Читать книгу Hannibal ad Portas – 5 – Хлебом Делимым - Владимир Буров - Страница 5

– Да, – буду, как все.

Но вот оказываются все трахаются по привычным еще с древнего мира соблюдением приличий – как в лучших таких же домах и не только Ландона, но и Дании, – как я думал, – большей частью.

Нет, Это делается здесь, а даже Горбачев – или еще не успел, или только-только появился, как пришелец из этот леса:

– Прямых человеческих потребностей: за деньги.

Значит, они не только у меня, а давно уже у всех здесь есть!

Откуда?!

Не у всех, точнее, а наоборот, только у некоторых, но не в этом дело, а в том, что красивые леди так легко и совершенно непреклонно требуют денег, как машины по производству этих пирожков:

– Простых и естественных человеческих радостей.

И ни разу не видел это в виде организованной преступности. Похоже меня считали свалившимся с Луны. Это неплохо, а то я давно – хотя и не очень – жду, когда, как Апостол Павел побываю там.

Данте не был даже Апостолом, а тоже шлялся, как рассказал Владимир Высоцкий:

– Тоже какой Рафаэль, – а шляется в ад, как к своей Алигьери.

Запросто, след-но это дело происходит, – а:

– Мы не знали-и.

Обычно, именно, как в этой песне – тоже удивился Высоцкий:

– Сперьва давай-ка женись-ь. – Буквально, как Отче Наш записано на сберкнижке, однако.

И за всё время – вообще никогда – ни один человек не сказал ему, не спросил:

– За что он сидел в тюрьме, – хотя, конечно, через близкую сему заведению милицию, и отдел кадров все знали всё.

Народ был в ужасе, что:

– Так бывает.

Для смеху – не для денег – начал всех местных урок обыгрывать в карты. Но, действительно, денег ни у кого, практически не было, если не считать одного молдавского еврея, который нигде не жил – как древний кочевник – а здесь шабашил, как и все – бывало – в сельской местности:

– Вешал на уши местным деревенским клубам гипсовые потолки.

А также к одному блатному – или полу – приезжали молдавские друзья, и:

– Никто пока не знал, что специалисты как раз по карточному шулерству.

Но ему – что только ни придумывали – даже крапленую колоду карт подкладывали в его же кожаную куртку, применяя очень распространенный шулерский прием, но часто срабатывающий:

– Человек поступает нагло, но притворяется, что:

– Я ни-ч-чего в этом деле не понимаю-ю!

Но притворялся и он, что, что пил, но только пиво или шампанское, что никто и в Москве раньше не мог поверить:

– Больше ничего, – так как – о, мама мия! – не Венедикт Ерофеев и коньяк ему пить нельзя: пьянеет с фужера шампанского и бутылки пива.

Все думают, что махнул, наверное, до этого – или вообще, хоть когда-то – еще грамм триста водки, ибо вино в этом городе – скоро – благодаря Махал Махалычу – было почти только у него одного. Бар, так сказать, и его:

– Мэн.

Ибо не только занял все первые места в области по этому делу – нет, не выигрыша первых мест, ибо таких конкурсов и не было, но вообще, по присутствию во всевозможных повышениях квалификации:

– Его коктейле-образного разливания.

И даже читал лекции по благоприятным для человеческого существования напиткам в центральном доме культуры. Много из них придумал сам, а трест их пробовал и утверждал, как его личные, но достойные всего общества:

– Благородные создания не очень высокой крепости, – за что, в конце концов, был премирован тем, что дали разрешение торговать – и не только коктейлями, но вообще всем спиртным, когда Махал Махалыч по совету друга Эль-Цина Лига – вырубил на хрен и вообще все виноградники в округе СССР.

Так бывает? К сожалению, нет, – но!

Было-о.

Поэтому. Врали, как артисты многие, по крайней мере, некоторые, но он лучше.

Взяли его, в конце концов, тем, чего трудно ожидать, так как имел авторитет у всех бывших бандитов, ибо тогда почему-то они все перестали быть настоящими, что можно подумать, действительно, всё уже настолько по-честному, что орать во всё горло вполне, знаете ли, можно, и более того даже такое:

– Перестройка!

