эксперимент не указка.

– Вышло, – скажут, но всё равно не потому, что вы поверили в бога.

Рассказал Об Этом, – нет, не Каю Маю и не Фидю Эю, – а всё равно мало кто согласился.

***

– Сколько За? – спросил Малышку на Миллион, которую на этой неделе выбирал всегда заново.

Следовательно, это должна быть, как вчера и позавчера Алла Два.

Она и ляпнула:

– Никого нет.

– Почему?

– Ибо все ушли.

– Куда?

– Валить Хи и – если попадутся на пути – его подручных элементов.

Мне кажется, они могут перейти на другую сторону.

– На его?

– Он один не бывает.

– Значит, только Их.

– Их Бин.

– Ну-у, это-то мне понятно более-менее.

И почему-то заснул днем, но всё равно с мыслью, что все уехали именно в:

– Далека, – что воспроизводилось, как в Хер-Манию.

Она – вечером за шашлыком пыталась объяснить, что:

– Ближе? – что это значит – я не понимаю!

А то, что не Хи приперся сюда, на горный перевал – почему-то не очень сходилось, пока она в сотый раз не объяснила:

– Мы приблизились.

Решил, что это:

– Как раз возможно.

– Скажу только тебе – как то бишь вас?

– Вы меня загипнотизировали, сэр, я забыла, – почти нагло, но – главное – искренне удивилась она.

– Ты сказала сэр или гэрр?

– Тоже забыла.

– Окей, но учти, больше трех раз нельзя.

– Что будет потом?

– Шлепну.

– Что значит, шлёпну? Прямо здесь на перевале трахнешь?

– Не думаю, что это перевал.

– Я не думаю, – но здесь она почему-то решила заткнуться.

Подали горячее, и я решил, что это немецкий бегемот. Так и спросил на пару процентов усомнившись, – это:

– Кто?

– Что-с?

– Я грю.

– Прощу прощенья, сэр, вы не едите зверей.

– Вот как!

Не знал, не знал, не знал. Но, что ем людей, спросить постеснялся, хотя и намек почти понял:

– Эта дура принимает меня за Хи.

– Ты, вы, Манька Аблигация из кино?

– Да, мил херц, называется:

– В Тылу Врага.

– Откуда сведения, если они – априори – секретные?

– Это вопрос или ответ?

– Понимайте за благоразумно.

– Ваше благоразумно – для меня – почти уже безумно.

– Дак, и я – май диэ, диэ чайльд, не немкой родилась.

– Знаю, знаю я всю твою под и над спинную.

– Вам не кажется, что я привыкла.

– Раком? Понимаю, но, мэм, стоять на коленях быстро устаю.

– Я тоже лежать просто так не намерена.

– Хорошо, завтра с утра начинай гнать волну.

– Ты Брэд Питт, а я Рус-Алка на твоём носу?

– Твой папа, – с ударением на втором слоге, – глава сталелитейной каменоломни?

– Это намёк, что его туда сошлют, если я не одумаюсь, и – наконец – начну давать чаще, чем это у всех принято?

Вздохнул тяжело, но с другой стороны и очень жалко, что она – даже на самом деле – не Ева Браун.

Ибо, ибо, ибо:

– Не мог Хи уже и еще до своей покидаловки Земли узнать тайну тех пяти-шести скворцов Конан Дойла, которые и сожрали тайну его смерти, – как и само имя Шерлока Холмса от конца до начала:

– Неужели поддельное, мой дорогой мил херц?

– Спасибо, что, наконец, узнала и очень обрадовалась.

– И вам не хворать, несмотря на дезинфекцию, рассчитанную на сто ближайших лет.

Опешил:

– Ты, что, дура, думаешь, я только облако, Эма-эманация, витающая над твоей башкой, а как человек:

– Нас-Таящий, – уже на Земле не лепетую?

– Мы не на Земле.

– Выйди вон, и начни всё сначала.

– Ничего другого не будет – я заведена только на эту дезинформацию.

– Чтобы я подумал наоборот?

– Да, правда.

– Правда, повторенная два раза – это уже заведомая ложь.

– И да, у меня рожа не наглостью хищная?

– Это кто сказал?

И понял, зачем это сделано, что я, идущий грохнуть Хи – пусть и не раз и завсегда, но:

– Надолго, как минимум, – им и:

– Заделался.

– Ты его переваришь, как устрицу, дорогой.

– Для того, чтобы так говорить, ми-лая, надо было создать свой публишэн дом-ик.

– Я понимаю, чуть раньше времени, но готова – почти с самого детства – стать, быть, готовить и прибираться в твоем дворике-дворце, как:

– Зара Леандер.

– Хорошо, можно я спою, тебе понравится.

– Спой мне эту – как иё?

– Кого его?

– Если будешь дурковать – выгоню.

