Читать книгу Кастинг. Инициация Персефоны - Владимир Буров - Страница 9

– В каком, простите, смысле? Он любил курить?

– Естественно, но, к сожалению, не Гаванские сигары, а тока:

– Тру-б-ку-ку.

– К счастью, я не курю, – облегченно вздохнул Верли-Ока, – пойду в Берендей, закажу себе шашлык по-Карски, но только чтобы было по-Итальянски: с апельзинами.

– Шеф-повар там не любит: с апельзинами?

– Да-нет, почему, ему нравится.

– В чем тогда твоя радость от такого обеда, если шеф-повар не будет злиться, и рубить своим огромным мачете, еще не остывшую от своего порыва к жизни, еще, практически, живую семгу, привезенную аэропланом на воздушной-реактивной подушке прямо из самой Японии?

– Апельсины будет готовить его молекулярная дочь. Чтобы выглядело, как я люблю: по-тайски – как слегка недожаренные тараканы дикого производства. Такие толстенненькие желтенько-оранжевенненькие червячки.

– Вкусно?

– Да, особенно, когда буду за ужином дома рассказывать жене про этот обед:

– Небыстрого питания.

– Она будет смеяться?

– Думаю, наоборот, будет плакать.

– Почему? Червячка жалко?

– Дак, естественно. – И Верлиока сам чуть не прослезился.

Однако, сказали, что:

– Приехал муж!

Сказать, что ли, с испугу:

– Какой?! Он же ж в этой Африке-Америке вступил в соревнование по добыче солнечной энергии с Их Адиссоно-Тесла и Ко на сверхтонком уровне десять в минус восьмой степени Ангстрем.

– Ну, значит, прибыл просто на побывку, – как выразился дворник-охранник-садовник, которым был сегодня Миша Маленький. – И добавил кстати:

– Лучше бы я жил, как раньше, в простой московской квартире с соседями, чем вот так пахать за троих ни-за-что.

– Вас не кормят на кухне? – вежливо осведомилась Аннушка.

– Я хочу со всеми.

– У нас так не бывает. Я вот хочу тоже: вместе с мужем обедать, а он где?

– Где?

– Дома.

– А! чуть не забыл, вы, мессир, живете теперь На Два Дома.

И Михаил понял, что просто опять забыл, так как такое невозможно долго помнить, чтобы не превратиться в Эйнштейна с Максом Планком в придачу:

– Буфетчица с теплой апельсиновой газировки – она же:

– Референтша Н, который сам оказался просто:

– Иво поваром, – а она второй частью самого НН, по сути дела, тоже:

– НН. – Но только в иво женской эманации.

Теперь-то, я надеюсь, всё понятно?

Это должно быть легко понимаемо, так как здесь народ на все праздники, кроме Нового Года – там – надолго ли уже? – можно теперь сказать, когда он сам попал в больницу за вольнодумство, как он сам, бывало, рассказывал на вступительном экзамене:

– Бегу, поднимаюсь по лестнице на пятый-восьмой этажи, вхожу: а часы-то как раз и бьют:

Две-надцать!

Тогда ему никто не сказать:

– С какой стати, мил человек, ты приперся в двенадцать, если общежитие ВГИКа в одиннадцать! Уже закрывается навсегда.

А тогда приняли, как милень-ко-го. Щас в больнице, ибо увидел время, но сказал вслух не то. Что именно? Вот прямо так и сказал:

– Не То – время-то. – И, так сказать, сердце не выдержало Этого Видения.

Вот вам и:

– Эль-Дар-р-р. – Зарычал, а внимания – даже Тогда – на это не обратили.