Счастье, когда легкое шулерство разрешено, а бандитизм уже нет.

И он всегда играл со смехом, что рядом стоящие только восхищались.

Но шулера в этом мире еще существовали, один даже обыграл то ли композитора, то ли поэта Эн-Тина на четыре тысячи рублей, но и то:

– Заставили не то, что вернуть, просто:

– Отдай назад, – но это было, да, но, как говорится, не в нашем городе.

Тот шулер играл грубо, просто незаметно метил карты и их запоминал. Но вот оказалось, что и эти ребята – друзья-демократы из Хохляндии или из Молдавии – разница неизвестно какая, приехавшие в гости к местному авторитету Нерону, могли вообще – о чем даже похвалились, так как и не смогли против него применить этот прием запоминания меченых карт, о мама мия:

– Даже с пяти метров. – Так они рассказывали, тренировались друг перед другом, прежде чем идти и ехать шарить в эти свои меченые карты по поездам.

Рассказали, потому что с ним ничего не вышло.

Он же их обыгрывал, просто весело потешаясь, что они не способны угадать, когда он блефует, а когда у него на самом деле Трынка.

Город вообще, можно сказать, превратился в цирковой картежный дом. Уже на входе в почти любой ресторан – и не только ему – другие тоже начали этим делом развлекаться:

– Предлагали сыграть в железку, – игру, которую привезли с собой эти друзья-товарищи молдаване-хохлы, ходившие с ним по всему городу в пьяную обнимочку и распевавшие на весь проспект их песни, как-то:

– Мимо нашей хаты парень бравый, – но, куда-то вот опять прется.

Шла казачка в поход туда, где стучал пулемет. И т. п. В общем, мир-дружба – прекратить огонь! Но и шампанским он угощал всех.

Но за спиной этих празднеств, возникших – как это ни парадоксально – благодаря Махал Махалычу, уже готовилась ударная группировка, – ибо:

– Денег, кроме него – практически – больше ни у кого не было.

Имеется в виду, разумеется, кто так разбрасывал бабло, заказывая на ночь автобус, в который грузил всех свои баб и некоторых друзей.

И действительно, мало того, что у него, практически, свой винный бар, да с Белой Лошадью, Рижским Бальзамом, Финским Брусничным Ликером и т. д. и т.п., так как были расформированы – как специально для него – рестораны Интуриста по всей области, а заграничное вино и многозвездочные коньяки:

– Не выбрасывать же на самом деле, – все отдали ему, как первому отличнику подготовки этого дела создания целой серии своих личных коктейлей, которые выше поставленные и не только начальники, но и начальницы вполне – знаете ли – могли пробовать бесплатно.

Они же, эти дамы, послали его еще раньше стажировать в Клайпеду и Палангу, в их ресторанах, да со:

– Шведским Столом, Курами Гриль и фаршированными грибами котлетами, а не только, как у нас:

– Всего одной Киевской.

Вообще, можно было думать, что наступает что-то даже получше коммунизма. Проститутки свои и то, оказывается, уже были!

Мы не знали.

Тото Кутуньо и Адриано Челентано пели не, как у нас прижатыми к стене музыкальными инструментами, а со сцены в середине зала. Кабак работал до четырех утра, – там, в Прибалтике. И надо было обязательно следить, когда реципиент выпьет рюмочку, тут же сразу подойти чинно и благородно и предложить ему налить-ь другую.

У нас будет также – все были согласны. И это – понимаете ли – была Перестройка и до такой степени, что о Сухом Законе знали только те, у кого – как у него – были очереди по триста человек ко времени открытия его бара, и коктейли – другого даже для записных алкоголиков – здесь не делалось:

– Заказывали сразу по двадцать-тридцать человек, допущенных швейцаром лично к его прилавку – отвал – следующие.

Бутерброды, как при коммунизме, обычные люди брали сами с тарелки согласно взятых коктейлей.