– Хорошо, хорошо, я сейчас, только наряжусь пастушкой.

– Не надо, ибо на этой неделе Катькой Два, – хочу начать русскую историю.

– Как обычно?

– Да, с немки. Хотя, извини, я не могу просто так трахать людей.

– Разумеется, я просто так и не дам, – поэтому.

– Да?

– Бэ. Давай сразу договоримся, сколько бутылок коньяка не меньше пяти звезд ты будешь закупать для меня.

– На месяц?

– Начнем с недели.

– Пять.

– Двенадцать.

– Почему?

– Один день в неделю я не пью.

– Это мало.

– Но и трахаюсь так же – великолепно.

– Хорошо, начнем с позы: вверх ногами.

– Я сегодня уже пила – меня вырвет.

– Не на меня – будем надеяться.

И началось.

А именно?

– Ресторан подошел и остановился, банкетный зал при ём, – не всегда бутылками кока-колы, фанты, спрайта, некоторых соков и вином разных сортов, вплоть до армянского коньяка, – заваленный.

Хеннесси? Пришлось не применять, сам не пью, но стоит только отлучиться в какую-нибудь неотложно примененную сан-комиссию – специально и:

– Как нарочно, – воруют.

Неожиданно прорвалась ко мне на прием одна проце-дура очень малореального формата, но права – даже за моей личной подписью – имеющая. Когда подписал:

– Лучше и не вспоминать, чтобы плохое не вернулось, а хорошее я попытаюсь и так:

– Хочешь взять меня живьем?

Или – как раньше мечтал – трахнуть меня на потолке.

– Этого не может быть, – ответил.

– Ты так говорил.

– Наверное, я только мечтал.

– Было очень похоже на реальность.

– Реальность – не есть наша цель, ибо не так говорила, как всем рассказывает.

Проснулся только после тихого часа – как в пионерлагере – и пока не могу понять:

– Неужели это была наша то ли воспитательница, то ли вожатая, то ли глава кружка – нет, не про лобзик, к счастью и не про художества теней кубика Пабло Пикассо, на котором вполне можно сидеть такому увальню, каким был Аякс, Гомером в виде Гектора побежденный.

Ушла или уже нет?

Интересно уже то, что – перестала тарахтеть уже:

– Не помню: ну, кто это мог быть? – если я его не знаю?

Неужели это была Алла Два, – а так как смогла пропереться сюда, – значит:

– Она и есть та Барышня, – у которой в головке зарыт такой клад! – о котором она и сама не знает.

Оглянулся:

– Так – в принципе и можно – значит – жениться на принцессе:

– Сама этого не знает, потому согласится?

Кто спросил, – я или она уже тут рядом, как любое моё междометие проясняющая. – значит, разница не такая уж великая.

Следовательно, сказал я – значит:

– Бог уже добрил.

Так-то, да если:

– Он был рядом, а так? – хорошо пусть будет только посланец.

Попытался определить, могла ли Алла Два быть включена в тот состав девиц неоднозначно легкого поведения, которые:

– Раньше, – участвовали в боксерских боях на той Зоне, возвращаясь с которой с ними в машине я пел песню:

– Нет, не на пыльных тропинках далеких планет

Останутся наши следы, – а:

И снег, и ветер,

И звезд ночной полет

Меня моё сердце

В тревожную даль зовет, – тоже сомнительно, – но:

– Птицы поют в лесу придорожном,

В звездное небо подолгу смотрю,

Жить на Земле без любви невозможно

Это я точно тебе говорю.

– Как пароль входа в том время, сэр.

– Ты кто?

– Дак, эта, как иё?

– На столе танцуешь?

– Если только не постесняешься пойти со мной в пивбар.

– Зайди с черного хода.

– Нарядиться сразу пастушкой?

– Пока уборщицей.

– Мне нужны коньяк и водка.

– Зачем, если у тебя предварительно на лбу не написано, что тебя все хотят.

– Нарасхват?

– Ну-у, более-менее.

– Хорошо, но и мне тоже надо сто пятьдесят с колбаской.

– Рублей в месяц?

– Да, и трахтенберг – минимум три раза в неделю.

– Спасибо за доблесть – можешь встать в строй.

– Я поставлю тя на первый бой прямо так, – сказал.

– Скажи только пару подробностей.

– Куда бить ты и так знаешь, а вот сколько раз – сейчас подумаю.

– Надо было раньше думать. Мне уже не терпится.

– Вон идет стукачка из первого отряда – поучи ее.

– Чему? Ибо:

– Если стучит – значит – чем-то об этом думает?

– Ну, не за это же дело, на самом деле, трудится.

– Ты думаешь, она почти через день пробует ночное мясо на вкус, готово ли?

– Однозначно.

– Хорошо, будем решать.

Но всё равно не выпустил ее на ринг – только махать полотенцем, которое она и выбросила на ринг во втором же матче.