Фальш-старт, начинаем новый забехг, но с того же места, где застал нас второй выстрел иво стартового пистолета, а именно:

– Это было кино про Встречу, но – к счастию, уже-еще не на Эльбе, а ту, которая всё равно произошла, как давно ожидаемое Второе Пришествие. И, как написано:

– Чьи псевдонимы перечисляются? Ле? Клары Цет и Розы Люкс, и их любовников? Или переписать из Кино Место На Встречке изменить нельзя, как Выс перечисляет их Шару, перед тем, как заслать его в банду? Что, собственно, и имелось изначально в виду.

Кстати:

– Не надо путать дом в три-четыре этажа на Рижско-Рублевском шоссе у Моти и ее мужа – непростого электрика, уехавшего по нужде, на стажировку в Америку, и дом Аннушки – Грейс Келли, который находится, хотя и не в Монако пока что, но всё равно НеЗдесь, а в благословенном Замке в Италии, а еще точнее, он и есть сама Италия – шучу:

– Пока что тоже, не Италия, а только один из ее древних Замков, кладки самого Леонардо да Винчи и росписями на лестницах и спальнях Рафаэля. Купол, правда, говорят, выполнял какой-то приезжий по имени:

– Микеланджело Буонарроти. – Хотя некоторые говорят:

– Да какой он живописец, – снимал только – в данном случае имеется в виду:

– Писал, – только черно-белое кино, как Ромм.

Но и про импрессионистов говорят:

– Непонятно, на чем висят их картины – нет Земли, на которую они могли бы опереться:

– Одно только Впечатление на гвозде.

Но – как говорится:

– Всегда так и было, а мы просто этого не заметили раньше.

Ибо, ибо:

– Земля – преходяща, а ее искусство:

– Вечно.

Но оба дома имели сходство, как имеют его все бассейны, начиная с непростого полковника, если он заслужил свои простые:

– Три звезды, – из чистого, хотя и контрабандного золота, и простого почти генерала:

– В Олимпийском Стиле, Как У Всех – из золота – с добавлением серебра:

– Пока что, – если допустил где-то небольшую оплошность, и впредь, пока не исправит: добавлять иво неизменно, – но главное, длиной не менее пятидесяти метров.

А то рассказывают сказки:

– У него был туалет из золота, – как присказку из старой песни:

– Он воровал, – вы мне лучше покажите, у кого он не из золота:

– Это надо еще поискать-ь. – Так сказать:

– В сов-в-сем-м-м Других Местах. – Но не на этой планете, разумеется.

Примерно, как:

– Не любят собак? – Но не в нашем доме, разумеется.

– Опять отрыли Двойную Спираль, в ее новой эманации? – Только не в нашем институте, разумеется.

Ибо всё должно быть чинно, благородно, по-старому:

– Собаки бегают по улицам сами по себе, а открытия Двойных Спиралей – шут с ними – пусть делают, но. Но только не здесь, к счастию. Ибо это будет абсолютной неправдой:

– У нас-то тока Одна, как это и было еще при-до рождения Иисуса Христа, хотя, когда Он родился никто не знает, если Он Сам говорит:

– Я – был раньше.

И вот это:

– Я был раньше, – определило дальнейшую судьбу Лиоза.

Который повторял на каждом углу, при каждом удобном и неудобном случае:

– Это не Он говорит, а:

– Герой Романа. – Но в том-то и дело, что Автор не сможет не только свою половину сказать без Героя, но вообще:

– Ни-че-го.

Почему и распяли Иисуса Христа, что имели возможность распять Героя, но именно для того, чтобы убить:

– Автора.

И так как такой человек должен был умереть намного раньше, как было сказано На Ночном Балу у НН, то он и показал всем, что пьет:

– Это вино, – из черепа того умершего, кто умер даже раньше, чем Бедный Йорик. Намного раньше, что уж нет даже того дерева, которое его родило. Если считать в обратную сторону.

И, следовательно, нет никакого смысла, убивать по этому поводу кого-либо из простых смертных, несмотря на то, что они повторяют:

– Ту же фундаментальную злую ошибку – нарочно, чтобы заставить людей думать ПоСвоему, а не как это написано в Евангелиях.