Можно сказать, это был такой Праздник, который всегда перед вами, о котором не мечтал даже Эрнест Хемингуэй.

Появились, как из-под земли золотые пятерки, что можно подумать, их штамповали цыгане, но они сами приходили и спрашивали, нет ли на продажу лишней пятерочки.

Золотая лихорадки, шотландские Белые Лошади, финские Брусничные и Клюквенные ликеры, Рижские Бальзамы, которых до:

– Него и Махал Махалыча здесь отродясь не мечтали увидеть.

Часы Хонг-Конг возили сумками, импортные рубашки с золотым заколками поперек горла, – как из импортного роза изобилия. До Этого здесь даже костюмы, чтобы целиком и полностью и то не продавали, если только шить в ателье на заказ.

Джинсы уже пошли не Флиппер, как купи за сто рублей, брат приехал из Германии, захожу чемодан в нем фура этих джинсов – бери! Уже не надо, только вся в эмблемах Монтана, Вранглер – и это не цирк приехал, а один парень из Москвы, который стал здесь вести дискотеку, на выданной Ему чешской дискотеке, возил заодно с любым количеством японских двухкассетников и таких же фирменных кассет к ним Сони и ТДК – хотите чистых, а надо и Пинк Флойд, и Битлз, и Бони-Эм, и Розенбаум и с Вилли Токаревым и:

– Он вышел и упал на снег, – Александра Новикова.

Вилли Токарева повара уже не бегали слушать поближе к бару, бросая свои холодные закуски и уже почти готовых Цыплят Табака и Пельменей в Горшочке для забивших до отказала – и так каждый день – этого Центрального Кабака, – а:

– Сами и пели в такт этому:

– Сегодня баба заказала мне сазана, как никогда вдруг натяну-лося блесна, со дна я вытащил живого партизана – не знал он, бедный, что закончилась война! Эх, хвост-чешуя, не поймал я ничего, – ибо – как грится:

– У нас всё уже было-о.

Или:

– Мама Дзедун – большой шалун, он до сир пор не прочь кого-нибудь потискать! Заметит слабину, меняет враз жену, и вот недавно докатился до артистки! Он пахудал, он маху дал, у ней отрылся темперамент очень бурный! Не баба – зверь, она теперь вершит делами революции культурной!

Та-ко-го! Еще ни-ка-да не было. Ай, да, Махал Махалыч, ай да, сукин сын, устроил народу праздник на всю оставшуюся жизнь.

Старшая смены повариха, ходившая всегда, как чернушка-замарашка в подвале Собора Парижской Богоматери – попросила у директора разрешения выйти в сам этот Зрительный Зал, и почти сразу сняла двух чурок, торгующих здесь:

– Пами-Дороми, – у нее есть, где жить, а он – по нашим понятиям – человек богатый, имеет – подержанную – но Жигули 13-й – мягкой, как говорит – модели.

Спрашивается:

– Зачем нам коммунизм, если он почти уже наступил наяву. – Ибо:

– Еды навалом, вина – в сухогруз – тем более, ибо взяли моду пить не просто шампанское, а чтобы жопа не слиплась совсем:

– Брют и шоколадку большую отдельно.

И да, лед из льдогенератора?

– Обязательно.

Мясники трезвыми бывают только утром, но до такой степени с похмелья, что выпили – украли с витрины – думают, что здесь дураки живут – бутылку дорогую пузатую коньяка импортного – коньяка, что не сразу заметили:

– Намешано, как кофе из тоже импортной Венгерской кофеварки, но из сброса вторяков.

Раз приехал сын Аркадия Райкина сюда с гастролями и ему Он – бармен заказал специально молочного фаршированного поросенка. Жаль, таксист Лева припозднился – опоздал с Константином на борту, – а:

– Мы не знали, что свинину едят не все, тем более евреи.

Во дожились – все равны!

Но, как это и написано у Пушкина в Повестях Белкина, зря вы их не читали, ибо там так и написано, что существует не одна, а все четыре стадии:

– Кого Его падения. – А не только, как обычно распространяется:

– Пришел, увидел, победил.

