Читать книгу Дорога в один конец - Владимир Брянцев - Страница 21

105-й пограничный полк среди уймы частей и подразделений, составлявших Группу советских войск в Германии (ГСВГ), имел задачу особую и подчинялся непосредственно Москве, так как Пограничные войска Советского Союза входили в структуру Комитета Государственной Безопасности (КГБ). Во Вторую мировую боевой путь полка пролег по тылам наступающих белорусских фронтов, где в задачу его входила борьба с диверсантами, мелкими группами окруженных немцев да вылавливание дезертиров. Формировал ли полк заградительные отряды и гнал ли в атаку свинцом пулеметов безоружные толпы, призванные полевыми военкоматами на освобожденных территориях, – про то история боевого пути умалчивала.

В 1944-м Красная Армия вымела фашистов с советской земли и, натянув, на всякий случай, колючку на линии Молотова-Риббентропа, хлынула на просторы Европы. 105-й пограничный полк (тогда еще НКВД СССР), сменив зеленые фуражки на общевойсковые, пошел следом для выполнения своей будущей миссии.

Трудно сказать, чего больше бросил «великий маршал» на погибель в ад Берлинской операции – сотен тысяч тонн боеприпасов и тысяч танков или сотен тысяч жизней советских солдат. Защищавшие окруженный и обреченный Берлин старики «фольксштурма» и пацаны «гитлерюгенда» не успевали менять раскаленные стволы на надежных пулеметах «МГ» и сходили с ума от сцен апокалиптической бойни. А полководцы «вождя всех времен и народов» в азарте соревнования (кто же первый?!) гнали своих рекрутов на немецкие пулеметы: «Давай! Давай! Звезду Героя, кто знамя на Рейхстаг!»

И определила судьба тех, кому Звезду, и ощасливила тех, кто выпустил в берлинское небо последние очереди победного салюта. Остальные покрыли своими телами Зееловские высоты и лесные низины чужой Земли Бранденбург.

Аристократический район Карлсхорст, что на юго-восточной окраине Берлина, бои обошли стороной. Здесь в одном из зданий имперского инженерного училища и была поставлена последняя точка в страшной войне. Хотя оставшиеся в живых представители верхушки гитлеровской Германии уже подписали акт капитуляции перед союзниками, советскому вождю нужен был свой Акт. И он был подписан в ночь с 8 на 9 мая 1945 года в чистеньком, сонном Карлсхорсте. А охранял все это мероприятие 105-й пограничный полк, занявший комплекс добротных зданий военно-инженерного училища. Занял основательно и надолго.

В конкурентной возне армейских разведок, контрразведок, «СМЕРШа» и всяких отделов особых, парафия Лаврентия Берии играла свою обособленную роль. В дальнейшем полк будет охранять Посольство СССР в Германской Демократической Республике, отдельными недельными караулами сторожить кегебистские точки в городах Шверин, Росток, Галле, Лейпциг, Гера и других, ну, и конечно себя самого.

Но будет и еще одна важная миссия. На юге Восточной Германии – в горах Тюрингии, ведомство Берии быстро организует, так называемый, «комбинат «Висмут», где, сначала пленные, а потом вольнонаемные немцы будут добывать урановую руду для будущей ядерной булавы советской супердержавы. И охрана железнодорожных транспортов с этой рудой до города Брест и будет возложена на отдельный батальон 105-го полка, который осядет в городке Шнееберг.

Своеобразная уникальность миссии полка определит порядок формирования его структуры. Призыв пополнения будет осуществляться только раз в году – в мае, особой «командой 300» и исключительно призывниками с Украины. Это не даст возможности развиться «землячеству» – этим раковым метастазам Советской Армии, и сведет к минимуму «дедовство» – физические и моральные издевательства старослужащих над молодыми солдатами.

Так что милостивой была Судьба, черкнув рукой прапорщика райвоенкомата на личном деле «призывника Бута Вадима Ивановича»: «Команда 300».