Поэтому.

– Поэтому должен быть найден доброволец – можно и так сказать – который, как артист, готовый ради истины умереть на сцене:

– Вместо этого реального круглоголового, с небольшими волосами – проффессорэ.

– Какой смысл убивать другого, даже если он доброволец? – спросил Миша на этом заседании в персиковой теплице.

Кстати, вот то общее, что было между двумя домами Моти с Электриком и Аннушки в Молчановским – это персиковые теплицы – там и:

– Там, – также гора, на которой стояли их дома, и речка внизу, как репродукция в подлиннике с картины Малевича:

– Агата Кристи и ее любимый двухэтажный дом с рекой внизу и персиковой теплицей наверху. – Дома, правда немного повысили в этажах, из неудержимой власти денег, очень жаждущих даже на природе:

– Иметь их четыре. – И с ванной в мечте, как у Успен:

– Именно на четвертом этаже.

– Важна эманация, а не то основание, которого, впрочем, и нет.

Вот так получается, что гибель на Сцене всерьез – реальней гибели на улице просто так:

– Попал под лошадь, – или, как в данном случае:

– Под трамвай.

А не наоборот:

– И на Сцене, как на лошади. – Или под – ней.

– Сцена хуже лошади, – записал Германн, так как в последнее время не совсем надеялся на свою память. Ибо два раза просыпался, и оба раза в двух разных местах, то в:

– Крае, – то в:

– Америке, где примерялся к личности Электрика, в том смысле:

– Не заменить ли его на:

– Другого.

Медиум:

На красной дорожке

– Кулинарная Сеть и ее Молчанов-с-ка-й-й-й!

Медиум:

Вопрос к господину Ми Склифосовскому:

– Вы что-нибудь делаете?

– Да, собираюсь сымать боевик: Спасение Америки – 2, в виде:

– Штурма пляжа Омаха, – как говорится: ишшо раз! Чтобы побольше самолетов было, танков, да и самого народу русского.

– Ну и, значится, чапайте, и не без художника или писателя – не возвращайтесь, – сказал Ди, стоя на лестнице в ночной, в папуасах, халате. В ночном – точнее, потому что ночная сорочка – это не всегда ее халат. Так сказать:

– Забылся, и не надел.

А с другой стороны, Все Свои, не на парад, чай, собрался.

Они тормознули прямо у выходной дубовой двери:

– Под железо, – приличную тачку, похожую на простой мерседес. Машину Ди дать им забыл, чтобы были:

– Как все, что значит, как сказал Пушкин:

– Очень немногие, – будто бы совсем не имеют своих лошадей, даже небольших, хотя бы на сто пятьдесят голов.

Иначе никого Нотхауса – не найти, заблудитесь в толпе Не Тех Лудэй.

У богатого дома кто не остановится? Наоборот, остановится всякий, ибо:

– А вдруг подадут. – Так могли подумать многие, только не этот парень. Думал:

– Может Электрик решил сбросить часть своих акций, по которым предполагалось:

– Тут же, – догнать – нет, не Америку пока что, а точнее, уже, а Польшу, но и это, может быть:

– Тоже пока – не то, что запретили, а просто:

– Решили пока обождать-ь. – Ибо, как было сказано:

– Зачем нам яблоки, если своего картофелю завались, и даже больше, чем нефти и газа вместе взятых. Вот, намедни, открыли, что есть жизнь на Альфе Центавра, так и ее завалим картофелем.

Но быстро понял, что это не сам Электрик уже руку тянет за подаянием, а тока его хгости, скорее всего, из дальних деревень, где иво ишшо нэт. Электричества, самой собой.