Применен был прием, который не знаю, бывал ли в Голливудском кино:

– Вот тот Рот Фронт, вешавший в местных деревнях кессонные потолки собственного литья коровам на шеи, решил, что это слишком много в дополнение ко всему Иму – еще и обыгрывать его в карты, что в Трынку, что в Покер на последние барыши с этих трудовых коровниковых потолков. И уговорил, или договорился с одним местным – на вид полным абармотом, но телосложения горбуна Собора ее Парижской Богоматери, чтобы еще больше втерся в доверие к бармену, которого и так защищал, когда – бывает совсем обалдевшие от пьянства на какой-нибудь свадьбе мальчиши-крепыши – лезли на бар, как пираты на бесплатное торговое судно:

– Налей, но учти – денег у меня уже нет, всё подарил жениху на свадьбу, – так можно думать, думал, что бар на свадьбе уже бесплатный – не мог, так как иначе зачем так наглеть, несмотря на то, что видно – как говорил Владимир Высоцкий:

– Настырные они, – боксеры курские и им подобные, очень любящие давать апперкот.

И этот Коряга, как немой, ни слова, след-но, не говоря этому курскому Васе одним ударом тут же вышибает челюсть. Инвалид, как говорится, бывало в кино.

Или трое по глупости и обидчивости, что не налил забесплатно знакомому детства что-нибудь, ждут его – бармена – после окончания работы на выходе из ресторана. И с заранее заготовленным грубым тоном. Опять та же картина Репина:

– Один или два удара, и всё – челюсть, нос – сломаны.

Такому, действительно здесь делать нечего, так как есть только одна альтернатива, но Голливуд отсюда далеко, чтобы играть там в фильмах Стивена Кинга идиотов с лапами, как у орангутанга, умом хитрожопого и наглого каптерщика на Зоне, а здесь:

– Дурака без гроша в кармане всегда.

И что самое интересное, даже боялся садиться за стол, когда бывало играли прямо в ресторане после закрытия, а вся блатная – но бывшая блатная шпана, а сейчас славная только тем, что только-только вышли из тюрьмы, точнее, вчера-позавчера вернулись с Зоны:

– Пили и гуляли скромно на свои деньги, но в уже закрытом после 11-ти ресторане.

Не часто, но такое бывало, ибо Он – бармен – хотел, чтобы эти люди в новом для вернувшихся с Зоны городе, не чувствовали себя, как нищие инопланетяне, которых – два – нашли американцы в пустыне Сахара и сразу отправили в лабораторию для исследования, как насекомых. Жить-то, след-но:

– Еще можно!

Но его – этого Коряги – восхищенные взгляды, как Он весело и легко обыгрывал всех, не жуля – по крайней мере – на вид, а просто умел так притворяться, что мог угадать, кто блефует – его понять не могли. А каждый раз с хорошими картами только вскрываться – выиграть нельзя, – эти взгляды, что перейдут не то, что в зависть, а уже именно ищется, и будет найден иезуитский способ, как взять эту, всеми уважаемую, Трою.

Ожидать прохиндейских методов можно было от Енота, который уже перестал почти мечтать о своих кессонных деревенских препаратах, а только думал:

– Как обыграть бармена, – но, что идиот Коряга может быть главным оператором этого дела, – точнее – стать:

– Абсолютно нельзя было предположить даже.

Ему кочегаром работать в преисподней – в карты – даже в дурака, а уж тем более в козла – даже присниться не может.

Многие крупье могут быть шулерами в казино, – но! Их же ж видно, как белый день ночью.

Обмануть трудно. Неужели можно заставить? Оказалось, да.

Не знаю, было ли также с Пушкиным, что он, в конце концов, проиграл 140 тысяч, но вполне возможно, ибо способ этот действует. Тоже и с Достоевским.

Представьте, например, Гудериана, которому в тыл ударила его же танковая армия! Он-то только-только вознамерился легко поиздеваться над русский Иван на Курской Дуге, а его полковники, вдруг отказались его поддержать!

