Читать книгу Кастинг. Инициация Персефоны - Владимир Буров - Страница 11

Но тут и возникает эта самая проблема, которую Номо Сапиенс не может осилить. Как-к?

Правда была так близко уже в Москве – Один, а теперь за этой, давно существовавшей правдой, надо:

– Возвращать-ся-я-я! – Опять туда, в Галилею, но только теперь уже через Петушки.

Ибо что, я не знал, ни говорили мне добрые люди, что:

– Ветра в поле вам хватит позарез в Волге заместо кондиционера. – Нэт, жарко – не мохгу. Душно.

– Воздуху, воздуху! – На те воздух, попался. Ибо нет сил преодолеть это время – девять часов, которые надо бродить по Кой Кого в ожидании первой вечерней туда электрички.

– В кино, может сходить? – Оно идет только полтора часа, и како здесь кино без вразумительного перевода, так только:

– Адын ужасно громкий звук.

И человек, как все сейчас:

– Не понимает смысла движения назад: в Галилею через Десятиградие, хотя ответ есть:

– Только здесь, в Петушках, стало ясно:

– Волга – нам не нужна вместе с ее кондиционером.

И более того, за девять часов до первой электрички, а потом еще и в ней, возможно, удалось бы понять, что:

– И вообще никакая тачка вам сейчас не нужна – вообще!

А то часто говорят, что евреи бродили сорок лет по пустыне, чтобы понять, а точнее, чтобы сдохнуть, а Другие уже сделают это черное дело:

– Опять ничему не поверят. – Ибо дело не в том, чтобы одни ехали из Москвы в Петушки, а другие обратно, а измениться должен Тот же Хомо Сапиенс, он должен стать Двойным, способным путешествовать не только Туда, но и:

– Обратно.

А так:

– Сколько ни думай в Москве: надо ли покупать Волгу в Кой Кого – бесполезно, также бесполезно, как просто так – чтобы только потянуть время – бродить по пустыне:

– Необходимо обязательно перейти это море обратного пути, чтобы понять:

– Жара не вечна, – ибо только в Петушках подует холодный ветерок, вестник существования правды. Осталось только самое трудное:

– Идти на эту, казалось бы, бессмысленную встречу в Галилею, ибо что это за встреча? А это та же самая встреча в Галилее Иисуса Христа с Апостолами, которая:

– Уже БЫЛА. – Это возврат в Прошлое.

Понять это можно только, поняв, что доказательство Веры и Воскресения находится не перед нами, а мы также и:

– У-ча-ст-ву-ем. – Поэтому и:

– Не надо никаких доказательств, – просто:

– В белом плаще с кровавым подбоем, – ибо вы на месте, так сказать, преступления своей собственной персоной.

Поэтому и открывается занавес сразу на первой странице, на Чистых Прудах с теплой апельсиновой газировкой, потому что расправляются складки прошлого, рассеивается пелена, скрывавшая Реальность.

Галилея, как Раньше, перед нами, ибо:

– Мы в ней. – Участники.

Поэтому требование: доказать, заведомо предполагает невозможное:

– Увидеть События Прошлого – Со Стороны. – А надо перейти на Вторую Скрижаль Завета, как перейти непроходимое море, по зову Моисея:

– Кто Господни! – Ко мне.

И именно так написана Бел и Персефона И. П.:

– Читатель может присутствовать при Воскресении, – даже если его там нет напрямую. Ибо:

– Напрямую Воскресение и нельзя увидеть, а только:

– Из событий будущего. – Которое и будет, как возвращение Апостолов в Галилею на Встречу с Иисусом Христом, возвращение в Прошлое, в Воскресение.

– Встречает, значит, Робинзон Крузо Пятницу, ну, и туды-сюды: живут вместе. Приходит корабль, и прежде чем пропустить их, так сказать:

– По трапу на борт, – помощник капитана спрашивает:

– Сколько вас?

– Двое.

– Точно?

– Да, точно, – встряет и Пятница.

– Нет, точно, или совсем точно? – пытается выяснить истину помощник. Может между вами было что-то?