Хотел остановиться в своем намерении остановится, а:

– Они уже сели. – И более того затараторили, как на лавочке у себя на – может быть даже:

– На Ближнем Востоке, – где можно плавать и одновременно читать газету на спине. И вопрос, конечно, не в том, что можно хграбить лапами на спине, а:

– Умеют ли они чит-ать? – Имеется в виду по-русски, потому что всё остальное, это только так:

– Адис-Абеба – обедай только на Брайтоне – там дешевле, а ведь тоже самое, что и в едальне Черного Билла. Или даже еще кошернее.

– И точно, – толкнул Миша Германна, – это Березов.

– Он умер – не болтай лишнего.

– Значит нет. Еще. А с другой стороны: так как он умер, может его и используем? Хотя нет, он был: и не писатель, и не художник, а так только:

– Жил за городом, куда его отправили за то, что руки не были в мозолях, как у всех.

– Вы хотите меня грабануть, что ли? – наконец прервал затянувшее молчание Б.

– Разрешите и нам тоже спросить, – сказал Миша, – вы только на время сюда, или так и не умирали никогда?

– У вас шутки потенциальных разбойников, – ответил бизнесмен.

– Мы можем принять замену, – хриплым голосом сказал Германн, если она есть у вас на примете.

– Щас подумаю. Я так понял, что вам надо обязательно кого-нибудь грохнуть, а пока так и не знаете: кого?

– Зря вы умерли, честное слово, – сказал Миша, – такой человек, всё на лету схватывает.

– Вы уверены в том, что в чем я сам, впрочем, тоже уверен, но не до конца.

– Не будем спорить, но вы, как человек:

– Уже поживший, – должны знать хоть какого-нибудь писателя, которого можно принести в жертву, так сказать:

– Правдивой истории.

– Нотхауса?

– Да, это, пожалуй, лучше всего, хотя и так:

– Кто ж его искать будет?

– Вы думаете, некому? Уверены, что писателей больше давно нет.

– Разве это не так? – Миша.

Германн:

– Как говорили раньше: был бы писатель, а читатель на него всегда найдется.

– И вы правы, – сказал Б., ибо, если их нет сейчас, то они всегда есть у меня в:

– Прош-ло-м-м-м! – Как говорится: дорога Туда покойникам-то ведь не заказана:

– Как сказал Данте, пригласив Вергилия на ужин в пятизвездочный отель. – А вы думали, Там ничего нет, даже пятизвездочных отелей?

– Вы намекаете, – сказал Миша Маленький – хотя этой ночью у него был странный сон, что эти десять-двенадцать жизненно необходимых ему для поддержания родословной СМ – появились, точнее:

– Появлялись, – но потом кто-то опять их спер, как отрезал.

– Вы намекаете, – в тот же раз опять начал он, – что можете подсунуть нам уже готового покойника?

– Так не пойдет, – сказал Германн, – это все равно, что поймать дохлую рыбу в магазине, а третьей жене доказывать, что:

– А когда-то и она была живая, – скорее всего.

– Так не бывает, – резюмировал Миша, и хлопнул водилу по плечу:

– Ищи, ищи, Боря, пока еще не поздно.

– Вы меня не запугаете, черти полосатые, – сказал Боря. – Поздно.

– Как скажешь! – рявкнул сзади Германн, и накинул ему, как это часто бывает, на шею удавку.

– Ну ты, умелец! – поддержал напарника Миша, – откуда что берется.

– Я всегда говорил, и говорить буду: я нигде ничего не беру, и тем более, не краду, ибо всё это:

– Уже есть у меня, – Германн постучал себя по груди майорским кулачищем, которым когда-то вправлял мозхги Колывану, который забыл не вовремя:

– Как его звать? – имеется в виду самого себя. Но потом вспомнил, ляпнул:

– Колыванов я, – ну и на те по рылу-то – бац на колени – но не нокаут, а только так это:

– Нокдаун пока что.

– За что?

– За непонимание того исторического события, что мы можем наказать не только всех и каждого, но и эти пресловутые:

– Си-лы При-ро-ды!

Как говорится:

– Будут артачиться – повернем вспять.