Так не бывает, но зато:

– Есть.

Дас ист фантастиш непревзойденной наглости. Тот, кто вас защищал, как послушник Собора Парижской Богоматери, ваш негласный телохранитель, вдруг – как гром среди вечернего неба – заявляет:

– Сегодня пойдешь со мной.

Ибо так сказать нелогично: кто его – собственно – просил о защите? Так – имелось в виду – между делом, ибо враг мыслился для всех, кто хотел выиграть здесь в карты, был не идиот из Собора Парижской – уже в какой раз – богоматери, – а другой слуга, который разорил своего немецкого хозяина и взял себе его доброе имя, – почти Рот Фронт, – а реально:

– Рот Шильд.

Он, как противник, отвлекал взгляды ото всех остальных претендентов. Точнее, их и вообще, кроме этого Рот Шильда больше никого не было, ибо он тоже вел довольно хитрую атаку, не как Игроки Достоевского, прикидываясь чайниками, он наоборот, так и говорил Бармену часто или, по крайней мере, иногда, и не просто:

– Я тебя обыграю всё равно когда-нибудь, – а:

– Раздену полностью! – и считал, что у него есть повод так говорить прямой, ибо он, Бармен, обыгрывал и этого прохиндейского молдавского еврея:

– Со смехом, – что тот вообще ни бэ ни мэ в этом деле, а лезет на рожон против профессора с большим стажем.

Ибо было известно – через одного местного друга этого Енота, который тоже пошел с ним вешать потолки в коровниках, чтобы подработать – что Бармен еще в совсем молодой молодости играл в карты с такими дядями и будущими бандитами, что этот Нерон – помощник Енота по коровам – тогда мог только смотреть на такие игры. Но тоже играл в карты, так как здесь, кроме Этого и футбола – больше вообще ничего тогда не было. Играл, да, но хотел выиграть – как, впрочем, и сейчас – только способом прятанья карт под жопу.

Наглости хватало и у него, но не такой, как ожидалась в недалеком будущем от смирного защитника Кори. Но Нерон иногда замечал эту наглость у Коряги, и по пьянке бил в голову так, что Коряга очумевал до буквальности – переставал соображать, где находится и что происходит, говоря после:

– У меня голова слабая, – но и кулаки у Нерона были побольше, чем даже у него.

Сейчас уже нельзя исключать, что Коряга – скотина – и тогда притворялся, пусть и не на все сто процентов. Сильней силы в нем была наглая хитрость – теперь вполне можно сказать:

– Кровожадного зверя.

И можно только удивляться, какие черти бродят среди пустоголовых обезьян!

Но Нерон и предупредил его, когда однажды зашел вместе с чуть скрытым темнотой Кори, чтобы занять денег, которые у него самого неожиданно кончились:

– Не играй ты с ними, – почти шепотом в отрытое окно.

Прием же был такой – для начала:

– Бармен берет денег побольше, потому что у Рот Фронта уже скопилось тысяч сорок, и обыграть его со ста рублями не получится, тем более, эта вторая скотина, но тогда еще считалось, что первая:

– Чуть проиграв, тут же просила подождать, – я сейчас схожу за деньгами, займу, – у какого-то начальника, который знал, что Енот в колхозе за удобства для коров получает деньги железными упаковками по многу тысяч сразу на всю бригаду. – Которая ему не раз уже била морду, за то, что этих денег как раз и не оказывалось, – а:

– Где?

Ответ, и ответ единственный: проиграл Бармену. Хитрожопого до самозабвения и к тому же твердолапого еврея Рот Фронта обыграли, несмотря на то, что действовал способом, так сказать:

– Сложносочиненного вранья, – не стесняясь показывал Бармену такие фокусы, что можно думать, думал только об одном:

– Не походи ко мне близко – я тебя боюсь, что могу остаться совсем без новой Девятки, которую ему обещали достать в областном центре такие друзья-музья, но только с прибалтийской помесью.

– Дай мне немного денег.

– Зачем?