– Да вы что?! – возмутился Робинзон я этим делом не занимаюсь.

– А она?

– Она?

– А вы думали – это мужик?

– Честное слово не знал.

– Вот так и вы, – закончил свою вступительную речь Михаил, – только приехали, а уже телку подходящую себе ищете, а у вас здесь живет, как поется в песне:

– Жена законная-я.

– Вы меня с кем-то спутали.

– Ну, ты Электрик? – спросил Штрассе.

– Не меньше, чем Эдиссон.

– Нет, вы точно Электрик? – спросил Майор.

Они трое с трудом вычислили, куда причалил прилетевший из Амэрикэн Электрик, инкогнито, и оказалось это Берендей, а уж:

– Мы, – сказал Майор, – везде тебя обыскались – и в Метрополе, дали на чай семьдесят пять долларов, и в Балчуге Кемпински сто, хотели еще где-нибудь дать, в Пекин уж намылись, но там сказали:

– Уже несколько десятилетий, как закрыто на ремонт, а работает только небольшой Зайчик.

– Зайчик? – переспросил Штрассе.

– Я сказал Зайчик? – запутался швейцар, ну и из-за своей же ошибки, что надо было просто сказать:

– Зальчик, – тут же почти раскололся, мол, были-с, но отчалили-с из-за недостаточной престижности в Берендея, который из-за своего Невообразимого Чацкого не стареет никогда, ибо и дураков, чтобы не понимать его рождается не меньше.

– Что значит: не меньше? – спросил сурово Германн Майор.

– Ну, в том смысле, что и умные-то тоже рождаются, куда им деваться, – ответил швейцар. И как говорится:

– Не из Масонской Ложи ли он был, как муж-дворецкий Графини, убиенной нечаянно вот таким Германном с немецкими корнями из Золотого Камня с Розой. – К счастию:

– Не Люксембург. – Откуда была та, лучше даже не говорить. – Хотя, скорее всего, позже, но придется. Ибо не было бы и Ле-штрассе, Три, если бы эта Роза Люксембург и ее подруга Клара Цеткин не прислали своих сатрапов строить мост чрез пролив Лаперуза на эту самую Ле-штрассе, 3.

Они выпили, посмотрели в зеркало на стене – как раньше в ресторане Прага – и Маша Маленький понял:

– Вот мы здесь пьем, кушаем котлеты по-Киевски, заказали под Мартельчик в коробке шашлык по-Карски, примерно с голову молодого барана, а бараны-то, оказывается мы! – неожиданно рявкнул Михаил. – Я вот чуть не на коленках перед тобой ползаю, ты:

– Не Рыжий!

Все в ужасе посмотрели на Электрика.

– Как мы могли забыть, что он не рыжий? – спросил с трудом шевеля языком один из них, так как от ужаса почти проглотил салфетку, которой хотел утереть быстро выступивший изо лба пот, но положил нечаянно в рот – не понимаю.

– Скажешь, и я отдам тебе свой Карский, – сказал Ле-штрассе.

– Я подарю тебе велосипед, на котором последний раз, когда ехал мне кричали:

– Крути педали, Майор, крути педали, пока не дали, – и между прочим, не один человек, а дуплетом. – Один хотел даже применить нетабельное оружие.

– Мне хватит своего.

– Хорошо, тогда скажи просто: по-честному:

– Ты кто? – спросил Германн.

– А вы? Я имею в виду, вы не вербовщики в путешествие за НеЗнаю? Может, кто-то из вас Джеймс Кук?

– Я приехал инкогнито, – наконец вынужден был сказать репатриант, – буду снимать фильм Олигарх.

– Снимать или сниматься? – сказал Миша, – только двое Ми Склифосовский и его брат Ан Молчановский, которые недавно получили одну на двоих, но на одну треть Свою:

– Кулинарную Сеть, – где уж не будет ни Зубриков, ни котлет де Воляй, ни раковых шеек, переложенных черно-красной икрой, жульен и то вряд там можно будет найти, чтобы был он специально для вас запечен в кокотнице. Как говорится:

– Быстро можно, – но только, как кошки:

– Сначала долго мяукать придется в очереди, как раньше в Ялте быстро пообедать: очередь 400 человек. – А почему? Потому что, если есть Кулинарная Сеть, то возникает закономерный риторический вопрос:

– Зачем еще одна, Другая? – знак вопроса сотрите.