Но, нам ли знать ее предначертания?! Да и в сравнении все познается! А что видел в жизни восемнадцатилетний паренек? Ничего пока не складывалось. Одни разочарования да роковые случайности. И ничего от него не зависит. А может и не зависит потому, что глупыми, неверными и даже трагичными могли бы быть его решения, в силу жизненной неопытности, отсутствия рассудительности еще? Поглядывай да приглядывай, Ангел-Хранитель. Договаривайся с Судьбой, проси не больно наказывать несмышленыша и оставить ему его единственную сейчас утеху – любовь. Может быть, и выйдет из этого что-то.

300-километровым маршем на боевых машинах закончилась эпопея доподготовки, и засияли на выцветших от пота и солнца куртках «хебэ» первые воинские награды – знаки «классности». А штабной писарь красивым почерком вывел в военных билетах: «Прошел доподготовку водителей колесных бронетранспортеров и 300-километровый марш на БТР-60ПБ. Присвоена квалификация военного водителя 3 класса».

«Вот и выполнена программа-минимум», – думал Вадим. А Судьба уже готовила испытание: «Ноешь, что не зависит от тебя ничего? Хочешь выбора? Ну, так флаг тебе в руки!»

Замполит уже вызывал Вадима, и, бликая линзами очков, спрашивал о настроениях во взводе, не обижают ли старослужащие. А еще объявил об окончательном решении оставить его в отделении учебных БТР, под командованием младшего сержанта Бурина. Липкие паучьи сети опутывали, давя безнадегой.

«Согласиться стучать?! Отпуск, характеристики на «гражданку», лычку ефрейтора кинут. И стать изгоем в коллективе?! Саботаж в очкарика не пройдет. Сделает изгоем по службе, а про отпуск можно забыть. А еще сколько срока впереди! И Бурин этот – упырь, заест! Ну, что же так-то все складывается?»

Отпуск – эта единственная возможность увидеться с любимой, была той сладкой пилюлей, которой Вадим глушил боль разлуки. В неизбежность отпуска он уверил и себя и Люду, а сейчас чувствовал призрачность этой мечты. Отпуск бы поделил срок пополам и был бы в этой гнетущей обыденности чем-то осязаемым. А дембель для Вадима был, пока что лишь, иллюзией – так мал еще был пройденный в сапогах путь.

– Что не весел? Потерпи, на вечерней поверке получишь свою сладкую конфетку, – Коля Кучер, вместе с которым Вадим зарабатывал «3 класс» у ефрейтора Голодова, присел рядом в курилке и достал алюминиевый портсигар с «Охотничьими». – Или уже не пишет?

– Да нет, Коля, все нормально. Вчера два письма было.

– Ну, так чего же нос повесил? Хотя, скажу тебе, одному в армии спокойнее. К концу службы, а то и раньше, все мы будем одинокими. Ну, вот только ты может? – Кучер, уловив гримасу раздражения на лице Вадима, сглаживал перебор.

– Коля, не начинай. – Вадим болезненно поморщился.

– Ладно, ладно. Извини, брат. – Кучер виновато обнял за плечи друга. – Это во мне обида на свою. Три письма за четыре месяца.

– А ты сколько написал ей?

– Адекватно! – Коля швырнул окурок в яму вмурованного посреди курилки диска автомобильного колеса, служившего общей пепельницей. – Быстрей бы уже в Школу. Задолбал уже этот Бурин, эти «деды».

Кучер сам напросился в Полковую школу сержантского состава, куда с автороты желающих не было. Этим он добровольно обрекал себя на долгие восемь месяцев муштры, похлеще, чем в карантине. Были и плюсы – в Школе не было «дедов», и было шансов семь из десяти попасть в поездку за молодыми в Союз.

– А ты, слышал, с Буриным в Румеле остаешься? – нотки сочувствия послышались в вопросе Коли.