– Сейчас верну, – и протягивал лапу через барную стойку, похожу на совковую лопату почти шагающего – если иметь в виду по силе – экскаватора, но не подумайте, что имеется в виду барная стойка, похожа на экскаватор, под которым когда-то работала легендарная почти, – нет, не Марина Влади, – а:

– Татьяна Конюхова, – его, этого Енота трудовая, мозолистая рука.

И брал рублей семьдесят десятками, а возвращал сорок. Зачем брал – неизвестно. Но тут же и следовало это саморазоблачение:

– Пересчитал деньги?

– Зачем?

– Пересчитай.

Абсолютно не было заметно, что десяток стало меньше, и уж тем более:

– Как этот Ротик сумел так их загнуть, что до сир кладет коровники, а не работает в цирке.

Какие люди, мой батюшка, а проигрывали ему, владельцу почти своего бара.

Явное двойное шулерство: не скрывает, что умеет так прятать карты, что и не только увидеть – заподозрить в жульничестве нельзя – сам всё рассказал, что умеет, но, конечно, делать этого никогда не будет.

Тогда, что же будет? – спрашивается.

Оказалось, что он и обыгрывал Бармена с помощью Коряги, но как – толком неизвестно, главное, что пока Енот отдавал Кори только на птичий корм, чтобы имелась возможность вообще заходить в бар.

И каким-то неизвестным образом Кори так научился жулить – скорее всего – метить карты так незаметно, что, обладая хорошим зрением, мог видеть только он один. Заметно было только, как внимательно он смотрит на сдаваемые карты. Это здесь.

В других местах, где тоже начали играть в Трынку – нагло придумывали правила, что можно легально подглядывать друг другу в карты, если реципиент не против – меняться картами:

– Нельзя, – но в принципе, – и это:

– Можно!

Бармен, раз попав по пьянке ради веселья на такую игру, заикнулся, что это бред пьяного ежика и вообще беспредел, – но Кори, как говорил Владимир Высоцкий:

– Молвил уже грубо, что здесь так играют-т.

Это деревня, а не город тебе.

Вот скотина. И можно было только плюнуть ему в рожу, и чтобы больше никогда на глаза не появлялся.

Однако забывается, и до такой степени, что и не верится, что в природе и обществе водятся такие твари, которые на завтра приползают, как ласковые змеи, что, мол, так и так:

– Надо было обуть одного лесопильщика.

А ты был пьяный, тебе всё равно хотелось только посмеяться.

И раз дело дошло до того, что Бармен отказался играть с ними, с Еной, имеется в виду, потому что бесполезно:

– Будет до утра бегать по городу, занимать деньги, чтобы отыграться, а когда везенье, – или что у них есть еще там – перейдет на обратную сторона – сил уже нет отыгрываться, ибо надо ехать домой за деньгами, а уже утро, спать очень хочется.

Коряга пока так и считался прислужником, и лично никогда здесь, на хате, где жил Енот у матрешки, которая никак пока не могла насытиться, как все – девушки из местного швейного ПТУ – иво приличным членом.

Хотя и могла догадаться, что больше ему нужна была двухкомнатная квартира и пожрать так хорошо, чтобы это было именно:

– По-русски, – а она была то ли шеф-поваром, то ли даже заведующей столовой, и готовить щи очень даже умела.

А то, бывало раньше, припрется в ресторан – не в этот, где работал Бармен, а при гостинице, следующий по счету годности для развлечения контингента:

– Картошечки с селедочкой, сделал мне, Валя, – я только с работы – мать его, в кожаном пальто, приехавши из коровника, находящегося в местном пригороде, – изжога мучает, поэтому минералки и водки тоже, само собой.

Кого угостить, всегда пожалуйста, имеется в виду официантки, которых, похоже, он уже всех здесь давно трахнул.

Вот такая скотина.

И единственное, что его очень злило – это, как Бармен постоянно потешается над ним в игре.

Конечно, это отговорка, что именно поэтому они создали эту группировку из Коряги и Енота, чтобы обыграть его так полностью, как это обещал Енот:

– Чтобы пришел ко мне на работу, и я его возьму.