Ибо в фундамент заложена идея:

– Будет хорошо, тока не надо конкуренции.

Нереально уже потому, что и в Макдональдсе ничего хорошего не было, 80 – когда еще это было! – рублей за какую-то пушистенькую котлетку из непонятно какого пюре. Сто пятьдесят граммов Одесской колбасы, как раньше на обед – намного лучше. Из какого смысла создается эта сеть – непонятно. Ибо можно, но только:

– Принудительно. – А как? Давать гостям Этой Сети бесплатные билеты на Вишневый Сад Чехова? Хрен редьки не слаще. Такие вишни уже ког-г-да-а! надоели. Возить даже не возами, а простыми лукошками не имеет смысла. Есть, да, но только:

– Одни воспоминания.

– Нет, нет, конечно не снимать, так как третий лишний, без меня снимут, кого надо, а:

– Сниматься.

– У кого?

– Так-к…

– Вот тебе и так-ак, ибо снимать сейчас некому – все ушли в Сеть.

– Говори правду!

– И будешь есть и пить, как все: шашлык по-Карски и вот это.

– Что это? Это Наполеон, я его не люблю.

Впрочем, ладно, я вас сам сниму, – сказал Миша Маленький. – Если согласитесь сыграть Нотхауса, но талантливого, как Варлам Шаламов писателя.

– Может лучше поэта? – сказал Электрик, и потянул к себе Карского.

– Вижу, вы согласны, – сказал Миша.

– Нет еще, – сказал Электрик-Олигарх, – но я на правильном пути.

– А что у вас камень с тремя надписями появился на распутье? – участливо спросил Штрассе.

– Они считают, что не пройдут фейс-контроль, или как это у них, Электриков, это называется: кастинг-г.

– И вот вы, – приезжий кивнул на последнее высказывание Германна, – совершенно правы. Посмотрите сначала мой Кастинг.

И вынул кирпич, как говорят некоторые писатели и не семь на девять, а буквально натюрлих огромную пачку фото в формате А4. Как фотограф-оператор и писатель-самиздатель в одном лице. Можно сказать: человек из будущего:

– Что хочу – то и делаю.

– Вот из ит? Кто это делал? – рявкнул Михаил.

– Итс ми, – как говорит Мэрилин Монро.

– Всё еще говорит? – спросил Германн удивленно, – а я думал она замуж вышла.

– У нас да, при муже болтать особенно не будешь, – поддержал товарища Ле-Штрассе.

– А что он сделает, если я скажу ему всю правду: да, было и более того: много, много раз. Оставит без наследства? У меня его и так нет. Впрочем, извольте, я скажу всю правду, – Электрик отодвинул съеденного Карского прямо перед нос Штрассе, – это Скриншоты.

– Вы сами снимали, но как?!

– Новая технология, придуманная Стивеном Спилб, но я ее украл, так как знаю сошлют меня на Поселение, точнее соглашусь сам добровольно, пока не послали принудительно, а там режиссеров нет, снимать некому, операторы тоже – не из того ведомства. А здесь всё сам. – И этот Электрик-Олигарх продемонстрировал своё умение для здесь в Грибе.

– Мил человек, – ляпнул он прошмыгнувшему было мимо официанту с большим пивным, как футбольная игра для детей среднего школьного возраста, подносом зеленого цвета:

– Огромного краба и бочонок пива с золотым краном, как было раньше у Чаушеску, три, нет, четыре кружки пива, ибо.

Ибо и я, наконец, вступаю в ряды мушкетеров, хотя и не знаю пока точного, кого:

– Его преосвященства или Его величества.

Официант остановил свой стремительный бег, как Луна, заинтересовавшись незнакомым Облаком, всё записал, но не сделал никакого резюме, кроме гримасничанья, что, мол, я думаю:

– Вам ясно и так, что это будет стоить-ь-ь.