– Да черт его знает, где лучше. Да и разве мы решаем, – ответил Вадим. Он завидовал Кучеру с его определенностью и злился на себя, что вязнет в паутине своих опостылых мыслей. Гнобит себя, что не ведомо где и не ведомо когда сделал что-то не так, и мается вот теперь.

– Взвод БТР строиться! – дежурный по роте младший сержант Бурин суетой проявлял усердие перед взводным, давшим распоряжение.

«Молодые» мигом влипли в струнку на плацу, «деды» же подтягивались в строй вальяжно, нехотя застегивая воротники. Наконец замерли. Бурин отрапортовал молодцевато. Старший лейтенант Дариенко – командир взвода БТР, пошел вдоль строя, как тогда, в день прибытия пополнения, осматривая личный состав.

– Подтяните ремни. – Замечание касалось старослужащих, молодняк был затянут в осиную талию.

Вадим смотрел на красивое лицо взводного и думал: «Как много изменилось с того дня».

«Кто хочет служить во взводе БТР?» – спросил тогда, улыбаясь, взводный Дариенко застывший строй. Все хотели на автомобили, поэтому молчали. Сержанты-«бэтэристы» зашипели на своих, и те нехотя вышли со строя. А дальше… Дальше Вадиму вспоминать не хотелось.

– Старослужащим разойтись! Остальные, напра-во! На спортплощадку, шагом марш!

«Ну вот, – подумал Вадим, – сейчас начнет качать».

Но старший лейтенант Дариенко дал команду «вольно» и расположил молодняк на скамейках спортгородка.

– Значит, дела такие. – Дариенко улыбнулся, как тогда. Он был хорошим командиром и человеком, но вот если бы… Не мог Вадим пересилить антипатию. – Нужен еще один человек от взвода БТР в Школу.

– Взводный щурился хитровато, как будто искал желающего в кухонный наряд, ценившийся в Румеле. – Ну, кто не против стать командиром и поехать весной в Союз?

«Союз!» «Поехать в Союз!» – Судьба искушала, Судьба давала право выбора, Судьба давала шанс, давала цель и возможную успокоенность мыслей. Только сделай выбор. И свалилась гора с плеч у солдатиков, пришибленных ненавистной рулеткой, когда Вадим Бут резко поднялся:

– Я!..

…Прибывший поезд поднял тучу снежной пыли, надуло за воротник, и уколы ледяных кристаллов усилили озноб. Окна спального вагона светились уютом, маня в желанное тепло, и проводник вопросительно смотрел на сгорбившегося Вадима:

– Ну, что? Едем? Стоянка всего две минуты.

Вадим протянул зажатый в ладони билет. Он еще цеплялся за соломинку надежды, что билет ему продали вчерашний или какой-нибудь фальшивый. Но не случилось чуда, даже вагон с его местом остановился напротив Вадима, и проводник, принимая его за пьяного, кинул раздраженно:

– 86 место. Проходи быстрее, отправляемся.

Купе было пустое. «А билетов в кассе нет», – рассеянно подумал Вадим. Измученный этим страшным днем, избитый ознобом, не видя впереди ничего, он хотел лишь одного – забыться во сне и благодарил судьбу, пожалевшую и даровавшую ему билет в уединение, покой и тепло хоть на эти три часа пути.

Когда отозвался звонком мобильник, и дисплей высветил незнакомый номер, Вадим, уже в полузабытье, подумал: «Да пошли вы все!» Вернул бы его к жизни только ЕЕ звонок – девочки его зеленоглазой. Жены, небом узаконенной. Его горького, запоздалого счастья.

А его зеленоглазая женушка слала и слала в пелену метели вызов на родной номер из телефона соседки и умоляла сквозь слезы: «Ну, возьми трубку! Ну, умоляю, возьми-и-и!» Вагон выпорхнул из зоны покрытия мобильной связи, и оборвалась тоненькая нить…