Все прибамбасы только с одной целью: просто обыграть по-крупному и всё. Общество социалистическое – здесь особо не разгуляешься. Никакой недвижимости ни у кого нет. Машин новых – тоже пока не было.

И обыграли.

Коряга объяснил:

– Будем играть вместе – Енот в это время был в большом плюсе – выиграем, возьмешь свои пять тысяч, а на остальное будем играть – выигрыш:

– Поделим.

И так и вышло, – но! Коряга не отдал, как договаривались эти взятые Барменом последние пять тысяч, да в долг у брата, держащего их в ожидании приближения прихода из Германии немецкой, естественно, стенки. Все ценные вещи, вплоть до импортных югославских ботинок и пыжиковых шапок, были уже у всех на работах, – если это были большие предприятия, как завод АЗЛК в Москве, или вообще, хоть инвалидная, но государственная организация, – кабак, видимо, сюда не входил, ибо снабжался тем же самым только через спекулянток и спекулянтов, берущих, в общем-то недорого.

Например, кассета ТДК или СОНИ всего пятнадцать рублей, а то и дешевле, но с доставкой. Вряд ли она стоила меньше десяти. Двухкассетник японский:

– Диск – Кассета, – и то привезли Бармену за недорого.

Что хочешь – всё есть, любые фирменные духи от Клема до Пуазона, ибо на них здесь сельские пункты заготавливали для Франции грибы лисички, и другие ягоды.

Жизнь пошла, которой не знали наши люди, еще чуть-чуть – два-три года – и начнут, мама мия:

– Продавать новые квартиры, – пока еще не было.

– Я не пойду больше с вами играть, – сказал Бармен, а Коряга прямо через стойку ударил его кулаком в середину груди, как один кулачный боец Лермонтова.

До этого говорилось:

– Пойдешь, я тебе сказал! – и тогда Коряга сразу отвернулся в зал, как упрямый баран.

Имелось в виду, не зря же тебя защищали столько лет ото всех неприятностей. Но каких неприятностей?! Это были только подвыпившие мужики иногда, и даже очень редко, – ибо сам Кори кто такой был – так только обычная шестерка.

Хотя было уже известно, всех девушек, которые искали по кабакам, кто их трахнет, так как некому, – он, да, трахнул, но прежде, чем уйти навсегда, через два-три дня или грабил на всё золотые кольца, которые у них были, или слезно – как он умел унижаться:

– Брал тысячи две в долг, – неделю обещал и обещал отдать, потом нагло посылал:

– Чтобы я больше тебя не видел, – и с таким иступлено взбешенным видом, что они пугались и отступали – натуральный грабеж, которого здесь себе никто не позволял.

Такие не только сидели, но уже больше никогда не возвращались в город. Но эта тварь – как потом оказалось, когда арестовали Нерона за пистолет – Бармена тоже вызвали на допрос, видел ли он этот пистолет когда-нибудь у Нерона, и дали прочитать показания Кори – часть листа:

– Там было так написано, что ясно: Коряга работал и на милицию.

Что здесь удивительного: на Зоне – говорят – он был каптерщиком.

Не зря интуитивно Нерон его периодически бил, вызывая в ресторане после закрытия или в фойе во время, когда другие танцевали, на шутливый бой, но бил, что Коряга отваливался, как очумленный. Надо было вышибить ему и последний крепеж мозгов.

Надо было и Бармену, дать этому кретину по лысине бутылкой шампанского, когда он сел, повернувшись от стойки в сторону зала.

Сколько народу потом проиграли ему много денег, и применялся тот же прием, что применял Енот пока не отвалил отсюда всем задолжав из-за проигрышей Коряге, который его уже нагло – после разрыва Енота с Нероном, так как не доплатил ему зарплату за благоустройство очередного коровника гипсовыми – как в московском телецентре – потолками, решив уже, что он работодатель, а Нерон только рабочий.

Оказалось, да, но только не в этом случае понимания Нерона, у которого в сарае до этого жил пришелец из молдавских евреев Енот.