Разумеется, не как для Чаушеску, но тоже:

– Не кончилось бы плохо.

И пока ребята еще не раскрыли рты, Эл предложил им это сделать, а именно:

Ребята, действительно, только что под стол не полезли:

– В розданных А4 снимках во всех цветах радуги пред ним был омарище и золотой бочок с надписью:

– Парт, Ато и Арам – мушкетерам Ди.

Ужаснулись, правда, не все, Германн поднял скатерть, высунул оттель взлохмаченную башку, и резюмировал:

– Ты это сделал заранее по сговору, возможно, не только с официантом, но и директором Гриба.

– Я приезжий, и никого здесь не знаю, – ответил, как пришлось его назвать – Американец.

Поверили и вылезли.

– Пока еще бочонок с золотым краном не принесли, можно я попробую? – попросил Штрассе.

– Что значит, попробую? – спросил Американец.

– Ну-у, тоже, так сказать, сделаю Скриншот своих мыслей.

– Не получится, и знаете почему?

– Надо сначала шарики вот здесь заменить, – Миша потрогал Кота за ухо.

– И ролики вот здесь, – сказал Германн, обняв Мишу, – дайте мне, я сыграю Лапшина или Лопахина в Вишневом саде, как эта ключница Аннушка приходит ко мне иногда на ночь, и не понимает, почему мы никогда не женимся:

– Ан и в девяносто девять лет ее не отпустит.

Не отпустит, несмотря на то, что она прикидывается готовой на всё Сетью Кулинарной. Примерно, как Лютик Обыкновенный, живущий на Рублевке – правда не один – но правда и то, что на участке в семь га, что Поз никогда его не запугает своими скриншотами, что здесь будут когда-нибудь расти только:

– Вишни. – Подделывает все фотографии, ибо ни к каким скриншотам, кроме американско-английских его голова не аппаратирует.

Несмотря на то, что сам немец, и живет в Германии. Ибо:

– Был бы француз – снимал бы картины Ван Гога, Пикассо и Тулуз Лотрека, когда они еще не были написаны – вот бы прославился, ибо так и назвал бы свою новую на 30 авторских листов книгу:

– Я там был еще до перестройки. – Или даже лучше:

– Я всё знал еще до поворота опять назад к 17-му году.

Длинно? Пожалуйста, коротко:

– Я Там Был. – Где?

Везде. Как говорится:

– И более того, вместе с Кантом. – Ванюшка У за Канта не пройдет, ибо совершенно не знает субъективного материализма.

– Я думаю, это не он, – сказал Германн, когда принесли омара и десяти-ведерную – думали будет пяти – бочку с натуральным золотым краном. Хотя проверить? Пилить? При всех неудобно.

– Не выпьем, – сказал Кот-Штрассе.

– Действительно, может поспорим? – сказал Германн.

– На что?

– Что я один ее выпью.

– Это невозможно проверить, – сказал Михаил, и знаешь почему?

– Остальным будет нечего делать, – сказал Олигарх. Как решили его звать, потому что, во-первых, стало ясно, что это не Электрик, так как Артист, ибо такие вещи может откалывать только Раскольников, или только в:

– Кино. – А еще точнее:

– Раскольников и откалывал свои номера В кино. – Почему?

– Просто потому, – ответил на этот замысловатый вопрос Ле-Штрассе, – Артист, которого вообще лучше звать:

– Мистер Голливуд, – а здесь только по командировкам, – разъяснил нам сейчас, как написал на воде вилами:

– Всё кино!

После завершения половины бочонка – наливали всем официантам, которых по сигналу Штрассе брал в свои руки такой смех, что метр не мог остановить, а чем больше старался – тем больше начинал сам смеяться. Хотя был натуральным гусаком, которому в кино если играть, то обязательно предводителя племени людоедов – ну. если это Робинзон Крузо, где они всегда существовали, а так вообще:

– Кто их видел? – Никто. Вот только эти официанты и официантки, если.