Из-за этого произошли изменения, так сказать, изменившие всю жизнь.

Бармен смог купить в Москве только двухкомнатную квартиру – на трешку денег, как раз в это время, когда надо делать первый взнос – не хватило.

Здесь можно было еще – когда деньги уже опять были – взять трешку, но он постеснялся брать на одного, хотя и это была уже лирика, но вот на некоторых, видимо, еще действовал официальный запрет, что можно прописать любого родственника, а потом выписать.

И вот эти недостающие третьи комнаты и здесь, и в Москве привели к печальным последствиям.

Человек – выходит – должен идти так на атаку, как, однако, на обман!

Например, есть затруднение, брать или не брать жигули Ниву, новую, когда появилась возможность, так как низкие Лады не очень нравятся, – и:

– Проверь – чего проще позвонить тому, кто продает подержанную, и прокатиться на ней.

Не-ет-т! Это обман! А надо жить честно, если – имеется в виду – деньги-то уже есть.

Поэтому так прямо и сообщается реципиенту:

– Вы продаете Ниву, можно я на ней прокачусь за сто рублей, чтобы знать, надо ли мне брать такую же новую?

И ответ:

– Нет, – ибо сто рублей – не деньги для такой канители ехать на другой конец Москвы, чтобы так развлекаться.

Результат, взял на риск Ниву, хотя продавец приехал на встречу на Девятке, как на машине гораздо более предпочтительной для Хомов Нормалис.

А она и – о, ужас! – не едет! По сравнению с обычной машиной ползет, как каракатица. Более того, долго разгоняется, и:

– Проседает зад, когда в нее садятся не три, а только два человека сзади.

Четверых едва везет, как трактор, который летать вообще и не собирается.

Герои древности, следовательно, должны были идти не на такой вот:

– Проверенный-непроверенный риск, а наоборот: надо было сразу обмануть продавца старой Нивы, что хочу ее купить, а потому и желаю проверить.

Ответ однозначный:

– Приезжай, прокатишься.

Выходит, обман так и так произойдет, и, след-но, лучше начать его первому.

Как и предупредил своих корабельщиков Одиссей многоумный:

– Никого не ешьте пока на этом только на вид необитаемом острове.

Почему, спрашивается, не всем это и понятно. Ибо и нужды не было их есть, если иметь в виду:

– Жить, как жили раньше, питаясь только коктейлями – хотя и обернутыми в махровое полотенце и со льдом, да консервированными креветками, – как делал тоже Хемингуэй благородный.

Тоже вступивший в бой с немецкими чудовищами на одном – он надеялся – ими обитаемом острове.

Там и там, у Одиссея и у Хемингуэя, бой, – но немцев же ж никто не сожрал, по крайней мере, пока они не зажарились в дыму пожарищ этого острова в океане.

– А надо было?

Судя по современным откликам, да, ибо говорят, на войне, а зажрался, как и его герой Роберт Джордан, хотя и в другой, горной местности.

Ко мне пришла такая малютка в стиле не нашей татаро-мордово-и всех остальных – без названия – симпатичностей, что, если я Пушкин, то это и была моя жена.

– Как ты узнал? – улыбнулась и заказала коктейль, за которой я не взял денег, но с ужасной, увы, мыслью:

– В следующий раз. – Так бывает, но зачем:

– Абсолютно непонятно!

Если только одно объяснение реально: ее армейский – на год – муж, потому и служит всего один год, что второй срок отбывает – как эманация – рядом с ней!

Поэтому:

– Не могу! – Ибо, можно, но не при нем же, на самом деле.

А надо, надо, Федя, – вот в чем дело, что даже обязательно, ибо всё равно пошла с Маркизой по гостиничным номерам. Хотя и у русских деньги были. Слишком много разных товаров привез мне ее муж – от кассет, часов, жвачек, двухкассетников до музыкального центра, чуть не десяток Монтан и Вранглеров, которые от бурной деятельности горели почти, как на пожаре:

– Часто приходилось стирать.